Опасный возраст

И как будто считая, что этого мало, им помогала приканчивать меня, и весьма успешно, моя мать. Каждый раз, когда я приходила после работы к ней, чтобы забрать сыновей домой, открывая мне дверь, она встречала меня какой-нибудь ужасной информацией. Зная такую привычку матери, я еще перед дверью сжималась в комок, собирая все силы, чтобы вынести очередной удар.

Звоню. Мать открывает и говорит:

— Ты должна мне двести сорок два злотых и пятьдесят грошей. Купила детям обувку.

Или:

— Жуткое несчастье! Нет, входи и сама посмотри! Видишь, кран протекает!

Или:

— Больше я с твоими сорванцами не выдержу! Роберт опять порвал штаны!

Или:

— У обоих высокая температура, еле тебя дождалась, беги за доктором.

Всего не перечислишь. У моих сыновей было: искривление позвоночника, плоскостопие, расстройство пищеварения, умственная неполноценность, туберкулез и нарушение обмена веществ. Однажды мать побила все свои прежние рекорды. Распахнув передо мной дверь, она трагическим голосом заявила:

— У Ежи остеомиелит.

У меня сумка вывалилась из рук, я чуть не померла на месте.

— Почему? Откуда?.. С чего ты взяла? Кто определил?

Оказалось — никто, мать сама пришла к такому заключению на основании собственных наблюдений. Остеомиелит меня доконал, после него я уже перестала реагировать на катастрофические инсинуации матери.

* * *

В материальном отношении нам по-прежнему жилось тяжело, приходилось выискивать дополнительный приработок. Помогла Люцина. Она работала в профсоюзном издательстве и поручила мне написать серию статей о значении колористики на производстве. С темой я справиться могла, поскольку имела представление и о колористике, и об архитектуре наших учреждений, а писать к тому времени уже научилась довольно сносно. Повсюду велось строительство, вот я и разъезжала по всей стране, выискивая наиболее интересные случаи для своих статей. Продолжалось это не один год, и сейчас я просто не могу понять, как удавалось мне сочетать такую творческую деятельность с основной работой, домом и уходом за детьми.

Не бойтесь, я не намерена цитировать здесь свои статьи, хотя некоторые из них были весьма удачными, похвастаюсь лишь одним достижением.

Как-то во время одной из творческих командировок на предприятии я застала лишь секретаршу директора. Ознакомившись с моим командировочным предписанием, девушка провела меня сначала по производственным помещениям, потом запустила в директорский кабинет. Мне хватило одной минуты. Выходя, я спросила у нее:

— Они, должно быть, жутко ссорятся в этом кабинете?

— Откуда вы узнали? — удивилась секретарша. — И в самом деле. Такой крик стоит — на всех этажах слышно! Знаете, это трудно вынести.

С пониманием выслушав девушку, я пояснила, откуда мне известно о нервной обстановке в кабинете ее директора. Комната была большая, просторная, хорошо и даже со вкусом обставленная. Но цвет… Красная обивка на стульях и креслах, огромный, во всю комнату ковер в фиолетовых тонах, а шторы на окнах оранжевые в алые разводы. От всего этого в глазах рябило и начинала болеть голова. Сразу вспомнилось, как я циклевала пол в новой квартире бритвой мужа в обществе новехонького дивана свекольного цвета, так что я легко могла себе представить чувства, бушевавшие в груди людей, сидевших в таком кабинете.

В это же время я пыталась писать и детективы и должна признаться, что на мое будущее творчество муж оказал весьма заметное влияние. Как-то я прочитала очень завлекательный детектив, не помню уже ни автора, ни названия. Была в нем такая сцена. Чёрной-пречёрной ночью плывет по черному безбрежному океану преступник на маленькой лодочке. Разумеется, весь в черном. Наконец доплывает до острова еще более черного, чем океан. Высаживается преступник на берег и идет делать свое черное дело. Идет осторожно, ведь ничего не видать. Вот он наткнулся на провод, перелезть нельзя, поднимется тревога. Преступник осторожненько обматывает этот провод изоляционной лентой и перерезает кусачками. Потом натыкается на второй и тоже, обмотав изолентой, перекусывает. Вроде все идет как надо, но третьего провода преступник не заметил, разорвал его ботинком, и из-за этого поднялась тревога и вообще возникли все последующие осложнения.

Прочитав это произведение, муж так хохотал, что с трудом успокоился. Я удивилась:

— Ты чего? Тут такие страхи, а ты ржешь. Что смешного?

— Ну как ты не понимаешь? — ответил муж, отирая слезы с глаз. — Какая разница, разрезал ли он провод кусачками, обернув изоляционной лентой, или разорвал копытом? Ведь идиотизм же!

Я была потрясена. Для меня и в самом деле изоляционная лента представлялась гарантией безопасности. Убедившись, что муж прав, я запомнила этот случай на всю жизнь и поняла, как важно разбираться в существе дела. Поэтому впоследствии я всегда проверяла все малейшие детали в моем будущем произведении, в которых не была уверена. Твердо решила: я таких идиотизмов не допущу.

И чтобы не слишком отвлекаться, сразу же добавлю: сама лично убедилась в правильности такого решения. Читала я недавно историческую книжку для молодежи, действие которой происходит в XIV веке. Опять же не помню фамилии автора (женщины). Начинается книга с такой сцены: по пустынному пляжу, еще до восхода солнца, бежит мальчик и находит кусок янтаря. Еще темно. В кромешной тьме мальчик порылся в прибрежном песочке и нащупал кусочек янтаря, выброшенный морем.

Поскольку у меня ко времени знакомства с этой книгой был за плечами многолетний опыт собирания янтаря, я сразу поняла весь идиотизм приведенной выше сцены. Море выбрасывает на берег все подряд. Ну допустим, в XIV веке оно не выбрасывало пластмассовых изделий, а все остальное ведь выбрасывало? И водоросли, и камни, и рыбьи внутренности со скелетами, и дохлую морскую живность, и куски дерева, и тысячи еще других гадостей. И в куче такого мусора на ощупь определить кусок янтаря нельзя хотя бы потому, что на морском берегу он валялся бы не очищенный, а вместе с породой, из которой его вырвали морские волны, так что по тяжести ничем не отличался бы ни от куска дерева, ни от камешка. В кромешной тьме попробуйте на ощупь отличить такой янтарь от прочих разных разностей. Я пробовала, и у меня ничего не получалось. Пусть бы авторша сама попробовала, ха-ха! А так книга очень милая, интересная, написана профессионально; наверное, и исторические детали автором проверены, но вот эта вступительная сцена сразу дискредитирует всю книгу. Прекрасно понимаю, не все читатели книги разбираются в янтаре, но все равно автору непозволительно совершать такие ошибки, тем более что очень легко можно было бы проверить достоверность написанного. Могла бы, например, и мне позвонить… К тому времени мною было уже написано немало, и я еще раз убедилась: проверять, проверять, проверять!!

А что из этой проверки получилось, я напишу как-нибудь потом, когда время придет.

* * *

Муж оказал влияние не только на мое творчество, и сейчас самое время посвятить ему больше внимания. Он не любил никаких развлечений. Кафе, рестораны для него не существовали, о ночных заведениях и речи быть не могло. В кино я каждый раз выволакивала его силой и теперь только удивляюсь: зачем мне это было нужно? Каждый раз я несла личную ответственность за качество фильма, а в зрительном зале муж преимущественно засыпал и своим храпом компрометировал меня. Когда же по ходу действия на экране фильма звук усиливался, муж просыпался и, чрезвычайно недовольный, громко протестовал против такого шума. Когда мне довелось смотреть фильм «Самая красивая» с Анной Маньяни, — очень крикливый, помните? — я радовалась, что не захватила с собой мужа. Представляю, как бы он отравил мне все удовольствие, если бы сидел рядом!

Надолго запомнился скандал, устроенный им по случаю похода всем нашим семейством на «Трёхгрошовую оперу». У нас в родне было заведено по праздникам совместное посещение театра. Кто-нибудь покупал билеты, и мы отправлялись гурьбой. Тут тоже получилось довольно неожиданно, мы к этому привыкли и радостно собирались, муж же отбивался зубами и когтями. Яосталась тверда и заставила-таки его пойти с нами. Потом он признался, что пьеса ему очень понравилась и как хорошо я поступила, силой заставив его пойти.