И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)

Уже упомянутую книгу "Вокруг игральных карт" я купил случайно в магазине "Книги социалистических стран" на Невском на стипендию от Макаровки. Покупая её, я и не думал, что когда-нибудь смогу её прочесть. Мне просто понравились иллюстрации в ней. Начав учиться в "Холодильнике" и изучать в нём немецкий язык, я потихоньку взялся за перевод этой чудо-книги. Поскольку в девяностых к нам в страну хлынули невиданным прежде потоком зарубежные товары, то не удивительно, что я как заядлый картёжник, принялся скупать увиденные мной в продаже карты, ведь поскольку я играл в них довольно часто, то новая купленная колода быстро устаревала, так как я находил в продаже ещё какую-нибудь новую колоду карт, и мне хотелось поиграть очередной новинкой.

Я уже писал, что в этот период я не имел собственного кошелька и отдавал почти всю зарплату матери. Именно почти. За вычетом денег на пиво (пил я немного), сигареты и на очередную новинку-игральные карты.

А играл я по возвращении из армии с моряком (он им стал) Сергеем Петровым между его многомесячными рейсами, то есть где-то несколько раз в год после каждого его рейса и иногда ещё несколько раз, если его сидение на берегу между рейсами затягивалось. Ко мне поиграть он приходил редко, в основном, я к нему. Играли мы моими картами, то есть я их приносил с собой, и обязательно на материи, чтобы карты было удобнее брать со стола руками, то есть я кроме карт брал с собой кусок обивочной (для обивки мебели) зелёной с рисунком ткани, который я носил в сложенном виде в зелёной же папке (карты также клал в папку). Если мы играли чаще, чем я приобретал очередную новую колоду карт (и тогда мы "обновляли" её), то я старался приносить на очередную игру с ним другие карты, а не те же, которыми мы играли в прошлый раз. Но были среди моих игральных карт и особо приятные для игры, и мы играли такими картами чаще, чем другими. Приятные для игры карты - это означает, что их не просто приятно держать в руках и лицезреть изображения на них, а ещё вот что: отдельные карты отличаются свойством лёгкости их запоминания, что важно при игре в Rommé (Rummy) (именно в эту игру я играл со школьных лет, и когда я в этой книге писал и буду писать дальше, что я играл в карты, то мной подразумевается именно Rommé). Например, как легко запомнить валета, его масть, если он, к примеру, одет в ярко-оранжевый жилет - значит: он пиковый, или же Александр Сергеевич Пушкин - не просто валет, а именно, опять-таки, пиковый, ведь это же легко запомнить, что Пушкин - пиковый валет; или так же легко запомнить масть дамы со снопом (пучком колосьев), дамы с летающей стрекозой возле её уха, или короля с зонтиком, или валета с пивной кружкой. За такие удачные, то есть удобные карты мне не жалко было отдавать и по десять, и по больше долларов (нет, я конечно, платил в магазинах рублями, но в эквиваленте в долларах это были и такие дорогие колоды карт. Дорогие в сравнении с родными отечественными картами или с китайскими).

Играли мы с Сергеем Петровым обычно либо до последних поездов метро (то есть чтобы мне успеть на последний поезд), либо всю ночь напролёт, предварительно затариваясь морем пива и чем-нибудь к нему.

После окончания Макаровки Сергей Петров довольно быстро приобрёл сначала однокомнатную квартиру в Купчино, а приблизительно году в 2000-ом переехал в двухкомнатную недалеко от Московского парка Победы. Жена Сергея Петрова Татьяна (женился он по окончании Макаровки в середине 90-ых) дружелюбно относилась к нашим с Сергеем посиделках за карточным столом. За игрой в карты мы сидели не в тишине, а преимущественно под музыку преимущественно "Åквариума", и непринуждённо болтали, - игра Rommé такая, что позволяет не уходить в игру совсем, а ещё и болтать. В разговорах с Сергеем под игру с пивом мы затрагивали различные темы, то есть говорили обо всём, в том числе Сергей рассказывал о своих успехах в карьере, я же пока учился, то есть до сих пор всё учился и учился, и мне о себе особо рассказывать было нечего. Но это нисколько не смущало нас обоих: нас захватывала игра и совместное потребление пива. Нам с Сергеем было приятно общество друг друга, таким образом, мы были приятелями. Но не друзьями. Мы оба осознавали это "но", и оно нас тоже не смущало.

Кроме достижений в решении квартирного вопроса, скажу о Сергее Петрове, что он рано "встал на колёса", то есть обзавёлся автомобилем. Сначала это была подержанная иномарка, потом появится новая "девятка", потом машин станет две - вторая для жены Тани, по-моему, тоже "девятка", но это, по-моему, будет уже в 2000-ых годах.

Таким образом, между мной, "вечным студентом", и Сергеем Петровым, успешным моряком, была очень большая разница в социальном статусе, но она не мешала нам общаться.

С годами Сергей Петров физически окреп, посещая, наверное, фитнесс-залы, "качаясь" и потребляя препараты для накачивания своего бывшего прежде щуплым тела. Но, всё равно, внешний вид моряка Петрова по-прежнему оставался несуразным.

Намного реже, чем с Петровым, я играл в карты с Сергеем Лабрадоровым, моим одноклассником по 479-ой школе. Я с ним в школе не дружил. Научил я его играть в Rommé, когда мы уже окончили школу. До армии он работал в кинотеатре "Титан" на Невском - крутил кино, то есть киномехаником. Пока шёл кинофильм, мы с ним играли в карты наверху позади зрительного зала в аппаратной, откуда показывают фильмы, а если быть совсем точным, то в соседней с аппаратной комнате, в которой стоял диван, кресло и журнальный столик.

Когда я пришёл с армии, Сергей Лабрадоров уже не работал в "Титане", а учился в институте киноинженеров (как-то так назывался его институт). Теперь я стал приходить к нему домой, чтобы поиграть в карты. У Сергея есть брат Виктор Лабрадоров, на пару лет младше Сергея, так я и его приобщил к игре в Rommé. Братья Лабрадоровы жили вместе с воспитавшей их бабушкой в трёхкомнатной коммуналке и занимали две комнаты, из которых одна была Сергея как старшего брата. Сергей и Виктор Лабрадоровы не были мне друзьями. Мы, как и с Петровым, были приятелями, то есть нам приятно было посидеть вместе за игрой в карты. Оба брата не курили, да и пива потребляли в незначительном количестве, так что с ними я чаще распивал чаи.

* * * (Звёздочки ╧37)

Ульяна, или Уля, росла. С самого раннего её возраста Полина и моя мама доверяли мне с ней гулять. В большой коляске мы с ней гуляли по Таврическому саду, расположенному относительно недалеко от нашего дома на Сапёрном. Когда Уля подросла и стала ездить сидя в складной коляске, я с ней гулял не только в Таврике, но и в Летнем саду, расположенном также недалеко, только в другую сторону от дома. Мне нравилось гулять с Улей, и было не скучно с ней. Она родилась красивой девочкой, вся в родителей и бабушку Элю, то есть мою маму, и своей красотой привлекала внимание многих взрослых: они улыбались-умилялись её ангельской красотой, выделяя её из множества гуляющих в саду детей, то есть она была привлекательной. Блондинкой. Гулял я с Улей-красатулей по выходным, отдыхая от собачей работы. Да, да, все работы, на которых я работал, по-другому назвать нельзя.

В выходные дни, то есть когда я не учился и не работал, я читал Ульяне детские книжки, а где-то в её возрасте трёх с половиной лет я начал учить её буквам, то есть читать-писать. Я учил Улю в форме игры, так что ей было не скучно учиться, и она сама меня постоянно просила позаниматься- поиграть-порисовать с ней. Ей нравилось наблюдать как я что-нибудь рисую. Мной была заведена толстая тетрадь, в которой я на каждом развороте страниц рисовал фломастером одну печатную букву в двух начертаниях: прописную и строчную, и предметы на эту букву. К каждому предмету мной подписывалось его название печатными буквами. Тетрадь заполнялась мной не по алфавиту, а по частотности употребления той или иной буквы в словах. Конечно же, первыми буквами, которым я обучил свою племянницу Ульяну, были буквы "А" и "М", складывающиеся в слово "мама". На букву "М" я нарисовал женскую фигуру в белом халате, в очках и со шприцом в руках - для Ули сразу из рисунка было ясно, что это изображена её мама. Другие предметы я также старался рисовать не вообще, а конкретно, то есть когда я рисовал, например, шапку, то я рисовал именно её шапку, или, если шкаф - то мой шкаф. Поскольку у меня в комнате на стенах было много плакатов и фотографий БГ, то она знала, кто такой Борис Гребенщиков, и поэтому на страницу с буквой "Б" мной была вклеена его фотография и сделана подпись "Боря". А на букву "Р" была нарисована рубашка, из рукава которой торчала рука, а в руке зажатая в кулаке рыба, причём рыба была как будто вытащена из реки-река голубой лентой вьётся на этой картине. Особого труда потребовалось мне для заполнения разворота тетради с буквой "Е". Я старательно перерисовывал енота с полосатым пушистым хвостом из детского иллюстрированного атласа, но одного его по сравнению с другими страницами тетради, где на каждую букву было нарисовано по несколько предметов, - было мало. Тогда я открыл упомянутую книгу-каталóг "Вокруг игральных карт" на странице, где были представлены карты, на рисунках которых были представители различных групп населения средневекового немецкого общества, и на одной карте был нарисован человек в высокой остроконечной шапке с крестом спереди неё (это митра) и с длинным посохом с завитком на верхнем конце, одним словом-это епископ. Мне пришлось сначала объяснить Уле, что люди в таких шапках и с такими посохами очень добрые, и их называют епископами. Это слово "епископ" Уля легко запомнила. Но два рисунка на букву "Е" - это всё равно мало. Поэтому, когда попалась шоколадка, на обёртке которой была изображена царица-императрица Екатерина Вторая, то её портрет был вырезан и вклеен в тетрадь на букву "Е" самой Улей.