Опасный возраст

И все же на этом прощальном чае мы пришли к соглашению. Муж отказался от намерения отобрать у меня детей и проявил благородство, пообещав большие алименты. Я тоже проявила благородство и даже не упомянула о том, что создала ему условия для выполнения очень выгодного в денежном отношении заказа на перевод книги, деньги за который он получил только сейчас и эти деньги предназначил на покрытие судебных расходов по разводу. Я увидела в этом факте перст судьбы и решила с судьбой не тягаться. Одолжила у Люцины шестьсот злотых, чтобы внести свою долю, и не уверена, что эти деньги Люцине возвратила.

Зато я стала курить. До последнего времени мы с мужем каждую неделю бывали у его родителей на обедах, там за десертом все закуривали. Я же, некурящая, продолжала есть, что было еще делать? И начала толстеть, вот и пришлось прибегнуть к курению.

В общем, многое изменилось. Я обещала мужу дать согласие на развод и от своего слова не отказалась. На суде дело должно было обойтись без обвинения кого-либо из супругов, но мужнин адвокат составил такой идиотский иск, что я просто не могла с ним согласиться. Ладно, главная причина развода — несходство характеров супругов — пусть остается, правда, заметили это несходство немного поздновато, одиннадцать лет понадобилось, но чего не бывает… А все остальное было сплошным идиотизмом, и сейчас я очень жалею, что не располагаю копией документа. Оказывается, я соглашалась выполнять свои супружеские обязанности только тогда, когда муж выполнял свои хозяйственные по дому, предъявляла мужу неимоверные финансовые требования, а сама полностью подчинялась влиянию журнала «Пшиячулка» и ей подобным феминистским изданиям. И такое муж принес мне показать!

— С ума сошел! — в ярости вскричала я. — Ни в жизнь не подпишу такой кретинизм. У меня столько недостатков и без этих вымыслов, а ты так толком ни одного и не использовал! А ну садись и давай вместе составим иск!

И под мою диктовку муж написал, вернее, я сама составила иск против самой себя. Я по натуре неаккуратная, а он педант, я люблю французских классиков литературы, а он «Жиче Варшавы», я любила развлекаться и хотела танцевать, ходить в театры и кино, а он домосед и предпочитал оставаться дома. А что касается супружеских обязанностей, в пику ему я придумала, что предъявляла к мужу повышенные требования, с которыми он не справлялся. Да что там, даже в еде у нас были разные вкусы, он любил картошку с молоком, а я селедку в уксусе.

— И еще добавь физическое отвращение, — посоветовала я. — На физическом отвращении можно очень далеко заехать.

— А это еще зачем? — удивился муж.

— У нас двое детей. Так просто тебе развода суд не даст, надо придумать что-то такое… радикальное. В последние годы ты испытывал по отношению ко мне чисто физическое отвращение и, преодолевая его, полностью истощил свою нервную систему.

Физическое отвращение очень понравилось мужу и рассмешило его, а идея оказалась гениальной.

На судебное разбирательство я явилась с новой прической, выкрасив волосы в пепельный цвет, и в элегантном костюме. Единственном, правда, какой у меня был, но ведь суду не обязательно знать об этом. И перед судом первый раз в жизни купила себе малюсенький флакончик духов Диора. До сих пор на духи я денег не тратила, даже одеколон не покупала. Села на скамейке в коридоре здания суда, рядом сидела Янка и волновалась, бедняга, больше меня. Вынув флакончик из сумки, я открыла его, чтобы понюхать духи, и в этот момент выкрикнули мою фамилию. Нервная Янка подпрыгнула и толкнула мою руку, так что содержимое флакончика вылилось мне на костюм.

В зал суда я вошла, распространяя вокруг себя такое благоухание, что сразу произвела хорошее впечатление. Адвоката у меня не было, я не видела в нем необходимости, потому как не собиралась затягивать решение нашего дела, напротив, была полна решимости как можно скорее покончить с ним окончательно и бесповоротно. Отрезать прошлое и начать какую-то другую жизнь!

Адвокат мужа нес полнейшую околесицу. По лицу судьихи было видно, как не нравится ей наше дело. Муж не владел собой, он не терпел публичного разбирательства своих личных проблем и на вопросы давал глупые ответы, не соображая, что говорит. Я видела, к чему идет дело. Того и гляди, иск суд отклонит и мне придется потом являться в этот суд Бог знает сколько раз. Нет уж! И когда мне предоставили слово, я произнесла его столь вдохновенно, что до сих пор горжусь собой.

— Я выросла в хорошей семье, — с достоинством вещала я. — И привыкла, вставая из-за стола, удаляться на отдых, а посуду должна была мыть прислуга. А мой муж такой педант по натуре, что все кастрюли в кухне на кухонной полке всегда ставил ручками в одну сторону, представляете?!

Кастрюлями я сразу изменила атмосферу в судебном зале, а ведь сказала чистую правду! Мебели в нашей кухне было маловато, кастрюли я и в самом деле держала на открытой полке, а муж и в самом деле машинально выравнивал их и ставил ручками наружу. И много чего еще делал этот невыносимый педант, о чем я и поведала суду — проникновенно, дрожащим от сдерживаемого возмущения голосом. Затем принялась описывать взаимные уступки и компромиссы, которые в конце концов убили нашу великую любовь. Небрежно, походя признавалась в собственном легкомысленном характере и неспособности справиться с домашним хозяйством. Всего, что плела, уже не помню, но закончила цитатой из «Пшекроя»:

— Я глубоко убеждена, что лучший для женщины способ сохранить красоту рук — это делать всю домашнюю работу руками мужа!

С каждым моим словом лицо судьихи менялось, это я видела ясно. А при последних словах она взирала на меня уже просто с ужасом. Мой легкомысленный характер и склонность к увеселениям подтверждала мощная струя Диора, которую я сама с трудом выносила. Итак, все понятно. Этот несчастный, честный и порядочный человек просто не в состоянии больше жить с куртизанкой, хотя изо всех сил благородно старается скрыть истинную причину развода.

Я уже собралась было закончить речь, как вдруг вспомнила самое главное.

— А кроме того, — решительным тоном заявила я, — мой муж в последние годы испытывает ко мне непреодолимое физическое отвращение.

— Но почему же? — вырвалось у судьи.

Однако меня уже покинуло вдохновение, и внутри я ощущала абсолютную пустоту.

— А это уж пусть он сам вам объяснит, — с трудом произнесла я и взглянула на мужа.

Судья тоже взглянула на него. А он сидел с таким выражением на лице, что никаких пояснений не было нужно. Физическое отвращение читалось на нем яснее ясного.

Второго судебного разбирательства не потребовалось, суд дал нам развод сразу.

А мне и в голову не пришло, что настоящая моя жизнь только начинается…

Часть третья

ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ [3]

* * *

Первой, на кого я наткнулась в новой архитектурно-проектной мастерской, была Алиция.

Миновав закуток, где работала кадровичка, я оказалась в коридорчике, откуда вела дверь дальше; перед дверью подпрыгивала какая-то черноволосая особа. Подпрыгивала на месте, то на одной ноге, то на другой, и мстительно-самозабвенно приговаривала:

— Так тебе и надо! Так тебе и надо!

Особа в столь колоритной манере явно выражала радость по поводу промаха, совершенного врагом. И само собой, подобное темпераментное выражение чувств с ходу пришлось мне по душе.

Мастерскую описывать не стану, это уже сделано. В книге «Подозреваются все!»изображена правда, и одна только правда, за исключением совершеннейших пустяков, которые охотно уточню здесь. Не было дыры в стене между дамской уборной и комнатой главбуха, не разбивался гипсовый вазон с балкона, и Столярека никто не убивал. Про вазон сразу сообщаю: когда содержимое в нем основательно перебродило, Весек намочил этой экспериментальной жижей тряпку на палке и всем сослуживцам совал под нос понюхать, каждый машинально хватался за благоухающую тряпку рукой, дабы оттолкнуть это черт те что, и очередь в умывалку выстроилась огромная. Воняло вполне классно. К Столяреку я вернусь в свое время, а пока что намереваюсь придерживаться хронологии, из чего, само собой, у меня возникнет тематическая неразбериха и полнейший кавардак.