Жизнь, отданная небу

- Хорошо. У нас все готово.

И ранним утром, окинув прощальным взглядом ухоженный огород и благоухающий цветник, мы отправились к новому месту службы.

Десять лет в Киеве

Я уже не раз упоминала о том, что Александру Ивановичу всю жизнь с раннего детства приходилось преодолевать препятствия на пути к своей цели. Большие и малые. Объективные и... не совсем. Тех, что называют палками в колесах, тоже было немало. Я знала, конечно, далеко не обо всех его трудностях. Но что-то окольными путями доходило и до меня. Я очень расстраивалась и переживала за Сашу. Но как-то недавно, уже после его смерти, мне в голову пришла странная мысль: а может быть, без этих трудностей и препятствий он бы и не стал тем Покрышкиным, которого мы знаем. Кажется, еще Грибоедов утешал Кюхельбекера законом упругости: "...пружина, на время сжатая, коль скоро исчезнет препятствие, с большим порывом отпрянет и на свободе сильнее будет действовать". Преодоление трудностей усиливает человека. Если, конечно, человек сильный. А Александр Иванович был очень сильной личностью.

Перебирая сейчас в памяти нашу совместную жизнь, оценивая ее этапы и события, я отношу киевский период к самым интересным, насыщенным и плодотворным для моего мужа.

Он всегда был деловитым и целеустремленным. Всегда ценил конкретное дело, а не благие намерения: "Скажи мне, что ты сделал, и я скажу тебе, кто ты есть", - говаривал он сыну-младшекласснику. У самого у него дел было, что называется, сверх головы, но в Киеве - особенно. Объем его служебных обязанностей возрос многократно, а к ним добавились еще обязанности члена военного совета округа, депутата Верховного Совета СССР, члена ЦК Компартии Украины. И тем не менее работалось Александру Ивановичу в Киеве легко и радостно.

Мы быстро обзавелись здесь широким кругом прекрасных друзей и интересных знакомых. Дружили мы и с семьей фронтовиков Агнией Григорьевной и Иваном Ивановичем Кондиленко - академиком-физиком, долгое время возглавлявшим республиканское общество "Знание".

Выяснилось, что Иван Иванович во время войны служил в артиллерии и участвовал в освобождении того самого приволжского города, в котором мы жили. Муж любил донимать его по этому поводу:

- Ну-ка, расскажи мне, друг любезный, как же тебя угораздило от города камня на камне не оставить? Вот, Мария, по чьей милости мы с тобой в бараках жили и финские домики строили.

Конечно же, в шутку все это говорилось. Фронтовики знают, какие там были бои и скольких жизней они нам стоили.

На редкость светлая голова была у Ивана Ивановича. Он часто выезжал за рубеж читать лекции в университетах Канады, США, Японии, Скандинавских стран. И надо же такая обидная несправедливость: после тяжелого инсульта он абсолютно потерял память. Агния Григорьевна, сама врач-терапевт, чего только не перепробовала, куда только не обращалась, пытаясь вылечить мужа.

С командующим войсками Киевского военного округа Маршалом Советского Союза Петром Кирилловичем Кошевым у мужа установились прекрасные деловые и товарищеские отношения. Как-то, будучи у него в гостях, мы оказались за столом напротив нового генерала-авиатора - командующего ВВС округа и его женой. Взглянула на сидящего визави раз, другой. Показалось, что когда-то давно встречалась с этим человеком. Смотрю, он тоже исподволь приглядывается ко мне. И вдруг как озарило:

- Вася! Колесник!

- Ну конечно же, Машенька! А я сомневаюсь...

Василий Артемович Колесник был одним из пилотов Маркеловского полка, обслуживаемого нашим БАО лютой зимой 1942 года под Ровеньками.

- Вот упрямая была девчонка, - рассказывал Колесник моему мужу. - Сидит в своей "санитарке" кочерыжка-кочерыжкой от мороза. Аж голубая вся, только что инеем не покрыта, а в землянку к нам погреться не идет. Сам Маркелов ходил приглашать, не идет и все!

Мы близко подружились с их семьей. Часто с ними встречались, ездили за город, на рыбалку. Однажды Саша задержался на службе, и Артемыч уехал в Святошино, где мы обычно рыбачили, раньше. Когда подъехали мы с мужем, все мостки были уже заняты. Колесник пригласил Сашу на свой мосток.

- Становись рядом, - сказал он, освобождая для него место.

И сам Артемыч, и его мосток благоухали нашатырно-анисовыми каплями, которыми он щедро поливал наживку. Муж устроился рядом и одного за другим вытащил девять огромных карпов, а у Колесника - ничего. Он, понятно, нервничает, меняет насадку, глубину и... ни одной поклевки. Александр Иванович посочувствовал другу, предложил:

- Да ты не суетись, Артемыч. Все равно уже поплавков не видно. Куда мне девять карпов? И четырех довольно. А остальных ты забирай.

Артемыч повеселел, и домой оба направились в прекрасном настроении.

На следующий день, в воскресенье, мы, на этот раз уже с Евгенией Григорьевной, женой Колесника, снова приехали туда же. Мужчины принялись ловить рыбу. Дети бегают, играют с собакой. А мы с Евгенией Григорьевной готовим обед. Друг перед другом проявляем свой кулинарный талант.

И вот, раскладывая еду, Женя мне говорит:

- Посмотрела бы ты, Машенька, какой рыбы вчера мой Вася наловил! Честное слово, если бы своими глазами не увидела, не поверила бы.

- И не верь, Женя, самозванец твой Василий. Этих карпов мой Саша наловил и с ним поделился с условием, чтобы улов себе не приписывал, не хвастался бы.

. - Ах так... Василий! Значит, ты себе чужой улов присвоил? Не стыдно?

- Так какой же я рыбак, если не привру чуточку?

- Ничего себе, чуточку - на все сто процентов!

- Значит, я выдающийся рыбак.

Хохотали так, что соседи, бросив удить рыбу, поспешили к нам узнать, в чем дело. А узнав, смеялись вместе с нами.

Единственным членом семьи, у кого возникли некоторые проблемы в связи с переездом в Киев, оказалась наша дочь Светлана. В то время осуществлялась очередная "новация" в народном образовании, так называемая специализация общеобразовательной школы. И конечно же, в масштабах всей страны. Света обнаружила у себя талант художника и в наше отсутствие (мы были в санатории) сдала экзамены в художественную школу имени Сурикова. Узнав об этом, мы порадовались тому, что наша дочь сама нашла себя и в нашей семье будет художник.

В Киеве же художественная школа была единственной в республике, и преподавание в ней велось на украинском языке. Сколько было пролито слез по этому поводу! Но что делать? Не оставлять же из-за этого в Москве дочь-подростка. Решили так: если по-настоящему любит искусство, то и украинским языком овладеет. Правда, действительность оказалась не такой уж и страшной: в Киевской художественной школе велись уроки и на русском языке.

Мне довелось познакомиться с преподавателем Нестором Владимировичем (фамилию, к сожалению, не запомнила), который вел курс начертательной геометрии в Светином классе. Зная о том, что каждый из его учеников мнит себя по меньшей мере Репиным, он говорил им так: "Ось, колы ты вже будешь талант, Матюша, та писля школы будешь малюваты вывиски для магазинив, тоди, може, ты вже будешь знати, шотаке життя!"

Забегая вперед, замечу, что с собственной художницей в нашей семье так ничего и не вышло. Закончив художественную школу, Света поступила было в вуз на художественно-педагогический факультет, однако через год решила перейти на факультет искусствоведения.

С Сашей-маленьким никаких проблем не возникло.

Он поступил учиться в русско-украинскую школу и успешно ее окончил.

Вообще, нужно сказать, мы всегда жили дружно и весело. Конечно, случались и недоразумения с детьми - дети есть дети, особенно в школьном возрасте. Но они обычно разрешались мирно и просто. Чьей заслуги тут было больше, моей или мужа, сказать трудно.

С одной стороны, из-за своей постоянной занятости Александр Иванович редко вникал в бытовые вопросы. Даже когда я обращалась к нему с просьбой, например, побывать в школе и поинтересоваться учебой сына, он, узнав, что просьба эта не вызвана какими-то чрезвычайными обстоятельствами, неизменно отказывался: