Реплика в зал. Записки действующего лица

Потому, думаю, что он и по жизни был независимым, отважным и упрямым. Родился в 1921 году - этот призывной год практически весь был выбит на войне. Яша Киржнер прошел Великую Отечественную от звонка до звонка, причем не в генералах, а в гвардии старших сержантах, да к тому же в разведке. Дважды был тяжело ранен. Едва подлеченный, возвращался на передовую. Повезло, остался живым, хоть и без одного глаза, и с самыми солдатскими наградами на груди - медалью "За отвагу", орденами "Красной Звезды" и "Отечественной войны".

После демобилизации экстерном закончил юридический факультет Ленинградского университета. И в согласии со своей жизненной цепкостью снова стал студентом, на этот раз режиссерского факультета театрального института имени Луначарского в Москве. В 1952 году получил диплом с отличием.

До Омска он побывал главным режиссером в драматических театрах Пскова и Рязани.

Войсковой разведчик, он принял к постановке "Ясную Поляну" и опять отправился в разведку. На этот раз в театральную.

С осени 72-го Яков появляться в Москве перестал. Он приступил к репетициям "Ясной". Одновременно в Омске объявили, что театр скупает старинные вещи - для спектакля о Толстом. По мосту через Иртыш потянулись старушки - с кружевными накидками, рамочками, молочниками, наборами открыток, кто-то нес большой семейным самовар, а еще кто-то - настоящий граммофон с широким раструбом. Самоваром и граммофоном потом можно было любоваться из зала. Они ничем не отличались от тех, что были в Ясной Поляне.

Премьеру назначили на весну.

"Щеголев, ваш выход!"

Премьера "Ясной Поляны" состоялась 2 мая 1973 года. Мы с Аленой прилетели в Омск накануне. Устроились в гостинице, появился Киржнер и повел нас к себе.

Он жил один. Одна из двух небольших комнат напоминала нутро некоего гигантского лампового приемника, а может быть, капитанскую рубку "Наутилуса": до потолка - приборы, а на потолке еще и поблескивает что-то овальное в дырочках. Это все была звукозаписывающая и звуковоспроизводящая аппаратура, произведенная не только в разных странах, но и собранная вручную лучшими отечественными левшами.

Комментируя, Яков сыпал цифрами, которые, если бы мы в них хоть что-то понимали, неопровержимо доказывали, что здесь все уникально.

Он включил музыку, сначала тихо, потом прибавил. Завибрировал пол, и слегка заложило уши.

Яша был явно доволен, он немного напоминал тореадора, только что уложившего быка. Прибавил еще.

- А соседи?! - проорал я, помахав руками возле ушей.

- Соседи хорошие!.. Три слоя изоляции!.. - проорал в ответ Яша.

- Утром жду в театре, - сказал он, когда мы прощались у гостиницы. - Дорогу сами найдете? Завтра прогон первого акта.

Назавтра перед театром увидели - и сердце екнуло - большой, выше человеческого роста рекламный щит с видимой издалека надписью: "Премьера. Д.Орлов. "Ясная Поляна". 2-3-10-18-22 мая".

Тихо вошли в тускло освещенный зрительный зал, Яша помахал рукой из-за режиссерского столика в центральном проходе.

О чем мечтается перед прогоном, за которым близка премьера, - и осветителю, и каждому актеру, и режиссеру, и, конечно, автору? Чтобы все получилось как надо! Чтобы все испробованное, много раз повторенное, соединилось в целое, в единое, ладно сплавленное действо, чтобы усилия и умения каждого в отдельности, сложившись и перемножившись, стали общим детищем - спектаклем.

Зеркало сцены было затянуто белой кисеей, а внутри сцена была ярко освещена. Там, как бы за дымкой, придуманной художником В. Клотцем, хлопотали чуть затуманенные монтировщики и реквизиторы, размещали приметы яснополянской усадьбы, - и все это на фоне задника, уходящего под колосники, с изображенными на нем устремленными к небу березовыми стволами.

А дальше случилось то, от чего вдруг предательски защипало в глазах: из правой кулисы вышел Лев Толстой и, легко опираясь на палку, проследовал в кулису левую. В блузе, выставив бороду, на упругих ногах в мягких сапожках. Он был похож не только потому, что был абсолютно таким же, как на тысячах изображений, а и по предполагаемой его манере двигаться, распределяться в пространстве, даже по той ауре, которая явно над ним витала.

После прогона, когда артисты разгримировались и переоделись, Киржнер всех позвал в зал - знакомиться с автором. Я стоял у рампы, лицом к актерам, расположившимся в зрительских креслах, говорил, а сам искал глазами того, кто только что был Толстым. И не находил! Не узнавал! Потом с удивлением вглядывался в его лицо, когда он подошел и его представили - ничего толстовского в лице не было абсолютно. Чудеса, да и только! Грим, конечно, но и поразительный дар перевоплощения, абсолютной органики в образе и в предлагаемых обстоятельствах предопределили эту творческую работу актера Щеголева.

Александр Иванович Щеголев был крепок физически и свежо, по-молодецки реактивен в движениях. Схватил однажды меня в охапку от избытка чувств и подкинул. Ему было под шестьдесят, а во мне, между прочим, было под восемьдесят кг. В те дни наших общений он, как говорится, буквально излучал энергию и светился восторгом - ему невероятно нравилось делать эту роль. Признался: играю старика, а переживаю вторую молодость. И с юношеским нетерпением ждал премьеру.

Роль Толстого - особ статья, но и до нее, и после он тоже был велик. Недаром ему первому среди всех сибирских актеров присвоили высшее в стране звание - народного артиста СССР.

А начинал он у А.Таирова, играл в легендарной таировской "Оптимистической трагедии", в "Египетских ночах", в "Цезаре и Клеопатре". Во время войны были фронтовые бригады, после войны - разные города и театры, которых так оказалось много, что все и не перечислишь. Но некоторые роли не назвать нельзя. По ним ясно, что Щеголев всегда ходил в "первачах", неизменно премьерствовал. Тут и Д,Артаньян, и Сергей Луконин в "Парне из нашего города", и Радищев в пьесе про Радищева, и Вершинин в "Трех сестрах", и Сирано де Бержерак. А в 1952 году он даже получил Сталинскую премии за исполнение роли Якова Каширина в спектакле Саратовского тюза "Алеша Пешков". Ну а в Омске он потрясал всех своим Силой Грозновым в "Правда хорошо, а счастье лучше", Сатиным в "На дне", Талановым в "Нашествии", Егоровым в "Пожаре" по Распутину.

Едва нас познакомили, Александр Иванович потащил домой: "Пойдем-пойдем, Надя на стол что-нибудь метнет, музей покажу!" Жена его - Надежда Надеждина репетировала Софью Андреевну. Так все вместе мы и проследовали через центр города, где по дороге каждый второй с ними здоровался.

В квартире один угол в гостиной хозяин отвел под полки с материалами о Толстом, другой был посвящен генералу Карбышеву. Омичи считают героического генерала своим - он из этих мест. Киржнер вместе с журналистом Мозгуновым написал пьесу "Так начинается легенда" - с Карбышевым в центре, а главную роль сыграл Щеголев. Об этом и напоминал домашний музей. Теперь появилась новая экспозиция.

Премьера

Местное радио, телевидение, газеты основательно подогрели интерес к нашей премьере. "Омская правда" поместила большую статью Якова Киржнера. Он подробно объяснял, "в чем принципиальное значение постановки пьесы "Ясная Поляна" на сцене Омского драматического театра", а в конце посчитал необходимым сообщить: "Мы ждем на премьеру автора, и это еще больше усиливает наше волнение..."

Автор не заставил себя долго ждать.

...Подошли с Аленой к театру часа за полтора до начала. Задержались у входа, постояли под весенним предзакатным солнышком. Толпа вокруг была изрядная - и продолжала прибывать. А в переполненном зале в первых рядах несколько человек оказались с медалями лауреатов Ленинской премии на груди. Омск есть Омск - город с большой наукой и передовым производством: тут могли быть и ученые, и конструкторы, и шефы чего-нибудь засекреченного. Народ, словом, был в городе непростой, культуре не чуждый. Вот и пришли посмотреть на нашего Льва Толстого.