Княгиня Ольга

Подготовка к новому походу заняла, по летописи, два с лишним года. За это время Игорю удалось создать мощную коалицию, в которую вошли представители разных племен Восточной Европы — как тех, которые подчинялись ему, так и тех, которые находились с ним в союзнических отношениях. Сведения о составе этой коалиции сохранились в «Повести временных лет». (Вообще, сведения о втором походе Игоря на греков имеются только в русских летописях. Византийские источники ничего о нем не сообщают — и это, между прочим, дает основание историкам усомниться в том, что вторая война Игоря с греками вообще имела место [56].) Игорь сумел привлечь к походу наемников-варягов — в данном случае, очевидно, скандинавов, давно уже снискавших себе славу бесстрашных и грозных воителей, наводивших ужас на христианскую Европу. Их присутствие в русском войске значительно увеличивало его силы. Помимо варягов, в состав войска Игоря вошли киевские поляне, новгородские словене, смоленские кривичи и тиверцы (последние жили в Поднестровье и были соседями уличей). Кроме того, Игорь нанял печенегов, всегда готовых воевать ради поживы. По обычаям того времени, русский князь взял у них заложников («талей»), которые должны были служить гарантами верности кочевых союзников. Конные орды печенегов уже не раз разоряли византийские области в союзе с другими племенами и успели внушить страх грекам. Впрочем, столь разнородный состав войска таил угрозу и для самого Игоря и его воевод. Удержать в повиновении разноплеменные и разноязыкие отряды и добиться согласованных действий варягов, славян и печенегов было очень непросто.

Выступить в поход удалось только в 944 году — вероятно, в конце весны — самом начале лета [57]. Часть войска двигалась по Днепру, а затем вдоль морского побережья в ладьях; другая часть (прежде всего печенеги) — берегом, на конях.

Как и в 941 году, в Константинополе узнали о приближении русской рати заранее — от тех же болгар и херсонитов. Услышав о выступлении Игоря, сообщает летописец, корсуняне «послали к Роману, говоря, что “вот идет русь, без числа кораблей, покрыли суть море корабли”. Также и болгары послали весть, говоря: “Идет русь и наняли печенегов себе”». На этот раз император Роман постарался не доводить дело до военного столкновения. Многовековое соседство с «варварскими» племенами научило власти Империи договариваться с ними. Так, за год до второго нашествия руссов, в апреле 943 года, северо-западные области Империи подверглись новому нападению венгров. Уже известный нам патрикий Феофан сумел заключить с ними новый мир. Возможно, именно ему было поручено договариваться и с напавшими на Византию руссами [58].

Послы императора Романа встретили русского князя на Дунае, у самых границ Империи. По свидетельству киевского летописца, это были «лучшие боляре», то есть высшие сановники Империи. Они предложили Игорю заключить новый мир, причем подкрепили это предложение богатыми дарами — «данью». (По словам киевского летописца, император прислал к Игорю, «моля и глаголя: “Не ходи, но возьми дань, юже имал Олег, придам и еще к той дани”».)

Одновременно император направил богатые дары — «паволоки и злато много» — к печенегам, также отвращая их от военных действий. Этот ход можно назвать безошибочным. Печенегам, в общем-то, было все равно, от кого принимать дары и подношения и чьи земли разорять. Купить их верность Игорь мог только еще большими посулами. Но в умении торговаться и перекупать возможных союзников ему было сложно тягаться с греками.

Здесь, на Дунае, Игорю надлежало решить, что делать дальше. По словам летописца, он созвал дружину и устроил совет с нею («нача думати»). Предложение «царя» пришлось по душе большинству войска. Летописец так передает речь дружины, обращенную к князю: «Да если так говорит царь, то что хотим больше того — не бившись, получить золото, и серебро, и паволоки? Ибо кто знает, кто кого одолеет: мы ли, или они? Ибо с морем кто заодно? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: общая смерть всем». И Игорю осталось лишь согласиться с общим выбором.

В словах Игоревых воинов, если прочитать их глазами людей раннего Средневековья, нельзя не увидеть очевидной робости, даже трусости, явного нежелания вступать в сражение с заранее неясным исходом. Можно думать, что их колебания были вызваны воспоминаниями о страшном «оляднем» огне греков (не оттуда ли их слова об «общей всем смерти»?). Но как это не похоже на то, что мы знаем о доблести руссов, их всегдашней готовности к пролитию своей и чужой крови — например, из рассказов русских и иностранных хроник о князе Святославе, сыне Игоря! Игорь, прислушавшись к советам своей дружины, несомненно, поступал разумно как политик и государственный деятель. Но как вождь той же дружины он, пожалуй, проигрывал в глазах своих современников. Его сын Святослав, окажись он на месте отца, наверняка нашел бы другие слова, чтобы увлечь за собой дружину (вспомним его ставшее знаменитым: «Мертвые сраму не имут!»). А ведь князь был в равной мере правителем государства и дружинным вождем, и вторая из двух его ипостасей всецело определяла первую.

Итак, Игорь согласился на мир. Взяв у греков «злато и паволоки, и на вся воя», то есть на все войско, он повернул назад, к Киеву. Союзным же печенегам Игорь, по словам летописца, «повелел… воевать Болгарскую землю». Впрочем, его повеление в этой ситуации едва ли было определяющим. Летописный текст следует понимать в том смысле, что Игорь позволил печенегам разорять Болгарскую землю, ибо ничего другого ему попросту не оставалось. Из истории последующих взаимоотношений Руси со степными кочевниками — прежде всего половцами, сменившими печенегов в южнорусских степях в середине XI века, — мы хорошо знаем, что если их приглашали для участия в военных действиях, но война по какой-либо причине откладывалась или отменялась вовсе, степняки начинали ее по собственному усмотрению, подвергая жестокому разграблению земли своих союзников, ибо не мыслили возвращения домой без военной добычи. Но не будем забывать и о том, что Болгария в событиях 944 года (равно как и 941 года) показала себя явным противником Руси. Натравливая печенегов на болгар, Игорь, несомненно, мстил последним за их сотрудничество с греками. А возможно, помышлял о том, чтобы ослабить Болгарское царство и таким образом самому утвердиться на Дунае. Уместно напомнить, что сын Игоря Святослав в 60-е годы X века начнет войну с болгарами, подчинит себе большую часть их страны и перенесет на Дунай столицу своей новой державы.

Мирные предложения греков, кажется, вызвали раскол и в самом Игоревом войске. Из сообщений восточных авторов мы знаем о том, что в том же 944 году какая-то русская рать подвергла жестокому разорению город Бердаа в Западном Азербайджане, и есть основания полагать, что это была та часть войска Игоря, которая — подобно печенегам — не пожелала возвращаться на Русь без военной добычи.

Что же касается Игоря, то возвращение домой и на сей раз не принесло ему славы. Правда, он получил дары от византийского императора. Но, как оказалось, они отнюдь не смогли компенсировать отсутствие добытых в войне трофеев [59]. Об этом мы можем говорить с уверенностью. Собственная дружина Игоря по возвращении из похода будет открыто жаловаться на свое обнищание и «наготу», то есть на отсутствие богатых одежд и вооружения, которые обычно приобретались в результате удачного набега. «Мы нази (наги. — А.К.)» — с такими словами обратятся воины к князю, ставя ему в пример «отроков» его воеводы Свенельда, которые «суть изоделися оружьем и порты». В этих словах — прямой укор князю, не сумевшему обеспечить дружину всем необходимым, то есть выполнить свой первейший долг перед ней, свою первейшую обязанность как князя. Но в этих словах — еще и итог двух его походов на греков — походов, которые не принесли выгоды ни ему, ни тем, кто был главной и единственной опорой его власти. Надо полагать, что упомянутая летописцем «дань» греческого царя досталась другим участникам похода в качестве оговоренной князем платы. Сам же Игорь и его дружина остались по существу ни с чем. Наверное, именно это, а не просто жадность и корыстолюбие толкнут Игоря в его последний поход в Древлянскую землю…