Неман! Неман! Я — Дунай!

— Долго рассказывать, товарищ подполковник. Да это еще что! Мне довелось побывать даже во фронтовом красноармейском ансамбле…

Алексей Алексеевич Гринченко когда-то преподавал в Киевской школе связи. Инженер-электрик, окончивший два высших учебных заведения, прекрасный методист-математик, опытный командир, он мог принести большую пользу связистам.

— Согласны работать в отделе связи армии? — без обиняков спросил я.

— Согласен работать там, где смогу быть полезным, товарищ подполковник.

Гринченко назначили моим помощником по снабжению и ремонту.

В командование полком связи вступил майор Петр Александрович Прилучный, комиссаром стал батальонный комиссар Федор Григорьевич Ревенко. Был в основном сформирован и отдел связи 27-й армии.

…Летом 1942 года соединения армии вели бои местного значения, улучшали занимаемые позиции. Фронт армии, протяженностью 126 километров, вытянулся по восточному берегу озера Ильмень до реки Ловать в районе Рамушево. На южных направлениях Красная Армия вела ожесточенные бои с гитлеровцами, рвавшимися к берегам Волги и на Кавказ. Перед войсками 27-й армии стояла задача сковать на своем участке как можно больше сил противника и вынудить его усилить свою группировку в районе Старой Руссы. С этой задачей армия справилась.

В конце лета к нам приехал начальник связи фронта генерал Николай Степанович Матвеев. Блестящий специалист и чуткий командир, он давно снискал уважение и любовь связистов. Этот удивительный человек располагал к себе с первого взгляда. Притягательную силу его обаяния я испытал на себе. Глубокой осенью 1941 года, когда генерал Матвеев сменил полковника Курочкина, вызвали меня в Управление связи фронта. Штаб фронта располагался в лесу, невдалеке от Валдая.

Встретил меня сам генерал. Высокий, стройный, с седой шапкой волос, хотя было ему тогда чуть больше сорока, он выглядел очень представительно. Говорили, что в первую мировую войну Николай Степанович был уже офицером, имел ранение, а после революции сразу перешел на службу в Красную Армию. И хотя я немало уже слышал о необычайной приветливости Матвеева, невольно растерялся, поняв, что прибыл к нему первым.

— Приехали, вот и отлично! Вы первый, пока еще никого нет. Пойдемте обедать, подполковник, — радушно предложил Николай Степанович, — сегодня смогу накормить вас настоящим обедом.

После плотного и вкусного обеда потянуло в сон. Какое уж тут, думаю, совещание… Николай Степанович будто прочитал мои мысли:

— А сейчас — отдыхать. Совещание будет ночью, так что не теряйте времени…

С того первого знакомства прошло много месяцев. И вот мы встретились снова.

— Ну, как живете, ветеран старорусских лесов? — спрашивает генерал Матвеев. — Как идут дела?

— Кажется, все в порядке, товарищ генерал.

— Хорошо ли работают связисты? Вспоминаете небось 11-ю армию и ее 33-й полк?

— Теперь уже дела идут лучше. А в первое время здорово помог нам 33-й. Надеюсь, что и 117-й станет не хуже.

Я подробно доложил о проводимых и намечаемых мероприятиях. А затем попросил удовлетворить наши заявки на радиостанции, полевой кабель и различную аппаратуру.

— Ну хорошо, ваши мероприятия одобряю. А вот насчет имущества — скоро не ждите. Сами знаете, какая обстановка сложилась на южных направлениях.

Генерал Матвеев в течение двух дней проверял работу связи армии. Проезжая по линии, мы не пропускали ни одного контрольно-телефонного поста, чтобы не посмотреть и его работу. И везде Николай Степанович беседовал с людьми, интересовался их жизнью, указывал на недостатки, давал ценные советы.

Начальник связи фронта остался доволен состоянием связи нашей армии и работой личного состава.

Вскоре меня вызвали в Управление связи фронта, а на обратном пути я неожиданно повстречал подполковника Сошальского. Мне показалось, что Алексей Андреевич еще больше похудел и был чем-то подавлен. Присели на обочине дороги, закурили, вспомнили свои семьи и нашу довоенную жизнь.

— Будешь писать домой, передавай привет Вере и дочкам.

— И ты, Алексей Андреевич, кланяйся от меня своим.

— Василий Прохорович, а о Зуеве ничего не слыхал? — неожиданно спросил Сошальский.

— Ничего, Алексей Андреевич…

— Дошло до меня, что Иван Васильевич застрелился [2]. За достоверность этих слухов не ручаюсь. Да и сам не очень верю им. Но так говорят…

Подавленные, мы распрощались и разъехались каждый своим путем.

* * *

С наступлением осени резко ухудшилось снабжение армии. Опять, как и веской, многие подразделения оказались отрезанными распутицей от штабов и складов своих частей. Не легко было в те дни и связистам. Противник всячески пытался дезорганизовать работу наших радиосетей, так как знал, что проводная связь в таких условиях действует с большими перебоями.

В одной из стрелковых бригад радиосвязь с батальонами поддерживал радист Кириченко. Нужно было передать срочное распоряжение командиру батальона. Кириченко быстро вошел в связь и приготовился к работе, но чуткое ухо радиста уловило — вмешалась чужая радиостанция. А незнакомый голос торопил: «Передавайте быстрей, я вас принимаю».

— Нас слушает посторонний, не иначе немец, — доложил Кириченко ефрейтору Басналееву.

— Ничего, мы его перехитрим, — ответил ефрейтор. — Сообщите, чтобы принимал мой друг радист Ирматов. Я передам сам, а немец пусть слушает сколько угодно — все равно ничего не поймет.

Через минуту Басналеев сидел у микрофона и передавал радиограмму на родном казахском языке.

* * *

23 ноября 1942 года советские танковые корпуса замкнули кольцо вокруг армии Паулюса под Сталинградом. Это был крах летнего наступления гитлеровцев на южных направлениях. А в декабре 1942 года 27-я армия получила боевое задание: имея главную группировку сил на восточном берегу Ловати, ударом на юг прорвать оборону противника, выйти на рубеж Сутиски, Быково, соединиться с частями 1-й Ударной армии и завершить окружение демянской группировки противника.

Войска перешли в наступление, но полностью выполнить задачу не удалось. Используя естественные непроходимые участки, немцы создали на направлениях возможного прорыва мощные узлы обороны. Недостаточное количество боеприпасов, невозможность применить средства усиления — танки и артиллерию, а также слабое продвижение 1-й Ударной — все это неблагоприятно сказалось на действиях соединений нашей армии.

В конце декабря начальника штаба армии полковника Ивана Ивановича Степанова сменил полковник Григорий Сергеевич Лукьянченко, а в январе началась подготовка к новой операции. На станцию Крестцы, где находилась наша армейская база снабжения, ежедневно прибывали эшелоны с новыми соединениями для нашего соседа — 11-й армии.

В один из этих дней вызвал меня полковник Лукьянченко.

— Вы знаете, какое движение войск происходит сейчас ночью по дорогам из Крестцов к фронту?

— Знаю. И нет сомнения, что противник уже пронюхал об этом.

— Правильно. И нам приказано попытаться ввести его в заблуждение. Пусть думает, что все прибывающие соединения идут не в 11-ю армию, а к нам. Короче говоря, необходимо провести оперативную маскировку. Через час, товарищ Агафонов, жду вас с планом использования средств связи для этой цели.

Вместе с Сергеем Петровичем Аверьяновым и Григорием Кузьмичом Поповичем мы быстро подготовили необходимые данные. Через час я докладывал начальнику штаба:

— По дороге Крестцы, Зайцево, Кушеверы, Лажины предлагаю вести по ночам работу радиостанций средней мощности только короткими радиосигналами. Днем будем изредка передавать из некоторых пунктов небольшие радиограммы, рассчитанные на прием радиостанцией нашего командного пункта. По интенсивности работы в эфире немцы и попытаются определить конечный маршрут прибывающих соединений.

Полковник Лукьянченко одобрил наши предложения. Проведенная армией оперативная маскировка достигла цели. Новый начальник штаба был вообще изобретателен и неутомим.