Записки бывшего милиционера

Из офицеров дружеские отношения сложились у меня с военным врачом по фамилии Зверев по прозвищу Зверюшкин. Я как-то с гриппом попал в санчасть на несколько дней и увидел на столе у Зверюшкина в рассыпанном состоянии ручной эспандер, которым при медосмотрах солдаты кистью одной руки должны были выжать килограммы, чем больше — тем лучше. У Зверюшкина другого эспандера не было, и я вызвался отремонтировать его. С работой справился, правда, все солдаты стали на двадцать килограммов сильнее, но врач это вычислил и просто не стал эту прибавку учитывать.

С тех пор вся медтехника была на мне в смысле её ремонта. Я запросто в свободное время приходил к Зверюшкину в санчасть, и мы за чаем болтали о чём угодно, и даже раза два в связи с большими ремонтными работами он укладывал меня в санчасть на несколько дней. Кстати, во время одного такого «лечения» я сказал Зверюшкину, что мне предстоит медкомиссия в связи с зачислением на курсы младших лейтенантов, и он, зная о моём дальтонизме (плохо различаю красный, зелёный и коричневый цвета), дал мне книжку с цветными таблицами, которыми пользовались врачи-окулисты для выявления этого врождённого свойства зрения. За пару дней я вызубрил наизусть все картинки, изображённые в таблицах, и легко прошёл медкомиссию по зрению, как и в дальнейшем все медкомиссии, по поводу чего бы я их ни проходил, в том числе и в связи с получением прав на вождение автомобиля.

После установки в шахты боевых ракет, о чём нам официально было сообщено, начались боевые дежурства. Была ли ракета боевой, по её внешнему виду выяснить было невозможно, так как в шахте она всегда стояла с конусообразной головкой. Но есть там заряд или нет, мы не знали. Наши дежурства заключались в том, что посменно, через две на третью неделю, нас — стартовые группы — закрывали под землёй, и мы неделю безвылазно несли дежурство, готовые в любой момент по радиосигналу запустить ракету. Наши ракеты имели маркировку 8К63, обладали дальностью полёта до 5000 километров, и под прицелом, как нам по секрету говорили офицеры, мы держали промышленные районы ФРГ.

Самыми засекреченными в нашем дивизионе были «целевики» — так мы называли личный состав расчётного взвода. Они занимались вычислением параметров дальности и угла полёта ракеты в зависимости от цели, которая доводилась до них в зашифрованном виде.

Но имелась ещё такая таинственная служба, не входящая в состав нашего дивизиона, работа которой нам казалась загадочнонепонятной. Это были так называемые «головастики». Они занимались доставкой, установкой и демонтажем ядерной головки ракеты. Весь личный состав состоял из офицеров, которые на себе спереди и сзади носили свинцовые фартуки. «Головастики» как будто сваливались с неба со своими спецмашинами — никто из нас никогда не видел, откуда они появлялись и куда исчезали — и в глубокой тишине занимались своим делом. Всем нам категорически в это время запрещались любые работы, кроме тех, которые были связаны с обеспечением задач «головастиков», и вообще запрещались перемещения по площадке. Установив — а может, заменив или вообще сняв (о чём нам было неведомо) — боеголовку, они куда-то убывали, а мы продолжали свою службу, свою работу, в том числе в непосредственной близи, чуть ли не в обнимку, с ракетными головками, но никто никогда не ставил вопрос о нашей защите от радиации.

Во время дежурств нас кормили по пайковой норме для матросов-подводников. «Камбуз» находился под землёй вместе с нами, как на подлодке. Помимо обычного солдатского пайка мы получали молоко, паштет, белый хлеб, сливочное масло, жареную треску, которую некоторые солдаты не ели, а я обожал и обменивал свой паштет на треску.

В свободное от дежурства время личный состав располагался в окружённой лесом наземной базе (в нескольких километрах от стартовых позиций) — казармах барачного типа, срочно сооружённых стройбатовцами, выходцами из Средней Азии, которые с удивлением рассматривали нашу «авиационную» форму, а при виде автоматов в наших руках шарахались как чёрт от ладана.

Конечно, большинство офицеров, как и мы, солдаты, старательно постигали ракетные азы, но были и такие офицеры, которых ничего не интересовало, и очень быстро они отстали от нас в знании техники, и при её обслуживании не они командовали нами, а мы ими. Например, был такой лейтенант Плахов по кличке Человек ниоткуда, командовавший стартовым взводом, в котором я состоял. Плахов во время практических работ в шахте не отходил от меня ни на шаг, потому что я подсказывал ему, что и когда делать, и он послушно всё выполнял. А однажды то ли из любопытства, то ли ещё почему-то он залез в стартовый распределительный шкаф одной из шахт, снял несколько шееров (так мы называли штепсельные разъёмы, через которые проходили десятки, а то и сотни линий питания и систем управления), а поставить на место один из них забыл. Через этот шеер проходили линии питания двигателей одного из двух (левого и правого) редукторов, с помощью которых 350-тонная «крыша» по рельсам тросами толщиной в руку накатывалась и откатывалась от шахты. В результате отключения одного из двух редукторов во время регламентных работ всю тросовую систему перекосило и почти утащило под блоки на одну сторону. Благо, услышав необычный рёв включённого редуктора, я на всякий случай вырубил всю систему. Причину неисправности я установил быстро. Надо было видеть бедного лейтенанта! Казалось, он был готов к расстрелу на месте. В поисках выхода из создавшегося положения я предложил включить ранее отключённый редуктор, выключить тот, который был включён, и путём перетяжки попытаться вернуть тросовую систему на место. Поскольку никто ничего другого не предложил, сделали, как я придумал, и, как ни странно, тросы встали на место, хотя пришлось потом их регулировать, чтобы уравнять по длине. Единственное, что я не мог предусмотреть, что трос, после того как его вырвало из блоков, под которые затянуло, взметнувшейся петлёй срежет все потолочные осветительные плафоны в машинном помещении. И, слава богу, что в это время здесь не было людей. Информация о происшествии не ушла за пределы взвода. Лейтенант был спасён от наказания, хотя служба его явно тяготила.

Но были не только такие страшные по своим возможным последствиям происшествия, были и комичные ситуации. Одна из них случилась с участием Маршала Советского Союза С. С. Бирюзова, начальника Генерального штаба Советской армии. Однажды, после того как мы встали на боевое дежурство, он в составе большой группы, в которую входили первый секретарь ЦК КПСС Латвии А. Я. Пельше (позднее возглавил Комитет партийного контроля ЦК КПСС) и помощник Л. И. Брежнева А. М. Александров (Агентов), приехал к нам на базу. И наш комдив по их просьбе, в порядке исключения, решил показать ракетную шахту с ракетой и как она (шахта) открывается и закрывается. Я благополучно по команде открыл шахту, то есть на гидродомкратах поднял и по рельсам сдвинул её «крышу», и таким образом перед взорами сановников предстала во всей красе шахта со стоящей в ней на стартовом столе ракетой. Естественно, что все захотели подойти к шахте и заглянуть внутрь. Во время этого кто-то случайно задел ногой «конечник» — конечный переключатель, который оказался доступным такому лёгкому воздействию посторонних лишь потому, что «крыша» отъехала — и он переключился, цепь дистанционного автоматического управления «крышей» прервалась. В результате, когда прозвучала команда «закрыть шахту», «крыша» осталась на месте. Назубок зная всю электросхему, я быстро определил «виновника» сбоя — «конечник». Мне ничего не оставалось, как снизу через технологическую щель в системе гидродомкрата попытаться вернуть переключатель в нужное положение, но так как этому мешала стоящая радом с «конечником» нога, мне пришлось легонько по ней похлопать. Нога оказалась Бирюзова. От неожиданности он подпрыгнул и отскочил, и хорошо, что не в открытую шахту. Этот «смешной» случай стал предметом серьёзного разговора, но не из-за того, что я похлопал по маршальскому ботинку, а из-за того, что так легко, как оказалось, можно было воздействовать на защитные сооружения шахты. После этого в инструкции внесли дополнение о категорических запретах нахождения кого-либо (даже если бы это был сам Брежнев) вблизи шахт в периоды боевых дежурств.