Семнадцать космических зорь

Существует и такая «теория», по которой следует затормозить жизненную активность человека во время длительного полета, свести его психологическое восприятие и жизнедеятельность к минимуму. Другими словами, довести космонавта до состояния, близкого к летаргическому сну, и такую живую мумию бросить к звездам. Но тогда для чего вообще посылать человека в космос? Что увидит, что узнает он там? Что он привезет людям, вернувшись на Землю?

Я заговорил об этом потому, что уже после моего полета мне показали перевод рассказа «Человек на орбите» Кеннета Кея, напечатанного в журнале «Сатэрдей ивнинг пост» в августе 1961 года.

Было бы глупо обвинять Кеннета Кея только в том, что он написал сущую ерунду, но его рассказ во многом примечателен. Он написан не для советских, а для американских читателей, я не могу не привести несколько маленьких отрывков из этого «сочинения».

«После полета реакция у Росса Клэриджа (первого в мире космонавта, облетевшего Луну и вернувшегося на Землю. По Кею—это американец. — Г. Т.) была ослабленной, и врачи-психологи казались недовольными. Он не мог ответить на все вопросы ученых и генералов, некоторые детали полета уже ускользнули от него...

— Да, сэр, вы сделали это!—сказал Мак-Адамс, генерал авиации.

— Посмотрим, как встретят эту новость в Москве!

— Я не был уверен. На самом деле, я не рассчитывал это сделать. Я никогда не думал, что вернусь обратно.

— Почему же вы настаивали на полете?

— Я считал, что нам пора кончать с отсрочками и попробовать, если мы надеемся побить советских в чем-то. Я думал, что игра стоит свеч. Мне казалось, что это не так уж важно — вернусь я или нет.

— Я не ждал от вас такого ответа, парень... — поморщился генерал.

— Видимо, это депрессия. Спать по команде, просыпаться по команде, как автомат. Так обалдел, что не могу соображать. Конечно, я думал, что вернусь, мой генерал...»

Затем наступил внезапный прилив энергии. Клэридж почувствовал себя необычайно легко. Он думал, что выглядит изможденным и усталым, а в зеркале увидел себя здоровым и жизнерадостным, со сверкающими глазами, как будто к нему вернулась молодость.

Несколько позже:

«— Я устал. Ужасно устал. В течение долгого времени я не спал. Они называют это контролируемым режимом: засыпаешь от лекарства, просыпаешься тоже от него... Они клали его в то, что я ел...»

Врач, пишет далее автор, объяснял этот внезапный прилив энергии чрезмерной дозой возбуждающих средств, которые Клэридж получал наряду со снотворными...

Разве такого космонавта можно было вести на торжество по случаю выдающейся победы науки? Его следовало бы немедленно и надолго отправить в соответствующую лечебницу.

Мы, советские космонавты, знаем: готовя нас к полету в космос, наши ученые делали это не ради рекламы или спортивного азарта. Человеческий разум, не затуманенный ни допингом, ни снотворными, озаренный осмысленной научной целью, — вот что присутствовало в наших полетах. Разум — пытливый, вооруженный знаниями, добытыми человеком с того самого дня, когда он выдумал колесо. Разум, умеющий анализировать, наблюдать и решать...

Все мои друзья-космонавты готовились именно к таким полетам. Ради этого был осуществлен и полет корабля «Во-сток-2», во время которого я пережил незабываемые семнадцать зорь новой, Космической эры. Ради этого пойдет в космос следующий наш корабль с человеком на борту.

СКОРЕ после полета «Востока-2» в моей жизни произошло еще одно знаменательное событие. Юрий Гагарин и я были избраны делегатами исторического XXII съезда партии.

Нам было радостно встретить на съезде и Главного Конструктора космических кораблей и его коллег, чьи имена еще не обнародованы, но уже вписаны золотыми буквами в историю нашего государства, в летопись наших побед на пути к вершинам коммунизма. В Кремлевском Дворце съездов мы все, пожилые и молодые коммунисты, с одинаковым чувством гордости за свою Родину, за свою партию слушали Никиту Сергеевича Хрущева. Впечатлений от докладов, от той неповторимой обстановки сплоченности, братства и уверенности в победе коммунизма так много, что их не выскажешь в нескольких фразах.

Тогда я часто задумывался над тем, как я, внук крестьяни-на-бедняка, сын сельского учителя, сегодня стал делегатом съезда партии. Я понимаю, что дело, конечно, не во мне лично... Слушая Никиту Сергеевича, выступления делегатов, я все больше ощущал сердцем, как много сделано партией, советским народом со дня исторического залпа «Авроры» и какая громадная ответственность теперь ложится на нас, молодых. Ведь это нам придется претворять в жизнь то, о чем люди мечтали веками.

На съезде я встретился и познакомился с одним из старейших членов нашей партии, с Еленой Дмитриевной Стасовой, верной соратницей великого Ленина. Это они, первые коммунисты России, отдали все свои силы, всю жизнь тому, чтобы сегодня мы могли собраться в Кремле и говорить о коммунизме как о конкретной задаче ближайших двух десятков лет.

И сейчас я невольно все чаще и чаще вспоминаю историю коммуны своего родного села. Мои деды и односельчане, создавая эту коммуну, уже тогда угадывали еще неясные для них черты коммунизма, который сегодня советские люди решили построить и построят в короткие сроки. Мне особенно понятно, почему программа построения коммунизма имеет глубокие народные корни. Работая сообща, жадно впитывая культуру, штурмуя мудреную для них грамоту, мои деды, сибирские мужики — коммунары — уже на заре Советского государства мечтали о радостном завтра.

Свою мечту, дела и завоевания они передали как эстафету нашим отцам и старшим братьям. В боях с фашистами наши отцы и братья отстояли завоевания революции, сохранили в своих сердцах дедовские мечты и передали их нам.

До того как стать космонавтом, я служил в авиационной части. Там я узнал ее боевую историю, имена героев, через руки которых пришла к нам, молодым летчикам, дедовская эстафета. Летчики нашей части, Оскаленко, Севастьянов, Ма-цевич, Лобов и многие другие, не жалели ни крови, ни жизни, чтобы отстоять ленинские идеи.

Многие герои Отечественной войны погибли, но они принесли победу...

Знаете, мне показалось, что, когда Елена Дмитриевна Стасова знакомилась со мной, она очень пристально глядела на меня, будто взвешивала: в какие руки вручается теперь эстафета, пронесенная через царские тюрьмы и революцию, разруху и голод гражданской войны, через пятилетки, через горе и кровь военных лет? Кто примет эстафету, которую несли миллионы коммунистов и беспартийных через все испытания?

С этой эстафетой идти нам, молодым...

L ^D J CKOPE после полета в космос мне пришлось еще и еще раз поглядеть на нашу планету, но теперь уже не с космической, а с нашей земной высоты. Посыпались многочисленные приглашения побывать в гостях у друзей: в Германской Демократической Республике, в Румынской Народной Республике, Монгольской Народной Республике, в странах Юго-Восточной Азии. Почти месяц мы были в Индонезии, Бирме и Демократической Республике Вьетнам. Вскоре в составе делегации Ака-

демии наук я полетел в США, где работал Международный конгресс по мирному использованию космического пространства. В сентябре 1962 года мы ездили в Югославию и Болгарию.

Впечатлений от этих поездок так много, что им можно посвятить отдельную книгу. Я же расскажу на этих страницах не обо всех поездках и далеко не обо всех фактах, которые взволновали меня и запомнились на всю жизнь. Тот теплый прием, который оказали нам во многих странах, убеждает в том, что у нас очень много братьев, единомышленников и искренних друзей. Их так много, что сердце радуется.

В Германскую Демократическую Республику мы прибыли в дни, когда республика решила положить конец провокациям реваншистов из Западной Германии и закрыла границу между Западным и Восточным Берлином. В те дни в Германской Демократической Республике все были полны решимости защищать свои права и жили одной мечтой — мечтой о мире.