И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)

Следует отметить, что именно Люда приобщила меня к прослушиванию конферанса Дмитрия Нагиева на радио "Модерн", и именно у неё я впервые смог оценить звук японской радиотехники, о которой только слыхал, что она супер-пупер. Магнитофон с FM-радиошкалой "Sharp" - давний заморский подарок её папы: его качественный стереозвук был для меня открытием. И как потряс меня! (А ведь уже до этого я был активным слушателем песен с FM-приёмника, маленького такого, карманно-переносного "Панасоника", через маленькие наушники-капельки.)

Весной 1996 года я развёлся с Людой. Забрав у неё из квартиры "на память" ненужную её семье полутораспальную кровать, так ничего и не успев купить во время супружества что-либо в её дом, как, впрочем, и в свой (ведь наши квартиры были обставлены).

Эпидерсия

Как-то в середине 90-ых я вечером возвращался с занятий в университете домой на трамвае. Трамвай ехал по Садовой улице и подъезжал к Невскому. В вагоне пассажиров было мало. И тут я замечаю, что какой-то мужик, нестарый, улыбается мне какой-то виноватой улыбкой, подмигивая глазом, и кивает головой в бок, показывая кивком в сторону. А ведь с этой стороны от трамвая за домами находится Катькин сад - место сборища голубых, то есть педерастов. На остановке пидор выходит из трамвая и, смотря с улицы в его окно, продолжает улыбаться и подмигивать до тех пор, пока двери не закрылись, и трамвай не поехал дальше...

* * * (Звёздочки ╧38)

По плану, утверждённому много лет назад, наш дом на Сапёрном переулке постройки 1912 года должен был пойти в 1995 году на капитальный ремонт (откуда-то отец прознал эту закрытую информацию). Вот он и наступил, этот 95-ый год. А может быть, это я про 94-ый год. А денег у государства для производства запланированного капремонта не оказалось - время было такое, безденежное. И наш дом не расселяли. Поставили строительные леса и обновили-покрасили наружные стены. Да лестницу привели в порядок: побелили-покрасили стены. И всё. Сделали, что называется, косметический ремонт. Вместо капитального. А перекрытия между этажами нашего дома состоят из железных балок с уложенными на них досками. В 1912 году уже не клали деревянных балок как в доходных домах второй половины XIX века, и которые сплошь были уже капитально отремонтированы ещё в советское время, то есть в которых деревянные балки были заменены на железные.

* * * (Звёздочки ╧39)

Наступил 1997 год. Поскольку мои мать и сестра были читающие, то "Легенды Невского проспекта" Михаила Веллера не прошли мимо меня стороной. Спасибо надо сказать Полининой подруге и бывшей её однокласснице Свете (кстати, Улиной крёстной), которая постоянно давала почитать много книг Полине. Веллер меня, вполне естественно, заинтересовал, и я прочёл ещё один сборник его рассказов под названием "Хочу в Париж" (по названию одного из рассказов, вошедших в сборник). К чему я упоминаю Веллера? А к тому, что за всё десятилетие, то есть за девяностые, я не прочту больше ни одной художественной книжки. Или "Легенды..." нельзя отнести к художественной литературе? Потому что там описываются имевшие место быть истории. Жанр баек. А "Хочу в Париж", что это? В любом случае, слог хорош... (более поздняя приписка автора: Нет, это всё же художественная литература. Сам-то я какие книги пишу!)

Весна 1997 года. Умирает бабушка Лиза. В её платяном "ждановском" шкафу, разбирая вещи, мы находим кучу старых, то есть советских, денег. Теперь они просто бумажки. Наверное, бабушка Лиза откладывала эти деньги себе на похороны.

После бабушкиной смерти освободилась её комната. Мебель из её комнаты распределяется по другим комнатам нашей квартиры. Жить в этой комнате некому, и я использую эту 16,5-метровую пустую комнату в качестве курилки, то есть курительной комнаты, поставив там старый телевизор, кресло, стол и несколько пепельниц. Как курилкой этой комнатой пользуюсь только я (мать курит либо на кухне, либо у себя в спальне, а Полина тогда ещё дома не курила, так как курила очень мало).

Теперь, когда бабушка Лиза умерла, встал вопрос о размене нашей пятикомнатной квартиры на Сапёрном. Напомню, что нас прописано пятеро в квартире: мои родители, сестра Полина, племянница Ульяна и я. Причём мой отец в последнее время в квартире не проживает. Нам всем ясно, что в результате будущего размена отец должен, наконец-то, обзавестись собственной жилплощадью, и я с Полиной должны разъехаться, а моя мама должна будет съехать жить либо со мной, либо с Полиной. С кем именно из нас - пока не загадывали. Ведь, живя отдельно или только с матерью, Полине с Улей легче будет найти мужчину-кормильца, то есть мужа для Полины, соответственно, и мне, живущему отдельно или только с матерью, легче будет решиться на новую женитьбу, да и для потенциальных своих невест я буду более привлекательным.

В 1997 году за нашу пятикомнатную 137-метровую квартиру на Сапёрном однажды предложили две отличные двухкомнатные квартиры. Здесь следует сказать о ситуации на рынке жилой недвижимости в Санкт-Петербурге в это время. Строили нового жилья тогда недостаточно. Со времён развала СССР мало строили. А люди потихоньку стали обзаводиться деньжатами. И им, естественно, хотелось жить лучше, то есть в том числе и в лучших условиях (по сравнению с прежними временами). Так что спрос на жильё в это время значительно превышал предложение. В том числе и на старые квартиры в центре города. Можно даже сказать не "в том числе", а "особенно" в центре в старых квартирах. Квартиры в центре брали все подряд, лишь бы в центре, и даже не очень важно, был или не был капитальный ремонт в доме. Лишь бы в центре. А если квартира к тому же большая по площади, то вообще замечательно.

Так вот, нам предложили две отличные двушки за нашу квартиру. Но отец, живший в это время у какой-то женщины, не дал согласия на этот вариант размена. Уточню, что, конечно же, когда я пишу размен, то эта операция проводится как купля-продажа жилплощади. То есть квартиры, участвующие в размене - приватизированы и имеют рыночную цену. Таким образом, люди, хозяева этих двушек, зная им цену, соглашались отдать их нам в обмен на нашу квартиру, то есть они так хотели жить в нашей квартире, настолько она им понравилась и устраивала их. А мы бы могли оставить одну хорошую двушку для матери, Полины и Ули, а другую хорошую двушку тут же (одновременно, то есть не заселяясь) разменять на две однокомнатные квартиры в хрущёвских домах: одну для отца, а другую для меня. Таким образом, отказываясь от этого варианта обмена, отец отказывался от перспективы получить однокомнатную квартиру-хрущёвку. Он считал, что следует подождать ещё какое-то время, и тогда за нашу квартиру будут давать ещё больше, типа, это закон рынка недвижимости. Напомню, что в этот момент на дворе стоял декабрь 1997 года.

Поскольку осенью этого года я месяца два сидел без работы, то сестре приходилось туго: слишком большая нагрузка на её маленькую зарплату, то есть слишком много едаков. А почему я так долго не устраивался - а потому, что по окончании предыдущей неквалифицированной работы я пытался найти работу по юридическому профилю, ведь я учился на тот момент уже всё-таки на пятом курсе. Но прошли те времена, когда брали на работу юристом студентов-недоучек, и мне пришлось опять устроиться на неквалифицированную работу. Какую, не хочу упоминать не только потому, что мне трудно вспомнить, а и потому, что это не имеет значения, ведь разнорабочий или подсобный рабочий - это не профессия.

Хорошо хоть, что у меня в это время была женщина. Подробностей про неё опять не пишу, потому что моя Книга не ПРО ЭТО, и не типа "Окон" или "Спид-инфо", как я уже писал. Так вот, когда я "зависал" у этой женщины, она хоть кормила меня, и это хорошо. Но дома всё-таки я кормился чаще. И следует признаться, что питался я в это время как-то безвитаминно, и по этой причине (как я понял позже) у меня загнили дёсны...