Джон Р.Р.Толкиен. Биография

Но вскоре Льюис отказался и от этой гипотезы и пошёл совершенно иным путём. Утверждать, будто Толкиену действительно удалось обратить Льюиса в христианство, мы не вправе; однако своими описаниями собственных религиозных воззрений и убедительным разъяснением тонкостей и нюансов вероучения он, безусловно, оказал на Льюиса огромное влияние. За первые пять лет общения с Толкиеном, с 1926-го по 1931-й год, Льюис радикально переменил свои убеждения и пришёл к выводу, что Бог всё же существует. Впрочем, его видение Бога было ещё весьма далёким от библейского. Скорее, это был Бог восточных религий, пантеистическое божество, дарующее вдохновение и наделяющее жизнью всю Природу.

Среди множества напряжённых и плодотворных споров, которые вели друг с другом Толкиен и Льюис, один выделяется особо. Этот разговор стал для Льюиса поворотной точкой: с него начался его долгий обратный путь от агностицизма к вере.

Дело было субботним вечером, 19 сентября 1931 года. Льюис пригласил Толкиена и его друга Хьюго Дайсона (также христианина) к себе на обед в Модлин-Колледж. Дайсон был наслышан о диспутах между двумя друзьями и жаждал присоединиться к ним. После обеда все трое пошли прогуляться, и разговор, естественным образом, зашёл о христианстве. Льюис укрепился в своём пантеистическом видении Бога, что мешало ему обратиться к ортодоксальному христианству, стержень которого составляет вера в Христа и твёрдое убеждение в том, что Иисус был послан умереть на кресте во спасение наших душ. Для Льюиса же всё это оставалось мифом. Он, как и Толкиен, изучал древнюю мифологию, предания о героях и языческие идеалы нравственного спасения. История Христа представлялась ему всего лишь одной из таких легенд, просто одним из мифов, с точки зрения современного человека ничуть не более правильным или осмысленным, чем любой другой ему подобный. А всякий миф, по его убеждению, есть не более чем ложь.

Толкиен внимательно выслушал друга и, когда Льюис добрался до этого вывода, вскинул руки, словно желая сказать: «Но как же в таком случае ты можешь полагать, будто история Христа — это всего лишь древняя легенда?». А затем Толкиен выдвинул аргумент, который коренным образом изменил всю жизнь его друга.

Мифы, — объявил он, — это не ложь. Всякий миф вырастает из зерна истины и несёт в себе особое, неповторимое культурное значение. В основе христианства лежит то, что Льюис называет «мифом о Христе». Что ж, хорошо, — продолжал Толкиен, — называйте это мифом, если вам угодно, но имейте в виду, что миф этот сложился на основе реальных событий и был вдохновлён глубочайшей истиной. В конечном счёте, все мифы правдивы, — заключил он, — а тот «миф», что составляет ядро христианской веры, в довершение ещё и указывает человеку путь к духовному бытию, к сокровенной духовной истине.

Обращение последовало не сразу, но очевидно, что эта беседа заставила Льюиса подойти к проблеме веры по-новому. Некоторые христианские догматы Льюис так и не принял; похоже, интеллект по-прежнему преграждал ему путь к безоглядной вере. Одному из своих друзей он написал однажды: «Не понимаю, как это меня — меня! — угораздило поверить в эту небылицу?» [87]. Однако же, всего через две недели после этого разговора с Толкиеном и Дайсоном Льюис сообщил в письме своему другу Артуру Гривсу, что отказался от своих давних убеждений в пользу христианской веры и отныне считает себя христианином.

Этот знаменательный разговор не только показывает, до какой Льюис зависел от Толкиена в своих философских воззрениях, но и наглядно иллюстрирует типичный для обоих писателей способ рассуждения и помогает понять, как эти раздумья отражались в их произведениях. Мысль о том, что ядро христианства составляет «правдивый миф», в дальнейшем питала вдохновение Льюиса на протяжении всей его литературной карьеры. Именно на этом принципе основаны и его знаменитые «Хроники Нарнии» (которые Толкиен, кстати сказать, терпеть не мог), и его научно-фантастическая трилогия — «За пределы безмолвной планеты» (1938), «Переландра» (1943) и «Мерзейшая мощь» (1945). Связав Христа с давно привычными ему размышлениями о значении мифа, Льюис сперва интеллектуализировал веру, а уж затем позволил ей претвориться в инстинктивное чувство.

И всё же этот сентябрьский разговор 1931 года, придавший дружбе между Толкиеном и Льюисом новую глубину, стал, по иронии судьбы, и первым шагом к их будущему взаимному отчуждению. Толкиен искренне надеялся, что Льюис обратится в католичество, и лелеял эту надежду по меньшей мере ещё два года спустя, когда записал в дневнике, что дружба с Льюисом не только дарила ему «неизменное удовольствие и отдохновение, но и принесла большую пользу от общения с человеком честным, отважным, умным (учёным, поэтом и философом) и наконец-то, после долгого паломничества, возлюбившим Господа нашего» [88].

Однако Толкиен серьёзно просчитался. Вместо того, чтобы войти в лоно католической церкви, Льюис предпочёл вернуться к своим истокам — к одной из форм ирландского протестантизма, который Толкиену, разумеется, был противен до глубины души. И когда человек, которому Толкиен помог обрести Бога, неблагодарно примкнул к «врагам» и, более того, стал пылким апологетом протестантизма, основания их дружбы пошатнулись.

Льюис. со своей стороны, недолюбливал католиков и католичество. И он сам, и его брат Уорни Льюис, презрительно называли ирландских католиков «трясинниками». Когда же Толкиен упоминал о своих религиозных воззрениях или заводил речь о католических обрядах, Льюис с трудом скрывал отвращение.

Но, пожалуй, Толкиен не переживал бы «отступничество» Льюиса так остро, не будь они оба писателями. Обретя Бога, обретя Христа и приняв христианскую веру, Льюис немедленно вошёл в роль проповедника, благодаря которой и прославился далеко за пределами Оксфорда. Свой первый трактат — «Кружной путь, или Возвращение паломника: аллегорическая апология христианства, разума и романтизма» (1933) — Льюис опубликовал с неприличной, на взгляд Толкиена, поспешностью. «Письма Баламута», сочинённые в 1940 — 1941 гг. (главным образом, во время дежурств в рядах противовоздушной обороны), он печатал в христианском журнале, а в 1942 году издал в одной книге, сразу же завоевавшей международную известность. Эти книги Толкиену не нравились, и он полагал — возможно, не без оснований, — что Льюис не дал своим мыслям созреть и ему не достало терпения чётко определиться в своих религиозных воззрениях.

На протяжении 40 — 50-х годов Льюис опубликовал целый ряд произведений, закрепивших за ним славу писателя. Книги эти разнообразны по жанровому характеру, но каждая из них являет собой попытку изложить свои религиозные убеждения в аллегорической форме. Таков и роман «За пределы безмолвной планеты», и «Хроники Нарнии», начавшиеся со сказочной повести «Лев, колдунья и платяной шкаф».

«Письма Баламута» Льюис посвятил Толкиену. Когда книга вышла в свет, он вручил другу экземпляр с надписью: «В знак уплаты великого долга». Однако Толкиену, как уже было сказано, книга не понравилась: он счёл её довольно банальной и, вдобавок, составленной на скорую руку. Впрочем, истинная причина его недовольства носила более личный характер. Во многих отношениях Толкиен был почти что фанатичным католиком. Он верил в дьявола; демоны для него были реальностью; и шутить на такие серьёзные темы, с его точки зрения, было бы весьма легкомысленно.

Но самую резкую критику у Толкиена вызвало самое знаменитое и популярное из произведений Льюиса — «Хроники Нарнии». Первые наброски к этому циклу Льюис начал читать на собраниях «Инклингов» весной 1949 года. «Инклинги» тогда всё ещё были под впечатлением от «Властелина колец» и помнили, что на путешествие от Хоббитона до врат Мордора у них ушло лет десять. Льюис же начал разрабатывать собственную мифологию с ошеломляющей быстротой и выносить её на суд друзей целыми главами, на которые ему подчас хватало всего нескольких дней. Такая торопливость не могла не раздражать Толкиена; но важнее то, что ему решительно не нравился сам сюжет, в котором он находил массу несообразностей и внутренних противоречий. Предъявляя к себе самому высокие требования, Толкиен ожидал такой же порядочности и от своих друзей.