Служу Родине. Рассказы летчика

Я слушал, не отводя взгляда от его серьёзного, спокойного лица, и чувствовал тот подъём, который испытывал несколько лет назад, когда Мацуй в аудитории техникума говорил о долге комсомольца. Парторг, очевидно, понял, что происходит со мной. С дружеской улыбкой посмотрев на меня, он поднялся, протянул мне руку и сказал:

— Работаете вы все добросовестно, воюете честно и смело. Приобрели военный опыт, знания, растёте политически. Считаю вас непартийными большевиками. Если ты решил, если чувствуешь, что готов принять высокое звание большевика, то подавай заявление. Подумай над этим.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Беляев ушёл.

К вступлению в партию я готовился давно. Всё хотел поговорить с нашим комсоргом — старшиной Коротковым, но не решался. Мне казалось, что я ещё не заслужил права быть коммунистом.

Меня назначили заместителем командира эскадрильи.

Сообщив о назначении, Семёнов сказал, как всегда, твёрдо и дружелюбно:

— Ha-днях к нам поступит пополнение. Работы будет много. Нужно так подготовить молодых, чтобы они уверенно дрались с врагом. Надо подробно разбирать их вылеты, учитывать их ошибки. Учитесь командовать.

Готовясь к новым обязанностям, я стал прислушиваться к каждому слову командира, присматриваться к тому, как он командует, учит, воспитывает, как разговаривает с подчинёнными. Мне поручено ответственное дело — воспитание молодых боевых лётчиков.

Прибывает пополнение. Эскадрилья формируется из новых лётчиков.

Все они — комсомольцы. Большинство только что закончили лётную школу. У нас в эскадрилье три новичка. Паша Брызгалов — румяный и коренастый, у него раздвоенный подбородок и смеющиеся глаза; его школьный друг, Миша Никитин, — тонкий, мускулистый, очень подвижной и весёлый. Третий — Гопкало, тоже совсем ещё молодой паренёк.

Брызгалова Семёнов берёт к себе в ведомые. Ко мне назначен в ведомое Василий Мухин. Он уже бывал в боях.

Семёнов отводит меня в сторону и говорит:

— Помните: в дружбе ведомого и ведущего — успех пары. Приглядитесь повнимательнее к Мухину.

Мы с Василием провели много учебно-тренировочных полётов над нашим полевым аэродромом, приглядываясь друг к другу в воздухе. С этого начинается дружба пары.

На аэродроме Мухин ходит за мной — привыкает к моим движениям, голосу. Иногда забуду о нём, оглянусь, а он идёт по пятам. Забавная со стороны, но нужная в лётном деле «наземная подготовка». Как сейчас вижу улыбающееся белобровое лицо Мухина, его голубые зоркие глаза, прядь выгоревших на солнце волос, всю его крепкую фигуру.

Василий чуть сутулился, как часто сутулятся лётчики, привыкшие сидеть крючком в кабине самолёта.

Мы жили дружной тройкой — Мухин, Кучеренко и я. Спали рядом на соломе. Вечерами долго разговаривали о родных. Старики Василия остались в деревне под Гомелем. У него, как и у меня, на сердце никогда нет покоя. Я всё время думаю об отце. Часто вспоминаю братьев: где-то они сейчас? Слежу за линией фронта и с нетерпением жду начала наступления наших войск.

В первых числах июня Петро Кучеренко получил назначение в другую часть и улетел. Пусто стало без него в землянке. Три месяца фронтовой жизни сроднили нас.

11. ПЕРЕД БИТВОЙ НА КУРСКОЙ ДУГЕ

Наступил июнь 1943 года.

Наша часть по-прежнему стояла на аэродроме в девяноста километрах от линии фронта. Отсюда перед нами лежал путь на Киев, Чернигов, Полтаву, Кременчуг — на Украину.

В воздухе и на земле было тихо. Но к нам на полевые аэродромы прилетели свежие эскадрильи истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. По земле бесконечным потоком двигались наши танки, артиллерия, пехота.

Мы продолжаем учебно-боевую подготовку. На тренировочные полёты теперь обращается особое внимание. Семёнов тщательно проверяет наши знания.

В конце июня 1943 года старшие сержанты — мои товарищи и я — получили звание младших лейтенантов.

Комсомольское собрание в тот вечер прошло торжественно и оживлённо. Каждому хотелось выступить, поделиться своим боевым опытом, сказать о той гордости, которую он испытывает сегодня, вступив в офицерскую семью. Мы горячо обсуждали доклад заместителя командира по политической части о роли советского офицера.

Я знал — мне многого не хватает, чтобы стать настоящим офицером военно-воздушных сил, настоящим, испытанным лётчиком, хотя у меня на счету было уже около тридцати боевых вылетов. «Боевые качества куются постепенно», вспоминал я слова Солдатенко.

В полку не прекращалась напряжённая боевая учёба. По всему чувствовалось, что предстоят большие, решительные бои. Было известно из газет, что в Германии идёт всеобщая мобилизация, что там выпущены новые виды оружия — танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанда.

Летая в разведку над вражеской территорией, мы видели, что фашисты подтягивают свежие части.

Как мы потом узнали, враг, пользуясь отсутствием второго фронта, стягивал сюда, к Курской дуге, большие силы, рассчитывая захватить плацдарм, занятый нашими войсками, нанести удар, выйти к Москве.

Но Верховный Главнокомандующий великий Сталин разгадал замыслы фашистов и заблаговременно направил сюда наши закалённые войска и мощную технику.

Мы уверенно ждали начала боёв.

12. БОЕВОЙ СЧЁТ ОТКРЫТ

5 июля 1943 года я проснулся на рассвете от грохота канонады. Проснулись и мои товарищи. Все, словно сговорившись, вскочили с коек и помчались на аэродром. Построились. Собрался весь личный состав. Волнуемся.

Командир объявляет:

— Товарищи! Противник перешёл в наступление на Белгородско-Курском направлении. Он рассчитывает ударом с двух сторон — от Орла на юг и от Белгорода на север — обрушиться на наши войска. Но его замыслам противопоставлена стратегия нашего Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Враг должен быть уничтожен, и он будет уничтожен!

Оглушительное «ура» прокатилось по аэродрому.

Командир продолжал:

— Настал час испытания боевых качеств молодых лётчиков нашего полка. Перед нами ответственная задача — прикрыть советские наземные войска от вражеской бомбардировки с воздуха… Все по машинам!

Весь первый день боёв наша часть просидела в самолётах на земле. Мы, видимо, находились в резерве.

Наутро, чуть свет, мы снова на аэродроме. Полк получил боевое задание: прикрыть наземные войска от вражеской бомбардировки с воздуха.

…Нашу эскадрилью ведёт Семёнов. Мы ещё далеко от линии фронта, а на земле уже видны пожары. Подлетаем ближе. Запах гари чувствуется даже в кабине. В воздухе тают разрывы зенитных снарядов.

Идёт настоящее воздушное сражение. Ничего подобного я ещё не видел и не мог себе представить.

В наушниках шлемофона [В наушниках шлемофона; шлемофон — головной убор лётчика (шлем), в который вделаны радионаушники.] слышатся команды наших офицеров с радиостанций наведения. Не успевает выключиться один передатчик, как включается другой. Разобраться трудно… Товарищи из других эскадрилий уже вступили в бой. Иногда в наушниках раздаются чьи-то отрывистые команды:

— Атакую, прикрой!

— Внимание, слева «мессер»!

С земли доносится:

— Соколы, атакуйте! Бейте их, бейте!

Зорко слежу за командиром и готов выполнить каждый его приказ.

Семёнов сообщает: «Подлетаем к линии фронта».

Вслед за этим раздаётся его команда: «Впереди ниже нас более двадцати самолётов противника. Атакуем!»

И действительно, ниже нас по-воровски, сторонкой, направляется к линии фронта до двадцати семи пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» под прикрытием истребителей. Самолёт командира вихрем понёсся на бомбардировщики. Несколько секунд — и горящий «юнкере» рухнул на землю.

Семёнов крикнул:

— Орлы, бей их!

Быстро захожу одному из «Юнкерсов» в хвост. Ловлю его в прицел. Дистанция подходящая. Нажимаю на гашетки — пушки заработали. «Юнкерс» начал маневрировать. Почти вплотную сближаюсь с противником. Обжигает мысль: «Неужели уйдёт безнаказанно?» Как во сне, слышу голос ведомого: «Бей, Ваня: прикрываю!»