В воздухе - испытатели

"Теперь нужен точный расчет на посадку. Подтянуть не смогу - нечем дать газ", - подумал с тревогой Воробьев. И опять все той же правой рукой он дотянулся влево, к тумблеру на панели управления, и выпустил посадочные щитки.

Расчет на посадку точен: линия планирования самолета направлена в точку выравнивания.

Все меньше и меньше высота полета, все ближе и ближе до точки выравнивания.

Вот уже Воробьев вместе с Михайловым начали выравнивать машину над землей. Собравшись с силами, закусив от боли губу, Воробьев ударил правой рукой по секторам газа и вдвоем с Михайловым они стали "добирать" на себя штурвал.

Все получилось хорошо: машина мягко приземлилась. Однако ее скорость еще большая - 170 километров в час. Воробьев нажал пальцем на гашетку тормозов. После торможения (секторы газа нужно держать в убранном положении левой рукой) "взвыли" моторы и быстро понесли машину вперед.

Михайлов крепко держал добранный штурвал, а Воробьев потянулся правой рукой вперед влево на панель и выключил зажигание аварийной кнопкой.

Наш аэродром маленький по размерам. Вокруг лес и пески. И хотя Воробьев изо всех сил давил на тормозную гашетку, Пе-2 все же выкатился за границу аэродрома. Колеса зарылись в песок и Пе-2 медленно, словно нехотя, стал "на нос".

Михайлов попытался сорвать фонарь кабины, но его крепко заклинило.

В это время подбежали техники. Они быстро сняли фонарь и бережно вынесли Воробьева из кабины, положили на траву.

Я стою и смотрю на бледное лицо Николая. И даже не бледное оно, а белое... Глаза ищут кого-то. Вот они увидели замполита Кантора.

- Товарищ подполковник... Боевое задание выполнено... - часто дыша, доложил Воробьев.

- Молодец, Николай Петрович... Герой ты сегодня!

- Не двигай головой. Лежи спокойно, - советует Николаю Леонид Харин.

- Дайте ребята... закурить... - произносит тихо Воробьев и теряет сознание.

Врач полка Осипова быстро приводит его в чувство. Николай снова обводит нас взглядом и спрашивает:

- Все экипажи вернулись с задания?

- Все вернулись, - отвечаем мы ему тихо в один голос.

- Хорошо...

...Здесь, прямо у самолета, врачи сняли с Воробьева залитые кровью реглан, свитер и брюки.

Я подошел к Воробьеву ближе. Он посмотрел мне в глаза и со стоном сказал:

- Ничего, тезка... Еще повоюем...

- Повоюем, Коля!

...Воробьева увозят в санчасть, делают ему первичную обработку ран. А утром 18 октября санитарный По-2 доставил его в госпиталь 1-й Воздушной армии. И там хирург Владимир Иванович Иванов сделал сложнейшую операцию: в плечевую кость Воробьева вставил десять сантиметров телячьей кости. Да, телячьей, и она прижилась! Началось лечение, лечение и лечение. И до бесконечности тренировки! А в марте...

В марте 1945 года кавалер ордена Красного Знамени гвардии лейтенант Воробьев прибывает на аэродром Инстенбург, в родной 135-й гвардейский Таганрогский трижды орденоносный полк.

И летчик снова отлично выполняет боевые задания, участвуя в разгроме фашистов в Кенигсберге и на побережье Балтики...

Москвич-метростроевец, учлет аэроклуба Осоавиахима, летчик-инструктор и летчик-фронтовик Николай Петрович Воробьев ныне работает в одном из московских гаражей. Трудовой, боевой и снова его трудовой путь в жизни... И мы, однополчане, ему говорим: "Так держать, Николай".

Летчики-испытатели послевоенных лет, если кто из них не воевал или же мало воевал на фронтах войны, учились мужеству у летчиков-фронтовиков. Тогда еще не было мемуарной литературы, мало было написано об авиаторах книг, и фронтовые, поучительные истории передавались из уст в уста.

В частности, продолжая разговор о том, может ли раненый летчик привести на свой аэродром машину и посадить ее, я рассказал своим друзьям-испытателям и о более тяжелом случае в воздухе. Рассказал о Герое Советского Союза гвардии старшем лейтенанте Пыркове Юрии Ивановиче, который воевал в братском 134-м полку нашей дивизии.

Часто я вспоминал его - высокого ростом, веселого, светловолосого саратовского парня. Иногда, долго разглядывая его фронтовую фотографию, спрашивал себя: "Откуда?.. Откуда бралось у наших, таких молодых ребят столько мужества и героизма?.."

Юрий Иванович Пырков совершил 137 боевых вылетов. Ни атаки вражеских истребителей, ни разрывы зенитных снарядов не могли свернуть с боевого курса самолет Пе-2, которым управлял отважный летчик.

24 апреля 1945 года в боевом вылете на бомбометание по вражескому форту, расположенному на косе Фриш Неринг, Юрий Пырков вел звено в эскадрилье майора Боброва.

Штурманом у Пыркова был штурман звена Леонид Малыгин, а стрелком-радистом - Андрей Насекин.

В этом вылете и совершил свой подвиг Юрий.

На подходе к цели большим осколком крупнокалиберного зенитного снаряда Юрию Пыркову перебило ногу. По сути дела ее оторвало выше колена!

- Юра, ты ранен?.. Юра!.. - крикнул Малыгин, когда увидел хлынувшую из бедра Пыркова в кабину кровь.

- Андрей! - обратился он к стрелку-радисту Насекину.  - Передай ведомым и Боброву, что наш командир тяжело ранен! Пусть заместитель ведет пару к цели!

- Леня... Спокойно... Поправь на моей левой ноге ремень... - прошептал Пырков, беспокоясь за управление самолетом.

Насекин передал Боброву о случившемся. Вперед вместе с эскадрильей ушли ведомые звена.

Малыгин бросил в районе цели бомбы и, перетянув ремнем штурманской сумки бедро Пыркова, остановил кровяной фонтан. Затем, сбросив с себя парашют (читатель, вдумайтесь в это!), он пробрался узким проходом вперед, к левой педали, и плотно застегнул ремень на ноге летчика.

- Как себя чувствуешь, Юра? - повернул он голову к бледному от потери крови и от боли Пыркову.

- Плохо... Горит нога... Голова кружится, вижу плохо...

- Все уладится, Юра!

- Помогай мне... Подсказывай... Я посажу...

- Разворачивай машину вправо. Сядем на аэродроме штурмовиков в Хайлегенбайле... Разворачивайся, родной, разворачивайся... Еще, еще... Пробивай облака, они тонкие.

- Леня, говори мне... Говори, что делать...

После выхода из облаков от большой потери крови и сильной боли Пырков потерял сознание. Малыгин тут же начал массажировать его лицо, трясти за плечи:

- Юра! Юра!..

Поправляя штурвал, чтобы машина не кренилась и не теряла скорость, Малыгин расстегнул куртку Пыркова и стал массажировать ему левую сторону груди.

Наконец Пырков открыл глаза.

- Где мы?.. Что с нами?.. Показалось, что падаем...

- Все хорошо! Все будет хорошо! - сказал ободренно Малыгин. - Впереди уже аэродром, Юра. Выпускаю шасси... Возьми немножко штурвал на себя... Еще... Доверни вправо... Еще немного... Планируй так, идем нормально...

- Смотри на скорость. Говори, Леня, что мне дальше делать...

- Смотрю, Юра, смотрю... Скорость триста - сбавь газ... Много сбавил!..

На планировании Малыгин все так же помогает Пыркову.

- Выбирай машину из угла планирования... Убирай плавно газ... Добирай штурвал... Тормози...

Не дожидаясь, пока самолет окончательно остановится, Насекин покинул свою кабину, чтобы оказать помощь Пыркову.

В медсанбате Пыркову была сделана операция - ампутирована нога.

За боевую работу и героический подвиг, совершенный в этом вылете, Юрию Ивановичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Мы, его боевые друзья, хорошо все это помним.

Вот, что мне пишет летчик Юрий Андрианович Ермолаев: "Пырков сохранил жизнь экипажу, сохранил боевой самолет. Я на этом самолете летал. На сиденье летчика остались следы от осколков. На привязных ремнях остались следы крови. Каждый раз, когда я садился на это сиденье, брал в руки эти ремни, то и следы от осколков, и следы крови напоминали о мужестве Юрия Пырков а, напоминали о героическом подвиге героев-гвардейцев. Напоминали они и о нашей большой и крепкой фронтовой дружбе..."

Юрий Иванович Пырков - коммунист, гвардеец в защите Родины и в строительстве коммунизма. После войны он, закончив техникум, а затем институт, работал преподавателем в Саратовском авиационном техникуме.