Антуан Ватто

Другие сообщают, что основной причиной отъезда в Валансьен послужила неудача Ватто в конкурсе на Римскую премию и что, следовательно, дело было вовсе не в неурядицах между Ватто и Одраном.

Немногие даты (не говоря уже о фактах) нам известны. Он конкурировал на Римскую премию летом 1709 года. Результаты конкурса датированы 31 августа. Уехал он в Валансьен почти сразу же, а вернулся либо в 1710-м, либо в 1711 году. Больше ничего нельзя утверждать с уверенностью.

И здесь же непонятная история с появлением картины на военную тему. Либо какая-то неведомая случайная причина, либо же, действительно, усталость от легковесных идиллий Одрана толкнула его писать солдат.

В самом деле. Ватто живет в Париже. Работает с Одраном, проводит дни в роскошных особняках, где пишет изящнейшие арабески. Любуется нежной листвой и прелестью запущенных, но все же геометрически четких аллей и клумб Люксембургского сада. Изучает Рубенса, рассматривает Пуссена. Ходит в театры. При чем здесь война? Где в Париже или в Версале можно увидеть солдат? Вместе с парижанами Ватто любуется королевскими мушкетерами, воспетыми через полтора столетия Александром Дюма: элегантные всадники в красных мундирах, в голубых с алым подбоем и шитыми серебром крестами плащах, первая рота на серых, вторая на вороных конях. Он видит кавалеристов Королевской конной гвардии в лазоревых кафтанах, швейцарцев в высоких шапках с красными и белыми перьями… Есть среди них лихие рубаки, отменные храбрецы, есть бретеры и надменные выскочки, высокородные вельможи и полные честолюбивых мечтаний кадеты, но ведь это не армия, не те полки, что воюют и умирают из года в год на бесконечной войне.

Но если обращение Ватто к военной теме загадка, то участие его в конкурсе на Римскую премию дело вполне объяснимое.

1709 год. Ватто в Париже — уже не менее восьми лет, все еще ходит в подмастерьях, все еще не получил признания. Круг его знакомств, однако, ширился, пример живописи Рубенса подогревал его воображение, а возможно и тщеславие, которого он в молодости не был полностью лишен. Он побывал в салоне, понимал, что собственное мастерство его уже может сравниться с мастерством современников. И рискнул обратиться в Королевскую Академию живописи и скульптуры.

Порядок приема кандидатов на Римскую премию был несложен. Нужно было представить рекомендацию одного из членов Академии и эскиз — разумеется, на библейский или мифологический сюжет. Академики отбирали те, которые считали достойными. Вслед за тем соискатели получали сюжет уже из уст академиков, сюжет, близкий к представленному ими, но несколько иной. После этого им предоставлялись мастерские, где они работали. Кто был покровителем Ватто, неизвестно, как неизвестен и эскиз. Мы знаем лишь, что Ватто вместе с четырьмя другими живописцами должен был изобразить возвращение Давида после победы над Голиафом.

Можно только удивляться тому, что Ватто ухитрился получить вторую премию. Первую получил канувший в совершенную безвестность месье Гризон. Но каково было корпеть над подобной картиной нашему Ватто, отродясь не писавшему ничего подобного. Бесконечно жаль, что картина не сохранилась, — вероятно, это было бы удивительное свидетельство бессмысленно растрачиваемых сил и таланта. Не стоит гадать, на что был похож этот холст. Важно лишь, что первую премию, а следовательно и права на поездку в Рим, Ватто не получил. Способность Ватто впадать в мизантропию и тоску нам известна. Ему было двадцать пять лет — возраст, когда жизненная неудача так часто оборачивается в глазах молодого человека последним актом жизненной драмы. Луи Давид в аналогичной ситуации пытался уморить себя голодом. Ватто не стал пробовать ни этот, ни другие способы покончить счеты с жизнью. Но он оказался на перепутье, в растерянности и, конечно, в прескверном состоянии духа; и уехал в Валансьен.

ОТСТУПЛЕНИЕ: ДОРОГА, ГОД 1709-й

Год, в который Ватто конкурировал на Римскую премию, был для Франции ужасным годом; вряд ли художник, даже целиком занятый своей картиной, мог того не заметить, дорога же в Валансьен должна была окончательно открыть ему глаза.

Французы все же старались шутить, особенно доставалось бездарнейшему интенданту финансов Мишелю Шамийару. В Париже распевали куплеты:

Из окна кареты, катящейся к Валансьену, можно было увидеть пустые поля, голые деревья, опустевшие дома, голодных людей: солдат, крестьян, бродяг, нищих.

ГЛАВА VII

Никто не может с уверенностью сказать, почему Ватто отправился в Валансьен: потому, что убитый провалом, он стыдился смотреть в глаза парижским знакомым; из-за разлада с Одраном, или потому, что решил стать первым валансьенским живописцем, не сумев добиться успеха в Париже; или умер кто-нибудь из его родных; или просто он соскучился по дому; или решил передохнуть, скопив несколько луидоров. Все это может быть; но может быть и что-нибудь другое.

Жерсен, один из самых серьезных биографов Ватто, объясняет все очень просто: «Он уже принял твердое решение уйти от Одрана; кроме того, ему хотелось вновь посетить Валансьен. Желание повидаться с родителями послужило благовидным предлогом. Но как осуществить это намерение? Денег у него не было, единственным подспорьем являлась написанная им картина; он понятия не имел, как взяться за ее продажу. В этом затруднительном положении он обратился к ныне здравствующему месье Спуду (читатель помнит, быть может, что мы уже писали об этом фламандском художнике, жившем в Париже), своему товарищу, живописцу, происходившему из тех же мест, что и он. Случай направил месье Спуда к сьеру Сируа, моему тестю, которому друг Ватто и показал картину; цена была определена в 60 ливров, и сделка состоялась тут же. Ватто пришел за деньгами; он весело отправился в Валансьен, подобно древнегреческому мудрецу, — при нем было все его достояние, и, разумеется, он еще никогда в жизни не чувствовал себя таким богатым».