Шпион для Германии

— Послушай-ка, — сказал я ему, — у тебя теперь есть возможность отомстить американцам. Ты же этого хочешь? Мы планируем провести одно дельце, и довольно крупное.

— Какое же это? — спросил он без особого интереса.

— Об этом ты узнаешь позже… Во всяком случае, это связано с поездкой в Америку. С отличными документами и кучей денег. Тебе нечего бояться: опыт в этом плане у нас имеется.

— Я кое-что слышал в этой связи, — произнес он. — И хотел бы знать, каким таким образом ваши люди попали на электрический стул, несмотря на этот ваш опыт?.. Почему, по-твоему, я бежал из Америки?

— Потому что ты ненавидишь янки.

— Абсолютно точно. И поскольку я их ненавижу, то и не намереваюсь возвращаться к ним. Правильно?

— Ты же ведь хотел сражаться на немецкой стороне? — продолжил я.

— Да, — ответил он. — Но не так, как ты думаешь. Не с автоматом в руках и не с фальшивыми документами. Дайте мне микрофон, и я обращусь по радио к бывшим товарищам, скажу им все, что следует. Они по горло насытились этой проклятой Богом войной. Но это все, что я сделаю для вас.

Я внимательно оглядел его и заметил, что им владел страх. Страха в то время я еще не понимал и не испытывал. И я оставил его в покое. Однако время уже не терпело. «U-1230» стояла в полной готовности к выходу в море. Во время контрольно-ремонтных работ мне сшили по заказу из лучшего материала форму советника по корабельному строительству. Она мне очень шла, и я с удовольствием оставил бы ее себе до самого конца войны.

Срок отплытия неумолимо приближался, а компаньона у меня еще не было.

Один из моих знакомых по абверу позвонил мне и посоветовал:

— Навестите пляжный район Гааги и пошустрите там.

Об этом районе я ранее кое-что слышал. Он был зарезервирован для СС. Офицеры, отдыхавшие там, занимались верховой ездой, используя королевскую конюшню, и проявляли заботу о том, чтобы в бассейнах была теплая морская вода. Те, у кого имелись связи, жили в Голландии как боги.

В одном из тамошних ресторанов проводил свое время американец Билли — сытый, пьяный и, как говорится, нос в табаке. Никто не знал, чем он занимался. Билет же его до Гааги был оплачен немецким консулом в Лиссабоне.

Билли не имел ни малейшего представления обо мне, когда мы встретились с ним впервые. Видимо, он принял меня за одного из офицеров СС.

— Ты ведь американец, — сказал я ему.

— Да, — подтвердил он. — Но моя мать немка. Поэтому я считаю себя немцем и не хочу быть американцем.

Говорил он по-английски, так как по-немецки не знал ни слова.

— Поэтому ты и приехал сюда? — уточнил я. Он кивнул:

— Я ненавижу Америку и хочу кое-что показать этому надменному и заносчивому народу. Показать, до чего они меня довели.

— Считаю это правильным, — поощрил я его.

На улицу мы вышли вместе. Одного Билли оставлять было нельзя, поскольку у него постоянно возникали какие-нибудь трудности. Так как он говорил только по-английски, его принимали либо за шпиона, либо за сбитого американского летчика. Какой-то чванливый нацистский чиновник его даже поколотил, а медсестры из Красного Креста, к которым он обратился, сдали патрулю вермахта.

Я внимательно присмотрелся к нему. Он был легкомысленным и безвольным парнем, хотя, может быть, из него и получится что-то. Мне и раньше довольно часто приходилось полагаться на свое интуитивное знание людей. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что ненависть Билли к Америке была искренней. Когда заходил разговор о Соединенных Штатах, лицо его слегка подергивалось, будь он пьяным или трезвым.

Мы часто выпивали с ним вместе. Билли — его полное имя было Уильям Куртис Колпоу — оказался большим любителем и даже знатоком выпивки. Его историю я знал по записям, имевшимся у нас в делах. Она была подобна роману, написанному, образно выражаясь, палкой от метлы.

Билли — сын немки и американца — был родом из Бостона, крупного портового города на северо-восточном побережье Америки. Когда он ходил еще в детский сад, семья распалась. Билли стоял на стороне матери, которая постаралась дать ему приличное образование. Учился он блестяще, часто поощрялся и однажды даже был удостоен награды за спасение двоих тонувших ребятишек — с риском для собственной жизни. Среднюю школу он окончил с отличными показателями, стал студентом Массачусетского технологического института, а позднее — Школы адмирала Фаррагу в Нью-Йорке и Морского центра Великих озер. В 1939 году, после начала войны, подружился в Бостоне с командой немецкого грузового судна «Паулина Фредерик», которое не могло уже покинуть порт. Они много дискутировали и много пили. Молниеносные победы немцев, тосты за успехи и вера в конечную победу придавали их встречам особый колорит.

Билли вспомнил о своем полунемецком происхождении. Он гордился, что немецкие матросы называли его Вильгельмом и дружески хлопали по плечу. В день рождения капитана «Паулины Фредерик» он познакомился с немецким консулом в Бостоне доктором Шольцем. Консул сразу же понял, что из прогерманских настроений Билли можно кое-что извлечь.

Билли стал шпионом, сам не зная об этом. Успешно окончив морскую школу, он стал плавать из Америки в Англию в качестве стажера — кандидата в офицеры на кораблях конвоя. По возвращении он рассказывал о своих впечатлениях любознательному доктору Шольцу. Дело кончилось тем, что из-за прогерманских настроений Билли было отказано в присвоении офицерского звания.

Но вот разразилась война между Америкой и Германией. Доктор Шольц был вынужден уехать на родину. Билли подлежал призыву в армию. Считая себя будущим морским офицером, он воспринял это как позор и бежал из своей страны. Добравшись до Аргентины, он обратился в немецкое представительство, сославшись на доктора Шольца. Ему указали на дверь, но в то же время в Берлин было послано сообщение о его визите. На Вильгельмштрассе доктор Шольц дал Билли хорошую рекомендацию. И за океан полетела телеграмма:

«Немедленно отсылайте парня в Германию».

Но Билли исчез, и его пришлось искать. Таких людей, как он, можно было встретить конечно же в портовых кабаках. Он забыл негостеприимный прием в немецком консульстве и дал согласие на выезд в Европу. Нанявшись стюардом на одно из судов, он добрался до Нью-Йорка, прошел через все контроли и устроился в качестве чистильщика картофеля на дипломатический корабль «Грипсголм». Прибыв в Лиссабон, он отправился в немецкое посольство, с помощью которого был переправлен через границу.

Будучи включен в состав одного из подразделений войск СС, сформированного из немцев, не проживавших непосредственно на территории самой Германии, прошел основную военную подготовку. Но он не говорил ни слова по-немецки и оказался плохим солдатом.

Таким вот образом Билли попал в конце концов в Гаагу. ФБР уже разыскивало его как дезертира.

Мы проверили его биографию во всех деталях. Все соответствовало истине, что свидетельствовало о его надежности. Некоторые моменты мне не нравились, но времени уже не оставалось, и у меня не было выбора.

— Дело принимает серьезный оборот, Билли, — сказал я наконец ему. — Едем в Берлин.

— Не получится, — возразил он. — Я не могу оставить Труту одну.

— А кто такая Трута?

— Моя невеста.

Девица не вписывалась в мои планы, но я все же понаблюдал за ней. Она была светлой блондинкой, довольно полной и строила глазки всем мужикам. Чтобы устранить возникавшие из-за нее осложнения, Билли надо было срочно разлучить с его пассией. Ну это-то труда большого не составляло.

— Позаботьтесь, — сказал я своим доверенным парням, — чтобы девица оказалась в другой компании, и проследите, чтобы Билли появился там в нужное время.

Все прошло без сучка и задоринки. Трута сблизилась с молодым эсэсовским офицером, а Билли через неделю прибыл в Берлин.

Из Гааги я выехал назад 20 июля 1944 года, в день покушения на Гитлера. Но об этом тогда официально еще не было ничего известно. Вместе со мной в купе спального вагона ехал полковник вермахта. Я представился, а он пробурчал в ответ: