Служу Родине. Рассказы летчика

Однажды, когда я вернулся с боевого задания, меня ждало несколько писем. На одном из конвертов я увидел почерк отца. Буквы запрыгали перед глазами. Я крикнул Мухину:

— Вася, письмо от отца получил!

И побежал на своё любимое место — под крыло самолёта.

Я читал, и слёзы застилали мне глаза.

«Дорогой сынок Ваня!

Все мы вместе желаем вам, фронтовикам, удачи, победы над врагом, боевого и смелого духа. До чего же ты обрадовал меня своим письмом! Что тебе писать о нас? Где теперь Яков и Григорий — не знаю. Григория фашисты угнали в рабство. Яша — с первых дней в боях. Саша тоже прислал письмо, беспокоится о тебе. Высылаю его адрес. Мотя с ребёнком живы. Наше село фашистские захватчики не успели сжечь. А вот село твоей мамаши — Крупен — сожгли. Односельчан наших — тринадцать человек — убили. Нашего соседа, старинного друга Сергея Андрусенко, фашисты замучили в здании техникума, где ты учился. Ещё там замучили восемьсот человек.

Я знаю, что фашистам не быть хозяевами на нашей земле, потому что наша Родина — великая сила. Радуюсь, что ты бьёшь врага. Только, Ваня, не заносись и честно выполняй свой долг перед Родиной. Я, Ванюша, за эти тяжёлые годины сильно состарился, но сейчас снова работаю, наш колхоз оказывает мне помощь. Жду от тебя письма, дорогой сынок. Передай от меня привет всем твоим друзьям.

Твой отец Никита Кожедуб».

Внизу отец приписал две тронувшие меня стихотворные строчки:

Вспоминай, Ваня, мамашу.

Защищай ты страну нашу.

Трудно передать, что я перечувствовал и передумал, прочитав письмо отца. Лютая ненависть к фашистам, замучившим земляков, охватила меня. Вспомнилась дорога к Десне — по ней отец и Сергей Андрусенко ходили рыбачить; родник у берёзовой рощи, где они отдыхали. Перед глазами стояли родные лица, родные места.

Хорошее, тёплое письмо прислали мне и из сельсовета. Я знал, что мой старый отец не одинок, что его поддерживают, о нём заботятся. И тут же, под крылом самолёта, написал ответные письма и письмо брату Александру.

18. НАД ДНЕПРОВСКИМИ ПЕРЕПРАВАМИ

Советские войска вышли к Днепру на протяжении нескольких сот километров. Левобережная Украина очищается от врага. 23 сентября 1943 года освобождена Полтава.

В конце сентября мы снимаемся с полтавского аэродрома и перелетаем на полевой аэродром, ближе к Днепру.

Фашисты укрепили правый, крутой берег Днепра, который и без того являлся хорошим естественным рубежом. Но войска нашего фронта с ходу перешли на тот берег Днепра и уцепились за клочок земли на западном берегу. Его назвали «Малой землёй».

Перед нами поставлена боевая задача: охранять переправы от вражеских налётов и прикрывать с воздуха «Малую землю», где находится много советских войск и техники.

В полёте видишь, как колонны советских войск, танки и артиллерия движутся к переправам.

В великую битву за освобождение Советской Украины от фашистского ига идут представители всех народов моей многонациональной Отчизны; для всех нас, русских, украинцев, грузин, белорусов, казахов, Великая Отечественная война — справедливая война с ненавистным врагом, посягнувшим на свободу и независимость нашей Родины.

Предстоят ожесточённые сражения. Враг пытается остановить наше наступление, столкнуть наши войска в Днепр. Фашистская авиация активизирует свои действия: сюда, к Днепру, гитлеровцы подтянули истребители, большое количество пикирующих бомбардировщиков.

Мы надёжно прикрываем наши войска на правом берегу.

Веду свою группу на прикрытие наземных войск. В воздухе спокойно. На земле, под нами, — бой. Вдруг вижу: на нас сзади, сверху, заходит пара вражеских истребителей — «охотников». Это были опытные фашистские лётчики, обычно действовавшие парами.

Надо было атаковать мгновенно.

Быстро развернулся навстречу им. Но они пронеслись мимо и начали уходить на запад. Мои товарищи, не дожидаясь команды, ринулись вдогонку. Что такое? Ничего не понимаю! Как могли они нарушить дисциплину? Передаю по радио:

— Вернитесь обратно!

Но ответа нет. Ушли.

Я уже знал коварную тактику врага. «Охотники» были, повидимому, высланы как приманка, чтобы отвлечь и увести в сторону от своих бомбардировщиков наши самолёты. Мои лётчики отлично знали об этой уловке врага. Но не всегда в такой момент сразу всё учтёшь; сложность и заключается о том, чтобы быстро принять решение. Я так стремительно развернулся на вражеских «охотников», что мои ребята не. успели, очевидно, дать себе отчёт в обстановке и под влиянием порыва, решив сбить вражеские самолёты, ушли далеко за линию фронта. А здесь, внизу, наши войска ведут бой, и, быть может, от того, насколько надёжно будет прикрытие с воздуха, зависит успех.

Остаюсь один прикрывать порученный моей группе участок. Минуты тянутся удивительно медленно.

Внимательно слежу за воздухом. Жду. Вот-вот появится группа вражеских бомбардировщиков. Удастся ли мне одному отогнать врага?

Огненная пелена стелется над землёй. Столбы дыма подымаются вверх.

Смотрю — выше меня, с запада, от горизонта отделяется несколько точек. Я наготове. Вглядываюсь внимательно. Нет, не то! Возвращаются мои товарищи. Я обрадовался — мы сила, когда вместе! Даже перестал сердиться на них. Знаю, как им будет стыдно за свою оплошность.

Вдруг вижу: они направились в сторону аэродрома. Посмотрел на часы: время, отведённое на прикрытие, истекало, и поэтому мои лётчики вынуждены были вернуться на аэродром.

В ту же секунду по радио раздалась команда с земли:

— Соколы, соколы! Юго-западнее Бородаевки противник бомбит войска!

Сколько вражеских бомбардировщиков, охраняют ли их истребители — не сообщалось.

«Эх, хлопцы, хлопцы, поспешили уйти! Как бы хорошо вместе нагрянуть на врага!» подумал я. И стало ещё досаднее.

В воздухе — ни одного нашего истребителя. Мне предстоял неравный бой. Решаю заранее открыть фонарь кабины. Если меня подожгут или самолёт совершенно потеряет управление, придётся прыгать с парашютом к нашим. Но фонарь не открывался. Меня охватило неприятное чувство неизвестности и нависшей опасности.

Опять команда с земли:

— Атакуйте!

Передаю по радио, что нахожусь в воздухе один. Получаю короткий и ясный ответ:

— Атакуйте!

Вот они. Подо мной, на высоте шестисот метров, около восемнадцати пикирующих бомбардировщиков противника. Стремительно работает мысль. С высоты трёх тысяч пятисот метров на большой скорости врезаюсь в строй вражеских самолётов.

Ощущение тревоги и одиночества, овладевшее мною минуту назад, исчезает. Я не один! Внизу мои боевые товарищи — пехотинцы, артиллеристы, танкисты. На расстоянии нескольких тысяч метров я как бы чувствую их «локоть». Знаю: они с надеждой смотрят на меня, лётчика-истребителя.

Сознание воинского долга удесятеряет силы. Проношусь над врагом; в мою сторону летят огненные трассы. Волчком верчусь в воздухе. Появляюсь то тут, то там, то вверху, то внизу, и это, видимо, ошеломляет врага. Стремительными, неожиданными для противника манёврами, точностью и быстротой движений мне удаётся вызвать у врага смятение. Вражеские стрелки ведут огонь, а я маячу то над ними, то под ними. Так стремительно я, кажется, ещё никогда не действовал.

Самолёты противника построились в оборонительный круг. Надо его разбить. Проходит всего пять минут, но какими длинными кажутся они мне! Беспокоит, что кончается горючее. Вражеские истребители меня не атакуют. Но всё же я начеку. Ищу глазами наши истребители, но тщетно: прикрытия нет. Надо действовать молниеносно и самостоятельно.

Откалываю один самолёт противника. Открываю по нему огонь в упор. Самолёт, охваченный пламенем, идёт к земле. Остальные бомбардировщики пускаются наутёк, беспорядочно отстреливаясь. Пучок трассирующих пуль несётся мимо меня.

Горючее уже совсем иссякает. Я «отвернулся» от уходящих бомбардировщиков и на бреющем полёте выскочил к себе на аэродром. Знаю, что меня уже не ждут. Возможно, оплакивают. Время, отведённое для патрулирования, давно истекло.