"Чатос" идут в атаку

Пришлось пассажирам прийти на помощь незадачливому пилоту. Жестами, постукиванием по компасу с трудом объяснили они, что ему следует вести машину на юго-восток. «Выйдем к побережью Средиземного моря, там разберемся», — рассудили добровольцы. В знак согласия француз кивнул и кулаком стукнул себя по макушке. Дескать, как это я сам не догадался.

Вскоре показался раскинувшийся на лесистых склонах гор небольшой городок. Взявший на себя обязанности штурмана Виктор Кустов, сверившись с картой, спросил француза: «Жерона?» Пилот радостно закивал головой. Добровольцы облегченно вздохнули: самолет летел над республиканской территорией. Выйдя к побережью, «фарман» взял курс на Барселону…

Добровольцев разместили в девятиэтажной гостинице «Диагональ».

Быстро закончив все формальности, они вышли на одну из красивейших магистралей Барселоны — проспект Рамбле. На площади Каталонии черноголовые мальчишки кормили голубей. В лучах солнца сверкали серебристые струи фонтанов. Вдоль пешеходной дорожки стояли продавцы птиц с клетками в руках. В крохотных ларьках улыбались цветочницы. В толпе на проспекте было такое смешение военных мундиров, что непосвященному не стоило и пытаться разобраться. Летчики осмотрели памятник Христофору Колумбу, зашли в порт. Постояли у пустующих причалов, любуясь прозрачной голубизной моря. Потом на фуникулере поднялись в парк, разбитый у вершины горы Тибидабо, откуда открывалась величественная панорама Барселоны.

Солнце садилось за горы, когда добровольцы вернулись в гостиницу. В холле их встретил Кутюрье. Иван Девотченко сразу набросился на него:

— Послушай, ты хоть и Кутюрье, но мы где-то встречались. Не помнишь?

— Как не помнить! — улыбнулся Кутюрье. — Когда я кончал академию, приезжал к вам в часть на стажировку.

— Правильно. Ты все от левого крена не мог избавиться.

— Но выправил все-таки! — смеясь, напомнил Кутюрье.

С Кутюрье, восемь месяцев провоевавшим в республиканской авиации, им было о чем поговорить. В полночь, когда летчики, по выражению Никиты Сюсюкалова, вытрясли из Кутюрье всю душу, Девотченко, достав из чемодана французские газеты, спросил:

— Ты знаешь этих ребят — Карло Кастехона и Родриго Матеу?

— Как же мне Михаила и Анатолия не знать! Последние две недели на Алькале каждую ночь встречались.

— Постой, постой, — перебил его Иван. — Ты не понял меня. Я тебя о тех спрашиваю, которые сбили ночью «юнкерсов».

Кутюрье загадочно улыбнулся. — Михаил Якушин — это и есть Карло Кастехон, аАнатолий Серов — Родриго Матеу. Наши они, советские летчики.

— Вот это новость! Мы им газеты французские везли, где о них написано, а теперь, значит, эти газеты ни к чему. Ведь по-французски они вроде меня…

— Ничего, газеты при встрече все-таки отдай. Кто-нибудь переведет. Ребятам будет приятно. А что фамилии у них испанские — так что ж тут удивительного? Всем нам пришлось здесь на время забыть свои имена.

— Мы в Тулузе сидели, когда стали каждую ночь валить бомберов, — не мог успокоиться Девотченко. — Я и говорю Евгению: «Пойдем пешком через горы в Испанию. А то пока мы тут прохлаждаемся, эти Кастехоны всех фашистов посбивают».

Пришлось Кутюрье рассказывать об эскадрилье «чатос» и ее летчиках. В особенности подробно о Кастехоне Матеу, в эти дни ставших самыми популярными пилотами республики. Рассказал он и о том, что рабочие Мадрида вручили эскадрилье красное знамя с вышитыми на нем золотом словами благодарности.

Слушая Кутюрье, Евгений Степанов не предполагал, что в скором времени военная судьба приведет его в прославленную эскадрилью.

Наутро — вновь дорога.

По приморскому шоссе с бешеной скоростью мчатся автомобили. Машину, в которой едут Кутюрье, Степанов, Сюсюкалов и Котыхов, ведет подвижный, общительный шофер-испанец. Словно не замечая головокружительных поворотов, он непрерывно разговаривает с сидящим рядом Кутюрье, то и дело с улыбкой оборачивается к остальным пассажирам, успевает закурить сигарету и энергичным жестом руки приветствовать водителей машин, стремительно летящих навстречу…

Когда на поворотах лимузин заносило, летчикам становилось не по себе. Единственным, кто чувствовал себя непринужденно, был Кутюрье, уже привыкший к этой истинно испанской манере езды.

Петляя, дорога подходила почти к самому берегу Средиземного моря. Мелькали разбросанные на холмах виноградники, апельсиновые рощи. Вперемежку с кукурузными полями тянулись ровные ряды серебристых оливковых деревьев. Чем дальше к югу, тем роскошнее становилась растительность. Не останавливаясь, машины промчались через Валенсию.

— Скоро Эльче! — сказал Кутюрье. — А там уж и до Лос-Алькасареса недалеко. — И, указывая на разбросанные в шахматное порядке финиковые пальмы, добавил: — Между прочим, это единственные в Европе финиковые заросли, так что можете полюбоваться.

В Лос-Алькасаресе полностью собравшуюся группу Ивана Девотченко приняли специально для этого прилетевшие Птухин и Агальцов. Светловолосый подтянутый генерал, носивший испанское имя Хозе, меньше всего был похож на уроженца Пиренейского полуострова. Пожалуй, худощавый, подвижный коронель Мартин больше походил на испанца.

Здесь же летчики, к своей радости, встретили многих пассажиров «Кооперации»: Ивана Гусева, Виктора Годунова, Платона Смолякова, Евгения Соборного, Ивана Панфилова, Андрея Микуловича. Они познакомились еще по пути во Францию, но после Гавра те словно в воду канули.

После того как добровольцы представились командованию, завязался разговор.

Комиссар рассказал о положении на фронтах, о только что закончившемся Брунетском сражении. Потом заговорил об испанцах.

— Это трудолюбивый и храбрый народ, — говорил Агальцов. — Они добры, знают цену мужеству, презирают трусов. У них есть чему поучиться. — С большой похвалой отозвался он об испанских летчиках: — В бою они надежные товарищи. Иногда не хватает выдержки, но это простительно: большинство их — молодые пилоты. Дерутся с противником отчаянно. Вам следует ознакомиться с географией страны, — продолжал комиссар, — с особенностями полетов в каждом районе. Нам приходится здесь маневрировать. Сегодня ваша эскадрилья может находиться под Теруэлем, а завтра обстановка заставит перебросить ее под Сарагосу или Уэску.

Птухин рассказал летчикам о самолетах противника, о появлении на Центральном фронте нового истребителя «Мессершмитт-109». Не умолчал о трудностях, о потерях.

— Здесь вы встретите сильного и коварного врага, — говорил он. — Рассчитывать на легкие победы не следует. Тот, кто с пренебрежением будет относиться к противнику, много не налетает. Готовьтесь к тому, что в день придется совершать по шесть — восемь, а иногда и больше вылетов. Нагрузка на каждого из вас ляжет колоссальная. Главное — не забывайте, чему вас учили на Родине. Жизнь показала, что наши, советские летчики ни в чем не уступают разрекламированным фашистским асам — закончил беседу Птухин.

Началось распределение вновь прибывших по эскадрильям.

Надо сказать, что к этому времени в руководстве советскими летчиками-добровольцами произошли изменения. Евгений Саввич Птухин стал главным советником командующего авиацией республики; вместо него командиром истребительной авиагруппы был назначен Циан Еременко. Эскадрилью И-15, которой до этого командовал Еременко, стал водить в бой Анатолий Серов.

В эскадрилью Серова и получили назначение Евгений Степанов, Никита Сюсюкалов, Семен Евтихов, Михаил Котыхов и присоединившиеся к ним в Лос-Алькасаресе Григорий Попов, Виктор Кустов и Алексей Горохов. Их путь лежал на Арагонский фронт, на аэродром Бахаралос, куда перебазировалась эскадрилья из-под Мадрида после завершения Брунетской операции.

Старшим группы Птухин назначил Степанова.

— До аэродрома довезет и отправит вас на Бахаралос наша переводчица Соня [23]. Прилетишь, Серову ореликов представишь — на этом твое старшинство и кончится. Желаю удачных полетов — прощаясь, сказал Птухин.