Жизнь, отданная небу

Правда, об этом случае я узнала задним числом, о опозданием лет на десять. Но и тогда он доставил мне немало волнений, хотя, по сути, переживала я за своего мужа всю свою жизнь, пока он летал сам, а потом в качестве пассажира. Саша до конца оставался верен авиации и не признавал других видов транспорта.

Бывало, собирая его в очередную командировку, спрошу:

- Неужели и в такую погоду полетишь? Ведь поездом было бы надежнее.

- Зря ты так, мать. Авиация - самый безопасный вид транспорта. Это не я, а статистика утверждает. Значит, научно доказано и обосновано. - И уже серьезно добавлял: - Не могу я поездом ездить. Скорость не та. И к вам мне всегда хочется побыстрее вернуться.

В Ростове мы прожили всего полтора года Как-то, уже незадолго до отъезда, Саша решил свозить нас на Азовское море. И вот в одно из воскресений мы с детьми, набрав всякой снеди, отправились в путь.

До Батайска вела отличная асфальтированная дорога. Потом мы свернули на проселок. Да какой! За машиной километра на полтора потянулся шлейф пыли. В считанные минуты мы все превратились в "чернокожих". Закрыли окна и щели, но стало еще хуже: на зубах пыль, дышать нечем, жара нестерпимая. Я предложила вернуться назад, но муж, не привыкший менять своих решений, остался верен этому правилу и на сей раз.

Наконец вдали показались заросли камыша. Подъехали ближе - кругом камыш, а моря не видно. Еще несколько километров - то же самое. Оказалось, что это и был берег Азовского моря. Воды мы так и не увидели. Быть может, где-нибудь в другом месте к ней и можно было подобраться, но только не здесь.

Что делать? Решили остановиться, так как дети уже проголодались и устали. Только расположились, видим: к нам несется со всех ног ватага ребятишек-цыганят. Где-то поблизости, наверное, стоял их табор.

Подбежали. Остановились, с любопытством оглядывая нас. Самому старшему - лет десять-двенадцать. Оживленно между собой переговариваются. Наконец, наиболее храбрый отделился от ватаги, подошел ближе. Мальчуган внимательно рассмотрел наши припасы, обдумал свои предстоящие действия. И только после этого обратился к мужу:

- Дядьку, а дядьку, дай мне вон той водички в бутылке (имелось в виду ситро) и пирогов тоже. А то у меня, ей-богу, дед помирает. Если не дашь, он, ей-богу, совсем помрет.

Александр Иванович улыбнулся:

- Может быть, ты сам хочешь водички с пирогами, а про деда придумал?

- Нет, ей-богу, вот истинный крест, помирает.

- Ну, ладно, держи, - муж передал мальчишке пару бутылок ситро, пирожков, кусок колбасы, фруктов.

Тот, счастливый, понесся к товарищам, и они принялись тут же на наших глазах все это уплетать, забыв про "помирающего" деда. Но один из цыганят не принял участия в коллективном пиршестве. Поддерживая руками штанишки, он несмело приблизился к нам и сказал:

- Дядьку, я тебе врать не буду, как они, что у меня дед помирает. Мне самому так хочется той водички и пирогов, что ты им дал!

- Ну, иди сюда, - позвал малыша Александр Иванович. - За то, что ты такой честный и хороший мальчик, я тебе одному дам две бутылки воды и еды. Держи подол рубашонки! И дальше расти таким же хорошим и правдивым человеком!

Многократно поблагодарив нас, малыш с достоинством удалился в сторону табора, видимо намереваясь поделиться с кем-то своим богатством. А остальная группа, управившись со съестным, теперь уже в полном составе приблизилась к нам, и старший из них заявил, что в благодарность за угощение они сейчас для нас "спляшут на пузе" и споют. И тут же выдали такой "фольклор", что нам пришлось посоветовать "артистам" убираться восвояси.

Заканчивалась наша жизнь в Ростове. Еще до назначения сюда муж несколько раз обращался к вышестоящему начальству с просьбой направить его для продолжения учебы в Военную академию Генерального штаба. Сначала Саше отвечали, что он еще молод и у него все впереди. А когда ему исполнилось сорок, те же начальники заявили, что он для поступления в Военную академию Генштаба уже стар.

Казалось, что с мечтой о дальнейшей учебе надо было распроститься. Но помог случай. Мужа вызвали на очередные сборы, которые проводил главком ПВО Сергей Семенович Бирюзов. Провожая Сашу на сборы, я упросила его поговорить с ним насчет поступления в академию, дабы не упустить последнюю возможность.

- Хорошо, я попытаюсь, - обещал он.

И действительно, обратился к главкому. Сергей Семенович удивился:

- Александр Иванович, помилуй, о чем же ты раньше думал? Ведь там уже два месяца как идут занятия.

- Рапорт по команде отправил вовремя. Ответили, что стар.

- Гм... а еще раньше?

- А еще раньше отвечали, что слишком молод.

- Понятно. Что ж, попытаюсь тебе помочь Только ведь нагонять в учебе придется. Справишься?

- Не подведу, товарищ маршал! Я ведь всю жизнь на высоких скоростях и на перегрузках.

- Ну, добро. Готовься.

Вскоре пришел вызов из академии. Нам предстоял срочный переезд в Москву, а я в такой ответственный момент по состоянию здоровья оказалась в Ессентуках. На мужа в дополнение к сложной процедуре передачи должностных дел легли и все хлопоты по переезду. Надо сказать, что со всем этим он справился превосходно.

И снова учеба

Итак, муж стал слушателем самого высокого и престижного военного заведения - академии Генерального штаба.

Саша-маленький, узнав о направлении отца на учебу, очень удивился:

- Зачем же тебе учиться, папа? Ты и так в генеральской форме ходишь.

- Милый ты мой, - рассмеялся муж. - В том-то и задача состоит, чтобы форма всегда соответствовала содержанию. А для этого учиться нужно постоянно.

- Всю жизнь?

- Всю жизнь.

Для Александра Ивановича это были не просто слова. Сама его жизнь могла служить тому подтверждением: школа, ФЗУ, Пермское авиатехническое училище, курсы усовершенствования техсостава, Краснодарский аэроклуб, Качинская летная школа, академия имени М. В. Фрунзе, академия Генштаба. И это все помимо основного, как считал Александр Иванович, источника знаний повседневного самообразования.

Но сама по себе учеба для мужа никогда не являлась самоцелью, средством получения диплома или достижения какой-либо должности. Я уже упоминала о том, как он по ошибке попал в авиатехническое училище, сколько усилий стоило ему исправить эту ошибку и стать летчиком.

Был и еще один (довоенный) случай, когда его, лучшего авиатехника полка, в приказном порядке направили поступать в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н. Е. Жуковского. В приказном порядке потому, что сам он мечтал стать летчиком, а не авиаинженером, хотя в довоенные годы это была редкая и очень престижная профессия.

- Ты ведь прирожденный инженер-конструктор! - убеждал его командир полка. - Сам рассказывал, как мальчишкой самоповорачивающиеся фары для автомобиля придумал. В пятнадцать лет проект нового пулемета разработал... Планеры и тренажеры сам строишь...

- Я буду учиться только на летчика.

- Заладил свое! Ты сам своего призвания не видишь! Одним словом, приказываю ехать в Москву и поступать в Военно-воздушную инженерную академию!

И Саша чуть было в нее не поступил! Он сам мне рассказывал, как, приехав, "по инерции" сдал два первых экзамена на отлично. И только после этого спохватился, что еще чуть-чуть и ему окончательно придется распрощаться с мечтой о небе.

Решения он принимал быстро. Вместо сдачи следующего экзамена абитуриент Покрышкин отправился на Химкинский пляж, а затем вместе с документами обратно в полк. Ему только этого и надо было.

Мечту стать летчиком он не оставлял ни на один день. Изучал аэродинамику и теорию полетов, читал лекции по эксплуатации самолетов. Чтобы подготовить себя физически, поселился в буквальном смысле слова в полковом спортзале. Командир полка, оценив его спортивную подготовку, назначил Сашу нештатным физруком части. И регулярно, несмотря на столь же регулярные отказы, Покрышкин писал рапорты с просьбой допустить его к приемным экзаменам в летное училище.