Политическая и военная жизнь Наполеона

Министерство Людовика XVI перешло в руки Неккера, который, чтобы иметь себе опору, решился защищать и возвышать среднее сословие. Это разделило самый двор на две партии. Правительство разделилось на две части: одна требовала системы Неккера (11), с некоторыми изменениями, другая отвергала ее. При таком расположении умов созваны были Генеральные штаты.

В каждом сословии голоса должны были собираться отдельно; но средний класс требовал, чтобы их собирали поголовно, потому что надеялся иметь тут преимущество перед остальными двумя классами, видя, что он многочисленнее их обоих. Дворяне и духовенство отвергли это требование и, 17-го июня средний класс составил свое собственное национальное собрание; 20-го было закрыто место заседаний его; депутаты среднего сословия собрались в Жё-де-поме и поклялись не расходиться, не дав новой конституции Франции.

Быть может, что революция потухла бы, если бы король в это время уничтожил собрание, которое так дерзко шло против самых основных законов государства; он думал было это сделать, но ему не достало решимости. 23-го июня он явился в собрание, объявил, что согласен на некоторый уступки и приказал депутатам разойтись; он вышел, но депутаты отказались от повиновения. Главный церемониймейстер стал убеждать их; но Мирабо (12) объявил ему, что их заставят выйти только штыками; вместо того, чтобы принудить их к повиновению, им позволили собираться и в следующие дни. Король велел даже дворянам и духовенству к ним присоединиться.

Много восставали против философов и философии, приписывая им революцию. Если бы король тогда же склонил Мирабо на свою сторону, то Генеральные штаты кончились бы тем же, чем они обыкновенно оканчивались прежде, и все Вольтеры в мире не произвели бы этих страшных переворотов; революция не могла длиться уже и потому, что вся она образовалась в несколько дней. Мятежной черни также нечего было страшиться. Её предводители, видя непреклонность короля, и не имея средств бороться с врагами иноземными, пришли бы скоро сами в отчаянное положение, и неистовая чернь на них же, виновников её несчастий, обратила бы всю свою ярость. Это так же верно, что, если бы я был министром Людовика XVI, революция кончилась бы 23-го июня 1789-го года. Я умел бы в одно время и разить врагов престола и удовлетворять требованиям справедливым, и Мирабо, Сийесy и всем предводителям собрания возвращаться уж было поздно: им оставалось умереть или победить; а победить легко было, потому что все их предприятия им облекались в обманчивый вид законности. Они повелевали именем того же правительства, у которого отняли власть. 14-го июля они сделались правителями государства, получив в свое распоряжение сильную армию, под названием национальной гвардии, и захватив в то же врем я начальство над линейными войсками. Наконец они сами изумились своего могущества, и, чтобы упрочить его за собою, решились уничтожить монархическую власть в своем отечестве. Эта последняя и величайшая их ошибка потрясла до основания весь государственный состав Франции.

Смуты в Париже увеличивались с каждым днем; к тому же стали говорить, что двор хочет собрать в Версале несколько верных ему полков. Это внушило народным предводителям мысль принудить короля переехать в Париж, где он был бы гораздо более под влиянием народа; с этою целью были произведены восстания 5-го и 6-го Октября; Лафайет (13) двинулся в Версаль с двадцатью тысячами национальной гвардии; Людовика привезли в Тюильри, где он и был поручен надзору Лафайета. Королевская гвардия в скором времени была распущена: Людовику оставался, для охранения его особы, один только швейцарский полк.

Королю было объявлено, что он не должен вмешиваться в ход собрания, и имеет только право произносить veto. Таким образом, посреди прений, готовых ниспровергнуть престол, добрый Людовик XVI оставался спокойным зрителем. Он походил не столько на монарха, сколько на частного человека, попавшего в число подозрительных.

Эмигранты убедили его наконец бежать, присоединиться к ним и воспользоваться усилиями коалиции; он отправился с семейством своим в апреле 1791-го года, но был узнан и остановлен в Варенне. Гусары, посланные к нему на встречу г-м Булье (14), готовы были освободить его; но Людовик не хотел вверить участь свою битве, и был привезен в Париж, как неприятельский пленник.

Конституционное собрание, в котором блистало так много необыкновенных талантов, сделало однако же множество ошибок. Важнейшею, по последствиям, было необдуманное образование клубов и сохранение их в то время, когда уже обнаружились и опасность их существования, и бесполезность к исполнению предначертаний собрания. Первый клуб составился из одних только депутатов; потом допустили в состав его патриотов, наиболее известных по уму; наконец самых ревностных республиканцев. Этот клуб прославился под именем якобинцев. Вместе с ним открылось множество других обществ.

Наконец конституционное собрание увенчало все свои ошибки изумительным самоотвержением: оно сложило с себя власть, которою завладело самовольно, и объявило, что никто из членов его не может быть избираем ни в национальное собрание, которое предположено образовать, ни в другие государственный должности.

Новое собрание составилось из самых ревностных демократов, и стало еще упрямее стремиться к уничтожению прежнего правительства. Между тем составлялась коалиция для поддержания его; уже войска её вторгались в пределы Франции.

Начало этой коалиции не вполне известно. Полагают, что первая мысль родилась в Мантуе при совещании императора Леопольда (15) с графом д'Артуа (16). Сначала они хотели соединить только силы испанского, австрийского и сардинского домов император Леопольд предложил собранию созвать конгресс; но собрание, вместо ответа, объявило изменником всякого француза, который согласится подвергнуть законы своего отечества влиянию чужеземного конгресса. Главой коалиции хотели поставить шведского короля Густава III (17), который должен был отплатить этою услугою Людовику XVI за помощь, оказанную ему Людовиком XV против стокгольмского сената, когда тот захватил верховную власть. Но Густав был убит, и главой союза, неизвестно по какому случаю, избрали прусского короля Фридриха-Вильгельма (18). Англия торжествовала, видя наши смуты и совершенное расстройство в государственном управлении. Россия также была довольна этим, потому что Густав и Пруссия вооружались против нее, для спасения Турции, изнемогавшей под соединенными ударами Екатерины и Иосифа II. Мудрая Екатерина видела, что она совершенно обеспечит себя, направив на Францию силы всех своих врагов соседей, и потому-то она так сильно восставала против революции, и с таком старанием составляла союз против нас, сберегая собственные силы.

Национальное собрание, видя, что со всех сторон неприятели готовы вторгнуться во Францию, решилось само начать войну. Оно имело приверженцев в Бельгии, где происходили частые восстания против Иосифа II. Австрия, на вопрос о причинах её вооружений, отвечала нам угрозами. Дюмурье (19), бывший тогда министром иностранных дел, настоял на том, чтобы мы объявили войну и произвели вторжение в Бельгию, с целью проникнуть до Рейна. Но войска наши были разбиты горстью австрийцев под предводительством Болье (20) (в апреле 1792-го года).

Три месяца спустя, герцог Брауншвейгский (21), выступив из Кобленца с шестьюдесятью тысячами пруссаков и десятью тысячами эмигрантов, проникнул в Шампань, через Тионвиль. На пути он объявлял, что предаст огню и мечу все, что не покорится без сопротивления. План этого похода был известен министрам Людовика, которые нарочно обезоружили эту границу, рассеяв наши силы по Рейну и по Шельде; Бертран де Мольвиль (22), министр морских сил, имел довольно духа, чтобы хвалиться этим поступком.