Мой тесть Леонид Брежнев

В силу своих должностных обязанностей я курировал Москву и область. С легкой руки Б. Н. Ельцина сейчас все ругают Виктора Васильевича Гришина за то, что он якобы запустил в Москве все дела и работал из рук вон плохо. Не знаю, как в других отраслях, но я лично никогда бы не упрекнул Гришина за то, что Москва давала слишком большой рост преступности. Да, начальником управления торговли столицы был такой человек, как Трегубов. Но мне думается, а не слишком ли много мы шумим вокруг его преступлений, не раздуваем ли их? Все началось со статьи в «Огоньке», где журналист Дмитрий Лиханов опубликовал большую, полную сенсаций статью о «мафии» в Москве, которая, как спрут, опутала все слои государственного аппарата. Если бы спустя год тот же Лиханов в том же «Огоньке» не написал о Чурбанове, то я бы, наверное, в чем-то еще мог ему поверить. А так трудно. Лиханов опубликовал тогда о Чурбанове целую серию материалов. На что рассчитывал «Огонек», какими материалами располагал Лиханов, сказать не могу, но цель была достигнута — они взбудоражили общественное мнение. И вот я думаю: а не раздули ли мы «дело Трегубова»?..

Очень часто помогал нам КГБ, и я считаю, что между КГБ и МВД должно быть полное взаимодействие, честное и открытое. А награды уже потом можно будет разделить — кому больше, кому меньше. Если вся служба органов КГБ и МВД направлена на безопасность народа, то эту цель можно, по-моему, только приветствовать. Кстати, Щелоков никогда не представлял сотрудников МВД к боевым орденам и медалям без согласования с отделом адм. органов ЦК. Таких прав у него не было. И награждались у нас не только генералы, а прежде всего — милиционеры, сержанты и офицеры. Да и генерал, ведь это тот же вчерашний солдат, который прошел в МВД по всем должностным ступенькам. Правильно говорил известный писатель — генералами не рождаются.

Многие читатели помнят, наверное, нашумевшую статью в «Огоньке» о том, как на станции метро «Ждановская» в Москве пьяные милиционеры зверски убили одного из пассажиров, майора КГБ. Этот трагический случай действительно имел место. Преступники были найдены, мы ничего не скрывали, вопреки утверждениям того же «Огонька», информация тут же пошла в ЦК КПСС. Как только руководство министерства узнало, что эти милиционеры буквально зверски добивали майора КГБ, было принято решение передать следствие органам КГБ с соответствующим контролем со стороны Прокуратуры СССР. Повторяю, мы и не думали защищать «честь мундира».

К сожалению, такие случаи происходили в милиции время от времени. Как-то раз в одной из командировок я поздно ночью зашел в районный отдел милиции. Картина была такая: половина сотрудников, находящихся на дежурстве, что называется «лыко не вязали». Пришлось срочно наводить порядок. Пьянство и тогда процветало среди рядового состава милиционеров, не повальное, конечно, но все-таки — многочисленное. По всем этим инцидентам принимались самые строгие меры — вплоть до увольнения из органов и возбуждения уголовных дел. Пьяный милиционер — это ходячий преступник, вооруженный преступник; конечно, кадры рядового состава у нас оставляли желать лучшего, особенно среди милицейской молодежи; не все «посланцы» трудовых коллективов, приходившие на работу в органы по комсомольским путевкам, шли сюда именно работать. За громкой фразой, за иронично-добрым напутствием этих же самых коллективов скрывалось то, что все знали и так: «сплавляя» людей в милицию, трудовые коллективы, по существу, освобождались от разгильдяев, прогульщиков и пьяниц. Если внимательно посмотреть и проанализировать состав московской милиции, то ведь она (если опять же говорить о ее низовом аппарате) почти целиком и полностью состояла из «лимиты», как говорили в народе. Накануне демобилизации в части Московского военного округа выезжали наши кадровики — вербовщики и за какие-то «коврижки» — прописка, квартира — вербовали в Московскую краснознаменную милицию. Чаще всего у людей, которых они брали на работу, не было за душой по отношению к Москве и москвичам ничего святого. Они устраивались, прописывались, приобретали жилье, а после этого всеми правдами и неправдами старались сделать какой-нибудь некрасивый поступок, чтобы «вылететь» из органов. Дискредитировали себя, но и, конечно, в первую очередь — дискредитировали милицию. Конечно, мы набирали «лимиту» и «посланцев трудовых коллективов» не от хорошей жизни, другими словами — не хватало денег, в этом плане у нас не было как воздух необходимых нам государственных решений. Но самое главное, мы как огня чурались опыта западных стран, не изучали его, исходя из того, что «даже в области балета мы впереди планеты всей». Ох, как подводило нас это самомнение! Понять бы раньше, что нам не грех бы поучиться даже у своих идейных противников…

Члены коллегии не раз говорили Щелокову, что нам пора освобождаться от каких-то стереотипов, думать о будущем. Да он и без нас все понимал. Но ведь в Политбюро были такие люди, как Суслов, и он, наверное, просто не хотел рисковать.

Находясь уже здесь, в колонии, я дал интервью единственному журналу — «Театральная жизнь», его быстро перепечатали десятки разных изданий, известных мне и не известных, в том числе и новый, весьма солидный журнал «Родина». Здесь с комментарием к моему интервью выступил журналист Ю. Феофанов.

Личность этого человека, в свое время со страниц «Известий» громившего Даниэля и Синявского, хорошо известна, но меня волнует, конечно, другое. Феофанов обрушился на меня за то, что я не докладывал Брежневу о состоянии мест заключения. А почему, собственно, я должен был что-то докладывать Брежневу, когда у меня есть непосредственный начальник — министр! И при чем тут Брежнев? Если уж на то пошло, то мы, скажем, делали все для укрепления режима содержания в колониях и хорошо его укрепили, по себе теперь сужу… И на бытовое содержание заключенных обращалось самое пристальное внимание. А вот как научить администрацию колонии уважительному отношению к человеку — независимо от того, в какой «робе» он находится, стриженый он или нет, какой режим, строгий или обычный, определил ему суд? Нельзя, по-моему, унижать человеческое достоинство. Заключенный — это заключенный. Каким бы подонком он ни был, с каким бы ни пришел составом преступления сюда, в колонию, — этот человек лишь временно изолирован от общества, он еще вернется в жизнь, и с этим — нужно считаться. Многие высокие начальники, приезжавшие сюда, в колонию, не находили для себя зазорным подглядывать в щелочку, как зэк Чурбанов «клепает» креманку. Ну куда это годится? Разве так можно себя вести?

К сожалению, есть еще одна тема, которую нельзя обойти стороной. Все знают, что в 70-е годы МВД иногда прибегало к услугам «стукачей» и «доносчиков». Они назывались «добровольные помощники милиции». Большой была ли эта «армия», я не знаю, она ведь подсчету не подлежит, но то, что оперативные службы милиции такими услугами пользовались, это так. Да и глупо было бы не пользоваться. А сколько здесь, в колонии, этих самых «добровольцев-народовольцев»! Не знаешь, с какой стороны тебя сегодня или завтра «с потрохами» заложат и выдадут! Вот они, «добровольцы»! А там у них были свои «добровольцы». Такие же, как они сейчас. Я думаю, что реальная помощь от этой братии делится так: из тысячи — единицы, а из сотни тысяч — десятки. Льгот у этих «добровольцев» не было никаких, но в бюджете органов существовала (не знаю, как сейчас) специальная статья расходов на всю эту кампанию — чтобы приплачивать. Статья большая, но в полном объеме мы никогда ее не расходовали, потому что если уж платить, то за дело, а среди этих «добровольцев» всегда было полным-полно всякой шантрапы.

При Щелокове в аппарате МВД «стукачества» почти никогда не было, а вот когда пришел Федорчук, то появилось. Откуда он принес с собой этот рассадник, где, на какой работе он его приобрел — сказать трудно. Но, наверное, не в КГБ. Когда он пришел к нам (до назначения министром внутренних дел Федорчук полгода возглавлял КГБ СССР), в аппарате МВД все между собой перессорились и смотрели друг на друга уже с плохо скрываемым недоверием. Готовились заказные анонимки! То есть были люди, которые по указке нового министра писали анонимки на не угодных ему лиц. А кто были эти люди? Трезво мыслящие офицеры и генералы, которые имели собственную точку зрения и умели отстаивать свои позиции. С ними Федорчук и расправился. Потом, когда уже Федорчука сменил на этом посту Александр Владимирович Власов, тоже, кстати, проработавший в МВД недолго, на одном из партийных активов об этом и было сказано. Ну уж куда лучше-то? Борясь с «коррупцией» Щелокова в МВД, Федорчук, недолго думая, разогнал наши лучшие кадры; начальники горрайорганов в возрасте 40–45 лет чуть ли не в 24 часа изгонялись со службы, и рука Федорчука, подписывавшего им «приговоры» в виде должностных приказов, при этом не дрожала. Уже здесь, в колонии, я читал статью бывшего работника управления кадров МВД СССР генерала Голустяна — интересный и образованный человек, кстати говоря, Гдлян тоже замышлял что-то против него, но слава богу, ничего не получилось. Так вот, Голустян пишет, что Власов вернул на работу в МВД более двух тысяч старших офицеров! А ведь среди тех, с кем расправлялся Федорчук, были и такие люди, которые не выдерживали, получали инфаркты, кончали жизнь самоубийством, не в силах пережить позор и «опалу».