Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

Неопределенное будущее газеты не давало покоя Сытину. 7 октября он в отчаянии писал Чехову: «У нас теперь совсем деньги разграбили. Это «Русское слово» нам дало огромные непроизводительные затраты, теперь просто ужасная паника на меня нашла… Не знаю, куда деваться-таки. Думается, что все пропало» [142].

Через неделю великий князь, наконец, сообщил Соловьеву свое мнение. «Купец Сытин (известный Департаменту полиции как издатель разных брошюр тенденциозного содержания), – писал он, – …предполагает совершенно изменить состав ее [газеты] редакции и сотрудников, для чего… уже начал приглашать… лиц, политически неблагонадежных». По его сведениям, Сытин надеялся в скором времени усадить в редакторское кресло лицо, состоящее под надзором полиции [143]. Если уж Александров вынужден продать «Русское слово» для спасения «Русского обозрения», тогда ему надлежит остаться хотя бы редактором «Русского слова». Такое «близкое общение… несомненно, должно благоприятно отразиться на его [Сытина] издательской деятельности». Буде Александров уйдет, повелел великий князь, Соловьев обязан тотчас закрыть «Русское слово» [144].

Московский обер-полицмейстер в донесении от 20 октября так же выражал тревогу. Хотя его департамент не имел сведений, компрометирующих сытинского зятя, он подозревал, что назначение Благова есть первый шаг к повороту газеты в «народническом направлении» под руководством «известных своими либеральными взглядами лиц» [145].

В соответствии с этими пожеланиями Соловьев постановил, что Сытин может издавать газету лишь постольку, поскольку редактором ее является Александров, и не утвердил Благова вторым редактором. В ноябре Сытин и Александров вновь поехали в Петербург – в цензурное ведомство, и там Сытин подписал документ, который обязывал его «как непременное условие» издания газеты «заведование редакцией ее и полную ответственность за нее сохранить исключительно за Анатолием Александровичем Александровым» [146]. 3 декабря Главное управление по делам печати дало официальное разрешение на передачу газеты, а спустя девять дней вышел первый се номер уже при новом издателе.

Тот «первый» номер появился ровно через четыре года после того, как Чехов посоветовал Сытину издавать народную газету, и через три года после выхода в свет Сытинеких «пробных» экземпляров «Русского слова». Помимо этого нового детища, у Сытина в те же годы родились последние из десяти его отпрысков: Дмитрий (1895), Анна (1896) и Ольга (1897).

Имея солидный счет в банке и многочисленное потомство, Сытин не скупился на домашнюю прислугу для своей супруги Евдокии Ивановны, дочери кондитера. К тому же в конце 1896 гола он за 50 тысяч купил для семьи имение Берсеневка, расположенное к северу от Москвы и принадлежавшее князю Свяжскому. Там его детям было раздолье: небольшой парк, два пруда – в том, что побольше летом купались, а зимой катались по его льду на коньках; и просторный, двухэтажный усадебный дом со множеством окон и большой открытой верандой с фасада. Чехов не преминул сообщить Суворину об этой покупке и заплаченной за нее цене, не иначе как в подтверждение сытинских успехов [147].

Став законным издателем газеты, Сытин решил сократить расходы по ее печатанию и взялся за оборудование отдельной типографии в перестроенном здании на Страстной площади – во всех отношениях в стороне от шоей издательской фирмы. В феврале 1898 года они с Александровым подали ходатайство с просьбой разрешить им выпускать еженедельный иллюстрированный «урнал в качестве приложения к «Русскому слову», но Соловьев отклонил просьбу [148].

Через три месяца, забросив издание «Русского обозрения», Александров уведомил Главное управление по юлам печати, что уходит и из «Русского слова». Однако закрытия газеты, как требовал того договор шестимесячной давности, не состоялось. И Александров, и Сытин отлично знали, что для этого шага правительству нужны законные основания, а при несомненной лояльности.русского слова» Соловьев едва ли мог оправдать закрытие газеты одним лишь уходом ее редактора. Напротив, он утвердил в этой должности предложенного Сытиным Е.Н. Киселева, редактора журнала «Вокруг света», а в конце года включил Александрова в штат министерства внутренних дел в качестве цензора [149]. Приступив к своим обязанностям редактора «Русского слова» 8 сентября 1898 года, Киселев пользовался в основном услугами прежних авторов, но теперь путь для Сытина был открыт, и он мог постепенно привлекать к сотрудничеству свежие силы [150].

Одним из новых авторов, привлеченных Сытиным в газету в 1899 году, был сиятельный журналист князь Б.А. Щетинин, который впоследствии рассказал в печати, как и почему его «сангвинический» работодатель-нувориш взялся за издание «Русского слова». Щетинин утверждает, что причина тут самая заурядная – просто Сытину «хотелось загребать золотые горы» и что он обыкновенно жаловался на свою несчастную судьбу, скрывая, как в действительности превосходно идут его дела [151]. Так, первые обращенные к нему слова Сытина Щетинин счел хитрой уловкой: «Вы уж нас пожалейте: наша газета бедная…» Ведь к тому времени – а фактическим редактором тогда был Аксель Карлович Гермониус, прежде работавший в грязном бульварном листке под названием «Петербургская газета», – тираж «Русского слова» приближался к 18 тысячам. Официальный ответственный редактор Киселев лишь вымарывал клеветнические и прочие «непроходные» материалы, говорит Щетинин, который относил «Русское слово» той поры к худшим из «мелких бульварных газет» [152]. Не покушаясь на политическую консервативность своей газеты и в то же время стремясь завоевать как можно больше читателей, Сытин мало-помалу изменил ее степенный характер на сенсационный.

Тем не менее «Русское слово» терпело убытки В начале 1899 года Сытин сказал Чехову, что удерживает газету на плаву только за счет личных средств. «Деньги все, что были скоплены в паях, все промотаны на «Русское слово», – сетовал он [153].

Чехов, желая узнать мнение постороннего человека, справился о финансовом положении «Русского слова» у владельца конкурирующей газеты Е.3. Коновицера. Тот ответил, что давно бы перекупил «Русское слово», не будь Сытин таким «тяжелым человеком». За газету и доход от подписки Коновицер и его компаньоны предлагали Сытину паевое участие в «Русском слове» и в придачу два отсроченных платежа по 10 тысяч рублей.

Коновицер считал, что эти условия «при данном положении его газеты для него удобоприемлемы, но он отказался и потребовал вдвое больше» [154].

Еще бы, ведь у Сытина была такая опора, как «Товарищество». Фирма не только приносила ему изрядный доход, позволявший пускаться в частные предприятия, вроде издания газеты, но и хорошо платила за широко помещаемую в «Русском слове» рекламу своей печатной продукции. Кроме того, за счет фирмы Сытину удавалось улаживать отношения с Соловьевым. Дело в том, что по его настоянию фирма наняла Александрова для редактирования «народных изданий» по 10 рублей за печатный лист, а через некоторое время Сытин ухитрился утроить ставку. Недовольным он объяснил, как полезно иметь друга в стане Соловьева [155].

С Соловьевым вынужден был считаться всякий мало-мальски либеральный издатель. Этот «Игнатий Лойола от цензуры», вступивший в должность в середине 1897 года, был союзником Победоносцева и «необычайным деспотом», исполненным решимости загонять каждую печатную строку в рамки своей политической, культурной и религиозной ортодоксальности [156]. А посему он терпеть не мог «пошлых» (то есть народных) произведений и однажды определенно высказался в том смысле, что нельзя отдавать периодические издания на откуп пройдохам капиталистам или «случайным борзописцам», к которым Соловьев наверняка причислял Сытина [157]. Более того, этот «больной, истерический, желчный человек… совершенно дискредитировал то ведомство, во главе которого был поставлен» [158]. Одним словом, мешал как только мог.