Александр Дюма Великий. Книга 1

В 1772 году остров был опустошен циклоном. Тысячи мертвых и раненых, гибель скота и урожая. А вслед за тем еще и эпидемия дизентерии. Мария Дюма пала ее жертвой. Плантация была разорена, большая часть рабов умерла или сбежала — головокружительное падение человеческого капитала. Дабы ничто не мешало возвращению во Францию, где он мог получить наследство благополучно почивших братьев, маркизик продает четверых своих детей.

И все же из этого вовсе не следует, что он был бесчеловечным отцом. Он даже питал определенную слабость к своему первенцу, которого он уступает с правом выкупа, то есть оставляя за собой возможность вернуть его через пять лет. И, преисполненный деликатности и чуть ли не стыдливости, акт продажи идентифицирует Тома Александра как Тома Реторе, опуская «Александра», наследственное имя семьи, и со всей определенностью свидетельствуя, что речь идет не о торговле отца сыном, но о продаже владельцем своего имущества.

По возвращении во Францию маркизик, почти шестидесятилетний, проводит мирные дни свои в объятиях юности, которую воплощает Франсуаза Элизабет Рету, именуемая экономкой. По временам он чувствует уколы ностальгии: ах, колониальная жизнь, неплохое было время, почему бы не иметь при себе маленький живой сувенир? И в 1776 году он выкупает Тома Реторе, выписывает его во Францию и признает своим внебрачным сыном. Отныне юный вольноотпущенник зовется Тома Александр Дави де ля Пайетри. Но по нормам эпохи незаконнорожденность его остается всегда при нем. Живет он вместе с отцом в местечке Сен-Жермен-ан-Лэ, где позднее Александр станет полковником Национальной гвардии. Но совершенно ничего не известно о четырех годах рабства Тома Реторе. Ровно ничего не известно и о судьбе его брата и сестер, о ней можно только догадываться.

В отличие от героев истекающего XX века, романтические герои не имеют привычки постоянно твердить о своем детстве. Поэтому эпос, сочиненный Мари-Луизой и Александром, приносит в жертву главному то, что ему предшествует. Его начало относится лишь к 1784 году, когда маркизик, его экономка и внебрачный сын переезжают в Париж. Тома Александр ведет в столице жизнь «истинного отпрыска семьи», как с некоторой завистью отметит другой Александр, которому рано пришлось начать трудовую жизнь. Тома Александр вполне равномерно чередует посещение салонов и притонов. Он нравится женщинам. Их привлекает представительность этого молодца, его высокий рост — «пять футов девять дюймов», то есть метр восемьдесят шесть, а вовсе не метр девяносто пять и не два метра, как иногда говорят. Рост неординарный для того времени и сверх того Тома «хорош лицом, хотя кожа мулата придавала его физиономии некую странность, элегантен, как креол, восхитительно скроенный по меркам эпохи, когда полагалось иметь представительную фигуру и маленькие, как у женщины, руки и ноги; необычайно ловок во всех физических упражнениях, один из лучших учеников Лабуасьера, первого фехтовальщика своего времени; соперник в ловкости и живости самому Сен-Жоржу, тоже, кстати, мулату, но гораздо старше, сочинителю музыки, столь же великому соблазнителю, с тем же экзотическим очарованием, не упускающему шанса использовать в свою пользу лестные слухи о сексуальных достижениях цветных мужчин.

Однако обратной стороной эстетического преимущества был расизм. Тусклые аристократы плохо переносят, когда им предпочитают негра. Таков был мушкетер, бесцеремонно вторгшийся в ложу театра Монтансье, где находился Тома Александр в сопровождении очаровательной молодой дамы:

«— Простите, сударь, — прервала его [мушкетера] дама, едва он начал говорить, — но вы как будто не заметили, что я не одна.

— И с кем же вы? — спросил мушкетер.

— Думаю, что с этим господином, — ответила дама, указывая на моего отца.

— Ах, простите! — сказал молодой человек, — я принял господина за вашего лакея».

Дворянин благородных кровей отхлестал бы нахала по щекам. Но у сына Марии Дюма другие явные преимущества перед мушкетером, он хватает его и выбрасывает через барьер ложи прямо в зал. Мушкетер приземляется в партере. Следует дуэль, и справедливости угодно, чтобы Тома Александр был победителем. Физическая сила побуждает к уважению, бывший раб немало делает, чтобы это уважение внушить. Александр младший прекрасно помнит, как он, «держа двух человек на согнутой ноге и еще двух на закорках, скачет через комнату на одной ножке». Или детскую игру, которую нетрудно приравнять к подвигу и которая состоит в том, чтобы, просунув по пальцу одной руки в четыре ружейных дула, приподнять их в горизонтальном положении. Но где геройство становится поистине сверхчеловеческим, так это в момент, когда, сидя в седле и зажав лошадь в шенкелях, Тома Александр цепляется за балку и подтягивается вместе с животным, поднимая вес в шестьсот килограмм по меньшей мере. Здесь становится понятным, почему в Олимпийских играх не предусмотрено конных соревнований: Геракл от них бы отказался.

Столь мощная конституция могла привести только в армию. Тем более, что в 1786 году семидесятидвухлетний маркизик сочетается законным браком со своей тридцатидвухлетней экономкой. Тома Александр не принимает этого брака, он полон упреков: ведь его мать тоже была экономкой, но на ней не женились и при четверых детях. Возмущенный этим напоминанием о колониальных порядках, маркизик лишает сына Марии Дюма пропитания. «Парижская жизнь без денег — большая глупость», и Тома Александр решает поступить в простые солдаты.

— Но только не под моей фамилией, — изрыгает маркизик на грани апоплексического удара.

— Не стоит беспокоиться! Я возьму лишь то, что мне принадлежит: мое второе имя и фамилию моей матери.

Старый маркизик хлопает дверью, и четырнадцать дней спустя умирает: сказались перегрузки, связанные со свадьбой и ссорой. «С этой смертью оборвалась последняя ниточка, которая связывала моего отца с аристократией». Явился на свет первый из Александров Дюма.

Жизнь в драгунском полку Ее Величества, постоянные дуэли с драгунами Его Величества по поводу чрезвычайно серьезной проблемы: кто кого употребляет, король королеву или наоборот. В результате одной из таких дискуссий драгун Дюма получает колющий удар в лоб. «Эта рана, которой он в тот момент не придал никакого значения, повлечет за собой серьезнейшие последствия и едва не приведет его к безумию».

Взятие Бастилии счастливо нарушит монотонность каждодневных забав скучающих от безделья военных. В деревнях царит ужас перед разбойниками, крестьяне восстают против феодального права, горят замки и архивы, что, в свою очередь, пугает провинциальную буржуазию, и она взывает к силам порядка.

15 августа 1789 года под приветственные клики драгуны королевы высаживаются в Виллер-Котре. Они размещаются у одного из местных жителей. Хозяин трактира «Экю дю Франс», любитель экзотики и командир местного отряда Национальной гвардии Клод Лабуре, обращает свое особое внимание на драгуна Дюма: в этой местности цветных людей не видели, и почему бы не развлечь этим знакомством жену и дочь Мари-Луизу! Одного лишь он не мог предвидеть, что уже через два дня Мари-Луиза напишет подруге: «Он очень мил. Его зовут Дюма, но это не настоящее его имя. Его отец будто бы помещик в Сан-Доминго или где-то в этом районе, он такой же большой, как кузен Прево, но только манеры у него получше. Ты увидишь, милая моя и добрая Жюли, как он хорош» [2].

Ветер романтизма нарушил спокойствие постоялого двора. В двадцать лет почему бы не помечтать дочери именитого гражданина, даже если она и обещана в жены кому-то из себе подобных! Влюбленность была обоюдной. Великий соблазнитель думает лишь о честном браке. Добряк Лабуре принимает его предложение при одном лишь скромном условии, что прежде он получит чин бригадира, самый низкий в кавалерии, соответствующий капралу в пехоте. Это даже не унтер-офицер, зарплата бригадира не выше, чем у простого драгуна. Таким образом, в Виллер-Котре в 1789 году еще не существует расовых предрассудков. Хозяйка процветающей гостиницы с улыбкой соглашается отдать руку своей единственной дочери мулату без всякого состояния, незаконному сыну хотя и маркиза, но без всяких шансов на богатство и славу.