Коммандо. Бурский дневник бурской войны

Английская пехота была в восьмистах ярдах от нас, приблизительно по линии наших прежних траншей, которые были оставлены за два дня до этого. Отсюда они вели непрерывный обстрел из винтовок, пули которых свистели над нами или впивались в землю перед нами.

Они также систематически обстреливали русло из различных орудий, в том числе вели навесной огонь из гаубиц, так что нам приходилось несладко.

Жертв не было из-за того, что берег был высоким, и никто из преторийцев не пострадал, хотя меньше чем через десять минут в мою шляпу попал осколок снаряда, а некоторые были задеты осколками летящих камней от снарядов, взорвавшихся в нижней части русла ручья.

Британцы на нашем участке не атаковали, но позднее тем же утром предприняли попытку овладеть холмами слева от нас, известными как Питерс Хайтс, которые занимало коммандо Бетхала.

Мы видели волны наступающей пехоты, но это было слишком далеко от нас, чтобы мы смогли что- то сделать. Сначала солдаты двигались ровными рядами, но затем их движение замедлилось и мы видели, что те, кто остался в живых, укрылись за скалами и камнями. Они понесли большие потери и стало ясно, что их атака отбита

В тот день больше ничего не произошло, и ночью тоже было тихо. Ночь прошла спокойно, а утром (26 февраля 1900года) англичане с белым флагом пришли, чтобы забрать мертвых и раненых.

Мы с братом спустились туда и провели несколько часов, разговаривая с английскими докторами и санитарами.

Возвращаясь к нашим позициям, мы встретили моего дядю, который продолжал служить в полиции Свазиленда. Эта случайная встреча спасла наши жизни. Мой дядя стал уговаривать нас провести с ним день-два. Приняв его предложение, мы зашли к своим, чтобы взять необходимые вещи и предупредить Айзека Малерба об отлучке. Он не возражал, поскольку позиции свазилендцев были рядом и он сказал, что пришлет на нами при необходимости. Когда мы уходили, он с улыбкой посмотрел на нас и сказал: «Возвращайтесь по первому моему слову, а то как же я буду удерживать этот берег, если вас двоих не будет рядом со мной»? Он вспоминал ночь у Сурпрайз-Хилл, и мы больше не видели живым ни его, ни других бойцов нашего отряда.

Взяв припасы и одеяла, мы пришли к свазилендцам. На рассвете англичане начали сильный артиллерийский обстрел ручья. Целый день снаряды легких и тяжелых орудий падали на нас, а мы продолжали удерживать берег. Шрапнель и лиддит забрали много жертв, и для нас все это было ужасным испытанием.

Несмотря на наше моральное состояние, бомбардировку мы перенесли хорошо. Некоторые отошли в ущелье, но никакого массового дезертирства не было и, когда наступила темнота и бомбардировка стихла, мы прочно удерживали свои позиции после этого тяжелейшего дня. Этот артобстрел был подготовкой к завтрашней атаке и, когда он стих, мы с братом пошли на свои позиции, чтобы присоединиться к своему отряду. В сумраке мы пробирались по руслу ручья, обходя группы бюргеров, стоявших вокруг убитых или раненых товарищей, обсуждая прошедший день, но, когда мы прибыли туда, где накануне были наши товарищи, то никого там не нашли. Нам сказали, что они час назад ушли по ущелью к какому-то другому месту. Мы недоумевали, почему Айзек не послал за нами, но потом решили, что его ординарец нас просто не нашел. Мы расстроились и решили следовать за ними, но прежде заехали к дяде и объявили ему о нашем намерении. Он сказал, что хочет пойти с нами и присоединиться к коммандо Претории, так как давно об этом думал. О своем решении он сообщил фельдкорнету и мы втроем пошли по ущелью. Подниматься по нему в темноте можно было только ощупью, мешало множество камней, но другого пути у нас не было.

Когда наконец мы достигли верхнего края, мы были настолько утомлены от тяжелых грузов, которые мы несли, и был такой маленький шанс на обнаружение нашего отряда в ночной темноте, что мы легли прямо здесь и проспали до рассвета. Когда рассвело, мы забрали у охраны наши седла и пошли к лошадям, которые находились невдалеке. Люди, охранявшие лошадей, сказали нам, что Айзек Малерб со своим отрядом ночью были здесь, а утром отправились к Питерс-Хейтс, которые находились в нескольких милях к востоку, чтобы присоединиться к коммандо Бетхала. Узнав об этом, мы быстро перекусили, оседлали лошадей и отправились, держа путь позади гряды холмов, по которым проходила бурская линия обороны

Пока мы двигались, начался новый обстрел, сильнее вчерашнего. Когда мы с тыльной стороны приблизились к Питерс-Хейтс, то увидели, что хребет, который занимало бетхальское коммандо вместе с нашим отрядом, объято дымом и пламенем. Мы встревожились. Англичане сконцентрировали на этом участке такой сильный огонь, что почти ничего не было видно из-за клубов дыма и пыли, а грохот стоял такой, что ничего подобного я в жизни более не слышал. Иногда, когда дым рассеивался, мы могли увидеть траншеи, но никого движения в них не было видно, а стрельбы за грохотом канонады мы бы все равно не услышали.

Мы остановились в четырехстах ярдах от подножия холма и не знали, что делать. Идти на холм было самоубийством, не идти — дезертирством. Минуту или две мы обсуждали, что делать, и тут канонада прекратилась и мы услышали стрельбу из маузеров, сопровождаемый появлением англичан по всему горизонту, их штыки сверкали на солнце. Мы услышали крики и вопли сражающихся, видели бойцов, сошедшихся в рукопашной схватке. И тут толпа бюргеров понеслась на нас, не разбирая дороги. Солдаты стреляли в них, многие падали. Нам не оставалось ничего, как только последовать за ними. Из наших преторийцев, которые были на горном хребте, вернулись не все. Они удерживали позицию справа от бетхальцев и там были разбиты. Они стояли до последнего и были заколоты штыками или захвачены в плен. Таким образом нашего отряда не стало — все погибли, вместе с Айзеком Малербом, храбрейшим из людей, но эта смерть в это ужасное время была почти не заметна. Это день был началом конца войне в Натале. Британцы открыли проход, по которому хлынули их войска, и буры начали беспорядочное отступление.

Мы следовали в общем потоке, окруженные большой толпой, все стремились к бродам через Клип- Ривер, и нас спасло то, что англичане не послали конницу для преследования, потому что подходы к бродам были узкими и крутыми, а беспорядок был страшный.

В сумерках мой дядя, мой брат и я сумели переправиться, и поскольку начался дождь, мы заняли пустую палатку позади Ломбаардскопа, стреножили и накормили наших усталых лошадей и сами легли спать. Утром мы продолжили путь к главному лагерю и провели там час или два, наблюдая за тем, как поток отступающих катится к северу.

Мы поняли, что осада с Ледисмита скоро будет снята, и в это же время, пока оставались здесь, узнали, что Кимберли также освобожден и генерал Кронье в Паарденберге захвачен в плен с четырехтысячной армией, так что мир вокруг нас, казалось, рухнул.

Вид отступающих коммандо производил настолько тяжелое впечатление, что только очень смелый человек мог бы сказать, что война продлится еще два долгих года.

Мы слонялись вокруг опустевшего главного лагеря до полудня, после которого трое из нас в подавленном настроении отправились в лагерь преторийцев, куда прибыли к пяти часам пополудни. Плохие новости о Тугеле опередили нас, и, поскольку не было известно, что мой брат и я убежали, наше неожиданное появление вызвало сенсацию, мужчины бежали к нам со всех сторон, чтобы услышать правду. Мои остальные братья возвратились, и их приняли очень тепло.

К настоящему времени стало достаточно ясно, что осаду больше нельзя продолжать, и все коммандо уже получили приказ оставить позиции вокруг Ледисмита после наступления темноты. Наши фургоны стояли готовые к движению, но в последний момент оказалось, что кто — то сбежал и увел упряжных мулов, поэтому все должно было быть сожжено. К тому же с наступлением темноты начался сильный дождь.

Раскаты грома перекатывались по небу, и мы, стараясь укрыться от бури, промокли до костей, что угнетало наше и без того подавленное настроение. Наконец фельдкорнет Зидеберг дал нам приказ отойти примерно на двадцать миль, к Эладслаагту. Это переход был ужасен — в полной темноте, под ливнем мы навсегда оставили позиции под Ледисмитом.