Правда об Афганской войне

Суть недолгого разговора с Устиновым сводилась к следующему:

– Встретитесь с членами Комиссии, прислушайтесь к их советам. Особенно внимательно послушайте Юрия Владимировича. У него огромная информация. А сам он проницательнейший человек.

Я вышел от Устинова с неловким ощущением: министр находится в постыдной зависимости от Андропова. Кстати сказать, директивы, которые я позднее получал в Афганистане, всегда были подписаны сначала Андроповым, а затем уже министром обороны Устиновым. А войну-то ведь вели военные, и было бы нормальным, чтобы подпись министра обороны стояла первой. Однако верховенство КГБ являлось нагло и открыто узаконенным.

Вторая беседа – с Андроповым на Лубянке.

Выхоленное, мучнистого цвета лицо, дискантоватый голос, важные жесты, подчеркнутая любезность. Встретил он меня на середине кабинета. Предложил сесть.

Говорил тихо и убедительно о сложности обстановки в Афганистане, о необходимости продуманно строить свою линию поведения в отношениях с руководством дружественной страны.

– Знаем: Кармаль – одиозная фигура. Но – послушен. Поддерживай его.

Попутно, вскользь, заметил, что знает весь мой послужной список – работу в Египте, Чехословакии. Добротной назвал мою службу в Прибалтике…

– Но здесь обстановка другая. Сложная. – И перейдя на «вы»: – Так что берите все в свои руки и действуйте.

– Юрий Владимирович, на войне очень важно единоначалие, вся полнота власти.

– Ну так вы ее и берите!

– Могу ли я расценивать эти слова как утверждение моих полномочий?

– А я вот сейчас узнаю. – И он поднял трубку телефонного аппарата.

Слух у меня тогда был острый. Я слышал не только Андропова, но и улавливал слова собеседника. Состоялся примерно такой диалог:

– Борис! Это я, Юра.

Я догадался, что Ю.В. разговаривает с Борисом Николаевичем Пономаревым.

– Вот тут у меня Майоров… Просит всю полноту власти.

– Так пусть ее и берет.

– Значит, ты одобряешь? А как же наша Комиссия? Все-таки Комиссия Политбюро.

А не дурачит ли он, председатель, меня? Не игра ли это? – подумал я в тот момент. И снова голос Андропова:

– Кто же тогда, Борис, главным будет, если Александр Михайлович всю власть возьмет?

– Ну, он главным военным будет там, в Афганистане.

– А в целом, главная-то у нас ведь партия… Везде, Борис, партия!

– Конечно-конечно…

– И, прежде всего, главный – это Леонид Ильич! – заканчивая этот демонстрационный разговор, произнес Андропов.

От него я ушел удрученным. Из довольно-таки абсурдного телефонного разговора двух членов комиссии я так и не понял, будет у меня полнота власти или нет. Ответственность же придется в полной мере нести мне.

Следующая беседа – с Громыко. Мы неоднократно встречались еще в мою бытность командующим Центральной Группой войск в Чехословакии. Он, вероятно, относился ко мне как к человеку, прошедшему достаточную школу, чтобы разбираться в политике и дипломатии, и потому сказал, что инструктировать не будет.

– Дипломатическая работа ведется, политическую линию мы обеспечиваем. Ваше дело, Александр Михайлович, – воевать. И как можно скорее установить власть.

Его слова я принял совершенно нормально. Дело военного человека – это война. Я обязан, я должен, максимально сосредоточивая свои способности, силы и опыт, решить поставленную политическую задачу военными средствами.

Однако разговор с Андреем Андреевичем тоже не внес ясности в мое понимание предстоящего задания. Будучи немногословным, Громыко едва упомянул посла СССР в Кабуле Табеева, но не стал его характеризовать: дескать, сам разберусь на месте. И я все больше стал уповать на то, что, действительно, сам во всем разберусь, когда приеду в Кабул.

До встречи с Пономаревым в Центральном Комитете КПСС меня пригласили к его заместителю, Ростиславу Ульяновскому. Афганистан он знал хорошо. Много рассказал мне об истории, об особенностях этой страны. Вспомнил и о поражениях, которые там терпели иноземцы – и Македонский, и Чингисхан, и англичане…

– Ну, а теперь вот мы… вошли. – Помолчав, добавил: – Влезли… Но ведь мы, русские, тем и отличаемся, что сначала создаем себе трудности, а потом геройски их преодолеваем… В Афганистане, Александр Михайлович, пролита кровь. И она будет дотоле проливаться, доколе будет живо в одних афганцах чувство мести к другим афганцам.

Пошли к Пономареву.

Он, вероятно, догадывался, что в беседах с членами Комиссии ничего конкретного мне сказано не было. Поэтому и спросил достаточно дежурно:

– Ну что, проинформировали вас?

– Для начала, можно сказать, проинформировали. А уж там, Борис Николаевич, придется самому во всем разбираться.

– Да, вот именно. А что касается единоначалия, то я вас понимаю, но и вы нас поймите: мы вчетвером и то не во всем можем прийти к единству.

– А как же я там смогу чувствовать определенность и твердость линии Центра?

– Ну вы же генерал армии, вы же первый заместитель Главнокомандующего сухопутными войсками.

– Все это так, Борис Николаевич, но ведь там, в Кабуле, рядом со мной будут представители и от КГБ, и от МИД, и от ЦК… Не получилось бы как в басне про лебедя, рака да щуку.

– Ничего-ничего… Разберетесь.

Вот на этом мои беседы с членами Комиссии и закончились. Оставалось самое важное: предстать пред светлы очи Леонида Ильича, да только он находился в отпуске. Поэтому ожидал меня Андрей Павлович Кириленко. 7 августа он принял меня в ЦК в небольшом кабинете, заваленном книгами. Я даже позавидовал: располагает же временем все это читать!

– Ну, садись, – простецки сказал Кириленко.

Принесли нам чаю с какой-то ореховой приправой (такую же, кстати, подавали с чаем и у Андропова).

– Выпей!

– Спасибо.

– Ну так что, едешь Карпаты покорять?

– В Афганистан еду, Андрей Павлович.

– Ну я и говорю, в Карпаты.

– Там Гиндукуш, Андрей Павлович.

– Тьфу ты! Ну в Гиндукуш… Инструктаж получил?

– В общих чертах.

– А в остальном разберешься на месте. Война, конечно, идет сложная. Это все равно, что с бандеровцами воевать. Помню, после войны мы их на Украине гоняли – ух, как мы их гоняли!… Ну что же, смотри, пиши, докладывай. Если нужно, звони.

– Есть, – говорю, – писать, докладывать, при необходимости звонить. Постараюсь выполнить поручение Политбюро.

– Ну вот и спасибо.

Так я получил благословение на ратный подвиг.

Перед отъездом снова побывал у Николая Васильевича Огаркова. Он сообщил мне, что завтра в одном самолете со мной полетит генерал-лейтенант Самойленко Виктор Георгиевич, только что назначенный моим заместителем по политической части с должности начальника Политуправления Уральского военного округа.

– А начальника штаба сам себе подберешь, – сказал мне Огарков. Согласились, однако, на том, что служившего тогда в Афганистане советником при начальнике Генштаба ВС ДРА генерал-майора Черемных Владимира Петровича можно выдвинуть на должность начальника штаба Группы ГВС (Главного военного советника) в Афганистане.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В Афганистане в то время работала достаточно большая и представительная группа Министерства обороны СССР во главе с первым заместителем министра Маршалом Советского Союза Соколовым Сергеем Леонидовичем. Его ближайшим помощником являлся первый заместитель начальника Генштаба ВС СССР генерал армии Ахромеев Сергей Федорович. Группа решала все задачи планирования организации и ведения боевых действий 40-й армии во взаимодействии с вооруженными силами ДРА. Одновременно она представляла Комиссию Политбюро ЦК КПСС по Афганистану непосредственно в зоне событий, информируя Кремль о положении дел и выполняя вновь ставившиеся задачи. Разумеется, Соколов и члены его группы держали тесную связь с советским послом в ДРА, представителями ЦК КПСС, КГБ, МВД и других министерств Союза. Военным советником при министерстве обороны ДРА служил тогда генерал-полковник Магометов Султан Кикезович, группа советских генералов и офицеров находилась и в генштабе ВС ДРА, и в войсках афганской армии.