Ринго Старр

Номер мог закончиться так же резко, как начался, если ребята путали местами куплеты или забывали слова, зато хиты вроде «Whole Lotta Shakin…» могли длиться более получаса. В это время Пол мог спокойно отставить в сторонку свой инструмент и присоединялся к танцующим, которые неистово хлопали в такт тому, что «The Beatles» называли «шоу Пита»: Бест бил по хай–хэту, малому барабану и бас–барабану в одном и том же ритме в размере четыре четверти, припев за припевом, наслаждаясь восторженными воплями публики. Все это продолжалось до тех пор, пока не вмешивалась гитара, и малый барабан возвращался к своим обычном ударам на слабую долю, хай–хэт — к восьми «восьмушкам» в такте, тогда как бас–барабан продолжал отстукивать четыре четверти, не возвращаясь к стандартному рок–н-ролльному «он–биту» на сильную долю.

Хотя у «The Beatles» никогда не было одного ярко выраженного фронтмена вроде Сторма или Шеридана, главный акцент они делали на пение, где был представлен широкий диапазон всевозможных красок: от неторопливой торжественности в балладах Пола, который выполнял ту же миссию, что и Уолли в «The Hurricanes», до какого–то душераздирающего слабоумия, когда Джон истошно выкрикивал в микрофон слова «Money»; впрочем, Маккартни старался от него не отставать и задавал всем жару, перевоплощаясь в Литтл Ричарда в бешеной «Long Tall Sally». По крайней мере, ребята выкладывались на все сто процентов, и во время их выступлений никто не мог пожаловаться на скуку. В далеком Ливерпуле публика свистела, орала и топала ногами, и «The Beatles» никогда не оставались в долгу: в эту веселую перебранку постепенно включались все зрители, и даже самые обидные оскорбления в адрес группы немедленно обращались в шутку. Являясь полной противоположностью «The Shadows» с их слаженной, аккуратной игрой (на рубеже шестидесятых годов группа приобрела не меньшую популярность, чем сам Клифф Ричард), «The Beatles», выходя на сцену гамбургских клубов, шли по высоко натянутому канату без страховки, но при этом каждый раз умудрялись создавать веселую, дружескую атмосферу даже в этом маленьком полуночном мирке с его проститутками, бандитами и постоянными драками.

Сценическое поведение «The Beatles» сильно повлияло на «Rory Storm and the Hurricanes», с которыми они выступали от заката до рассвета, попеременно отыгрывая полу- и полуторачасовые «смены». Вскоре и они не находили ничего предосудительного в том, чтобы курить во время выступлений или в огромных количествах поглощать бесплатное пиво и салаты в перерывах между номерами. Ринго тоже придумал что–то вроде своего «шоу»: он стал ударять по барабанам с едва заметным «запаздыванием», тем самым добиваясь большей определенности в звучании и нагнетая напряжение. Не побоюсь показаться самонадеянным, если заявлю, что ритмические модели, выработанные Бестом и Старром за время гамбургских гастролей, навсегда изменили роль ударных в поп–музыке.

До сих пор среди так называемых «очевидцев» ходят легенды о том, что вытворяли «The Beatles» и «The Hurricanes» во время своего пребывания в Гамбурге. Наиболее правдоподобным событием, которым ознаменовался их первый приезд в Гамбург, следует считать тайный заговор двух групп, которые решили проломить шаткую сцену Kaiserkeller, чтобы Кошмидер был вынужден купить новую. Что и произошло во время энергичного исполнения «Blue Suede Shoes» Стормом и его командой, которые сделали свое черное дело и подозрительно быстро покинули клуб. Не слишком надеясь на преданность бригады своих официантов и вышибал после того, как их шеф, Хорст Фашер, дезертировал в Тор Теп, Бруно счел неэффективным нанимать их за деньги, чтобы те при помощи кулака и дубинки проучили английских вредителей. Вместо этого Кошмидер вычел солидную сумму из их гонорара и уволил группу за «нарушение контракта».

У Сторма не было лишних дойчмарок на случай такого непредвиденного обстоятельства, и вместо того, чтобы искать защиты у Британского консульства, он бесцельно бродил по району Св. Павла. Поскольку у Рори больше не было средств на то, чтобы снимать жилье в британской Морской миссии, он нашел временный приют в комнате у Шеридана, которая располагалась над Тор Теп, до тех пор, пока Кошмидер не сменит гнев на милость.

Бруно боялся, что Экхорн воспользуется создавшейся ситуацией и переманит к себе весь британский контингент Kaiserkeller, как он когда–то переманил Шеридана. Несмотря на угрозы Кошмидера, «The Beatles» и «The Hurricanes» появлялись в Тор Теп уже не из чистого сострадания к Рори — теперь обе команды вместе выступали на сцене клуба. Реакция Кошмидера не заставила себя долго ждать: он дал «The Beatles» месяц на то, чтобы те покинули страну. Группа вернулась в Англию гораздо раньше: семнадцатилетнего Харрисона депортировали за нарушение местных законов о несовершеннолетних, а двоих других музыкантов выслали по обвинению в поджоге, сфабрикованному Кошмидером. Сторму и «The Hurricanes» было также объявлено, что они не пробудут в Германии до Нового года, хотя Ринго при желании может остаться: за ним охотился Шеридан, который, расставшись с «The Jets», после того как истек срок их контракта, подыскивал себе новый аккомпанирующий состав музыкантов (в разное время этот ансамбль назывался «The Beat Boys» и «The Wreckers»).

Если пребывание команды Сторма в Германии закончилось на довольно мрачной ноте, то в целом для них это был все–таки положительный опыт: «The Hurricanes» отточили свое мастерство и без особого труда играли менее продолжительные и выматывающие, но более значимые, чем в Гамбурге, концерты. В Германии им приходилось «делать шоу» много часов подряд, и это не могло не сказаться на выносливости группы. Поиграв три месяца в Top Ten, «Dave Dee and the Bostons» — уилтширский вариант «The Hurricanes» — с удивлением обнаружили, что «дома не приходится столько вкалывать, сколько в Германии. Мы этого не замечали, потому что выматывались до предела».

Вернувшись в Ливерпуль, Сторм и «The Hurricanes» быстро достигли славы — теперь их останавливали на улице и просили автографы; многие даже пытались им подражать: Билл Харт из «Bootle» «приобрел установку за пятнадцать фунтов. Я теперь прямо как Ринго». Двоюродный брат Ринго Джон Фостер стал Джонни Стиксом (Джонни–палочки) и пытался копировать то, что называлось «атомным битом» Ринго и Пита, сидя за установкой в «Roy Brooks and the Dions» в своем родном Кросби. Многим нравилось в «The Hurricanes» то, что внутри коллектива царила крепкая мужская дружба; кроме того, глядя на них (в частности, на Уолтера и Старра), Фостер понимал, что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы играть в группе. Якобы для того, чтобы создать себе «сценический имидж», робкий Фостер решил во всем копировать Старра, который выглядел более чем импозантно со своими кольцами, в лакированных туфлях, сверкающем бирюзовом костюме, золотистой рубашке и со светлой прядью в волосах; под светом рампы она становилась серебристой, и завсегдатаи Kaiserkeller считали, что Ринго специально высветлил ее.

Во многих британских городах теперь были свои «Rory Storm and the Hurricanes». В Клэктоне, например, играли «Dave Curtis and the Tremors», а в Дагенхэме — «Brian Poole and the Tremeloes». Пускай «Shane Fenton and the Fentones» находились довольно далеко от столицы индустрии развлечений, зато они были звездами своего родного Мэнсфилда, a «Wayne Fontana and the Jets», знаменитые тем, что в их состав входил тамбуринист, достигли того же статуса в Олдхэме, где последний магазин закрывался в половине одиннадцатого. Количество рок–групп росло как на Дрожжах; были команды вроде «Eagles» из Бристоля (которые выиграли национальный конкурс талантов Boys' Club) или «The Hellions» из Ворчестера, которые, не имея постоянного солиста, приглашали на эту роль богатеньких сынков. Какой–нибудь смазливый паренек на короткое время мог стать «Клиффом» или «Билли», однако это вовсе не означало, что его брали в группу на постоянной основе. Многие из таких коллективов заканчивали свое существование через несколько месяцев, но практика показала, что это явление вполне имеет право на существование.