Покорение высоты

— Ну те-с, что прикажете с вами делать?! — сказал академик и весело взглянул на них. Чувствовалось, что он все более склоняется к убеждению, что этим сибирским умельцам можно доверять стройку ветроэлектростанции. Они беспечно сидели перед ним и счастливо улыбались.

— Вот что, молодые люди, — сказал Борис Григорьевич Галеркин, — я ведь, знаете ли, сам больше инженер, чем теоретик, и представляю, каково это не дать инженеру самостоятельно соорудить свое детище. И вот что я по вашему поводу думаю: нечего вам с вашими способностями в своей Сибири делать. Ваше место здесь! Но предупреждаю, что, несмотря на мое заступничество, без которого вы здесь просто пропадете, вам нужно крепко запомнить, что здесь у нас не сибирские просторы; полет вашей фантазии, каким бы высоким он ни был, постараются заземлить, а то и в землю вогнать. Здесь место под солнцем стоит гораздо дороже, зато и возможности достаточно широки… Наука, должен вам сказать, дама чрезвычайно капризная, она любит только лидеров. У нее есть и другая особенность, о которой всегда нужно помнить: хотя таких светлых голов, как ваши, науке всегда будет не хватать, она никого никогда не торопится признавать, потому что ей нельзя спешить. Инженерам — можно и даже нужно, а ученым торопиться нельзя, иначе под личиной таланта полезет конъюнктура. Вооружайтесь верой в собственные силы, учитесь драться за право изобретать. Далеко не всем выпадает доля одаривать человечество плодами своего ума. Одолейте науку, взнуздайте ее, и она верно будет служить вам всю жизнь… а вы — ей.

Получив столь странное напутствие, Кондратюк и Никитин направились в Центроэнергострой, куда был передан их проект. Более трех лет продолжалась доводка проекта и составление рабочих чертежей по возведению Крымской ветроэлектростанции. Сам нарком следил за ходом этой работы, в процессе которой авторам проекта пришлось решить невероятное количество инженерных задач. Никитин черпал новые знания в таких областях, о которых он прежде знал только понаслышке: ему пришлось основательно изучить неизвестные прежде разделы теоретической и прикладной механики, электротехнику и даже баллистику. В этих областях наука сделала за последние годы семимильные шаги.

Теперь Николай Никитин четко видел перед собой весь путь инженерной мысли от основополагающих идей конструкции Крымской ветроэлектростанции до детальнейших подробностей ее возведения. Все, что прежде приходилось ему строить, додумывалось на ходу. Решения зачастую принимались прямо на стройплощадке. В проекте же ветроэлектростанции был обоснован не только каждый этап строительства, но и учтены особенности монтажа, хотя в горной местности сооружений такой высоты еще никто не возводил. Наконец Крымская ветроэлектростанция потребовала воплощения в материале.

Ранней весной 1937 года на самой верхней точке Крымской гряды был заложен мощный фундамент — бетонный пень ветроэлектростанции. Кондратюк с Никитиным приготовились взять инженерное руководство строительством в свои руки, со дня на день ожидая высокого назначения, но вместо этого получили приказ об увольнении из Центроэнергостроя, в котором говорилось, что строительство продолжать нецелесообразно, так как проект признан неудачным.

От этой новости им долго не удавалось прийти в себя. А чуть позже им стало известно, что ушел из жизни нарком энергетики Г. К. Орджоникидзе, покровитель и защитник первой мощной ветроэлектростанции страны.

С той поры пути Никитина и Кондратюка разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Однако дружба между ними сохранилась до самых последних дней, когда в октябре 1941 года Юрий Васильевич Кондратюк с отрядом Московского ополчения отправился на Волоколамское шоссе. Он погиб в первом же бою.

Его теория космических полетов нашла свое подтверждение много лет спустя, когда инженерная мысль нашей страны билась над практическими проблемами освоения ближнего космоса. В галерее пионеров космоса, выставленной в Музее К. Э. Циолковского, есть и его портрет.

БЕТОННЫЙ ДВОРЕЦ

В тридцатые годы столица представляла собой большую строительную площадку. Свободных площадей в Москве, даже в ее центре, было немало. На левом берегу Москвы-реки в 1937 году было заложено невиданное для нашей страны сооружение — Дворец Советов. По проекту верхняя отметка Дворца достигала высоты 415 метров. С отметки 315 метров здание по проекту завершала гигантская статуя вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.

Главный архитектор проекта Борис Михайлович Иофан, вернувшийся из Италии в Россию вскоре после революции, представил в макете монументальное творение, которое должно было обогатить молодую советскую архитектуру и дать направление новому этапу социалистического градостроительства. Архитектор нашел удачный идейно-художественный образ сооружения, предназначенного для массовых народных собраний. Это был грандиозный дом-памятник, демонстрирующий растущие возможности социалистического строительства.

Дворец должен был стать мощной вертикалью, которой предстояло объединить в единую композицию будущий высотный ансамбль столицы. Здание не подавляло величиной абсолютных размеров, оно смело раздвигало простор высоты. Большой круглый зал Дворца способен был вместить 21 тысячу человек. Этот зал составлял основу общего плана всего здания, конически устремленного вверх к статуе В. И. Ленина.

Макет Дворца Советов

Едва академику Галеркину стало известно, что Никитин оказался не у дел, он немедленно связался с руководством строительства Дворца и рекомендовал привлечь к работе молодого конструктора.

Еще только началось вскрытие грунтов под фундамент, а Николай Васильевич Никитин уже был зачислен одним из руководителей экспертной службы, осуществляющей архитектурно-конструкторский надзор за ходом строительных работ. Строители и проектировщики шли к нему на консультации, за советом, за помощью. Никитин внешне спокойно воспринимал тяжесть ответственности, но врожденная добросовестность не позволяла ему перекладывать ее на чужие плечи. Он считал за должное подсказывать проектировщикам решения задач, с которыми мог справиться, мучился вместе с ними над сложными проблемами конструирования, но ему и в голову не приходило претендовать на соавторство. Свои находки он раздаривал щедро и счастливо. Строителям помогал находить оптимальные режимы и технологию работ. Это был странный эксперт, который взваливал на себя функции главного инженера и находил в этом свое назначение конструктора. Вскоре не техническая экспертиза, а плодотворные консультации стали основным видом его деятельности. Советы, поиски ошибок в чертежах и расчетах, поиски верных конструктивных решений были самому Никитину полезны и интересны, но вторичность его работы, отсутствие самостоятельного поля для изобретений удручали его.

Оказалось, что ему нужно приложить совсем небольшие усилия, чтобы перейти в проектную мастерскую, где он с первого же дня оказался в самой гуще живой созидательной работы. Мастерская, в которую перешел Николай Васильевич Никитин, разрабатывала новую методику расчета круглого в плане здания Дворца. Для их уникального объекта не подходили никакие зарубежные методики расчета и возведения небоскребов. К тому же бетонные сооружения такой высоты наша страна еще не умела строить. Отдельно велись расчеты на прочность сооружения и на его устойчивость. Объемность работы и сроки ее выполнения требовали разделения функций, и в то же время каждый проектировщик должен был работать рука об руку с другими. Ведь расчет здания это не столбцы цифр и формул: это и задание конструкторской группе на изобретение оригинальных строительных конструкций с точными размерами и свойствами, а также осуществление этой изобретательской работы. В итоге конструкторский расчет означал, что весь объем подлинно инженерной работы — от изобретательского поиска до разработки технологии строительства — ложится на тех, кто за него берется. Никитину достался расчет на устойчивость. Но сложившаяся к тому времени привычка представлять задачу в комплексе, в едином взаимодействии связей подтолкнула его на инициативный шаг: он попросил доверить ему проверку расчетов пояса фундаментов не из простого пожелания удостовериться в их надежности, а затем, чтобы поискать возможность улучшить его. Эта мысль родилась у него еще до перехода в мастерскую, когда он проводил экспертизу фундаментного кольца. Ему казалось нелепым решать проблемы устойчивости без глубокого изучения принципов работы фундамента.