Омут памяти

Итоги декабрьских парламентских выборов 1999 года заслуживают особого внимания. Это же мистика, что первое заседание новой Думы открыл Егор Лигачев. Я рад подобному повороту событий. И вовсе не из злорадства. У меня личной неприязни к Егору Кузьмичу нет и не было. Я — о другом. Так или иначе, но самый упертый и убежденный из рядов "вчерашних" торжественно возвестил об открытии "буржуазного" парламента — этого сборища "предателей марксизма-ленинизма". Несгибаемый борец за социалистическую "справедливость" и смертельный враг частной собственности, он объективно забил толстый гвоздь в гробовую доску российского коммунизма. Очередной парадокс нашей запутанной жизни. Впрочем, можно считать это и капризом истории, и Божьим наказанием за непомерные грехи антихристовой власти.

В любом случае последние выборы ясно показали, что народы России шаг за шагом, еще задыхаясь от дурмана прошлого, все же просыпаются. Думские большевики утратили былой диктат. Хотя, надо сказать, планировщики кампании из администрации президента объективно все сделали для того, чтобы компартия оставила за собой определенную долю влияния. Это делалось просто — усилия средств информации были направлены против блока "Отечество — Вся Россия", а коммунисты в основном помалкивали, наблюдая за загадочной возней своих оппонентов.

Добрым знаком является и возвращение в Думу либеральной фракции, которая, без сомнения, сыграет свою оздоровляющую роль.

Исполнительная власть. Свобода… Демократия… А человек и поныне там, где маялся в течение последних столетий. Меняются общественные уклады, приходят и уходят "новые вожди" и президенты, правительства и министры. Но остается власть, олицетворяемая чиновникам. Для человека она — главная впасть. Наш чиновник — еще тот чиновник, для которого власть — суть его жизни, психологии, благоденствия.

Демократия пока не смогла одолеть эту напасть. Чиновник, презирая законы, взял всю полноту власти в свои руки, правит бессовестно и бездарно, достаточно успешно подгрызая корни еще хрупкого деревца, называемого свободой. Чиновнику нужны совсем другие свободы — свобода воровать, свобода унижать людей, свобода от всякой ответственности.

Чиновничество — наша погибель, оно бесконтрольно, чванливо, прожорливо, постоянно толкает страну к бюрократическому феодализму и произволу. Региональному и отраслевому. В России все режимы чахли от "обжорства властью". И от дураков напыщенных да еще хамов, наглых от безнаказанности, простофильных даже в самых мелких делах.

Реально ли сегодня прокормить всю эту чиновничью ораву? Ненасытную на халявность, на дармовое и взяточное прокормление, на вечный поиск того, что плохо лежит, на барственность и авторитарность на подвластной территории или на отраслевом участке этой территории. Пожарный, работник санэпидемстанции, торгинспекции, связист, коммунальщик, налоговый полицейский и просто полицейский, гаишник, регистратор прошений, заявлений, сочинитель никому не нужных справок, распределитель льгот, в том числе и военкоматный с фиксированной данью на освобождение от пока еще обязательной армейской службы, бухгалтеры и счетоводы, товароведы и прочая бесчисленная свора гончих, от укусов которых спастись никому невозможно.

Никогда российскому чиновничеству не жилось так хорошо, как сейчас. Чиновничество кратно богаче еще хилого сословия предпринимателей. Взятка стала столь же необходимой, как рукопожатие при встрече. Любой бизнес можно начинать только в доле с чиновником. Путь к богатству в России всегда лежал через власть, через казнокрадство. Сегодня это достигло немыслимых масштабов. Чиновник решает все, ни за что не отвечая. Ни перед Богом, ни перед судом.

В России идет форсированная бюрократизация демократии, что может привести к ее падению без всяких мятежей и бунтов. И решающую роль здесь сыграет чиновничья номенклатура. Благотворящи гласность и демократия, которые раскрепощают свободную мысль. Но хватит ли сил расколоть наш рефеодальный монолит? Отсидится чиновник, а потом властно рявкнет, да так, что вера в демократию испарится и вновь "фельдфебель в Вольтерах" окажется.

Иными словами, пользуясь сложившейся обстановкой, чиновник приватизировал государство, он является мощной силой большевизма, обеспечивающей ползучий реваншизм. Партия швондеров, шариковых, Шандыбиных, Харитоновых, равно как и коммунистические утопии, заметно слабеют, а вот большевистская практика чиновничье-номенклатурного класса укрепляется и ведет планомерное наступление на свободу. Удушить полностью демократию он уже не в силах, а вот использовать ее в реваншистских целях — в состоянии.

На мой взгляд, без решительной дебольшевизации российской жизни дальнейшие демократические реформы невозможны, а формирование гражданского общества обречено на мучительные передряги.

Если народы России хотят быть свободными гражданами и хозяевами, а они, бесспорно, хотят этого, они должны начать настоящую освободительную борьбу против диктатуры чиновничества.

Как известно, духовно-психологическая обстановка в обществе формируется, создается, поддерживается, деформируется или, наоборот, насыщается новыми ценностями через образование и культуру, через интеллект. Интеллигенция с незапамятных времен является ведущей силой общественного развития.

Демократия и диктатура, благородные и расистские идеи, наука и антинаука, культура и антикультура — все это детища интеллигенции. К сожалению, мы, реформаторы времен Перестройки, пытались, но не смогли до конца разрушить идиотскую марксистскую формулу о "прослоечном" положении интеллигенции. Инерция мешала стряхнуть старый хлам представлений и сказок о рабочем классе, крестьянстве и интеллигенции.

И сегодня, когда Россия застряла в переходном периоде, мои надежды на дальнейшее исцеление страны связаны с демократической интеллигенцией. Но она куда-то запропастилась, спряталась, увязла в разочарованиях и горьких всхлипах. Интеллигенция как бы не желает нести ответственность за ею же созданное демократическое государство, а значит — и за судьбу народа.

В контексте этих соображений я полагаю, что серьезной ошибкой на старте демократической власти, не поддающейся разумному объяснению, является небрежение к науке и образованию. Полная для меня неожиданность. Понимаю, что в организации, например, науки много нелепостей, что она забюрократизирована, что развелось великое множество научных учреждений вроде достопамятной конторы "Рога и копыта", что значительную силу обрела бездарь. Организация науки нуждается в глубокой реформе, но нельзя допускать, чтобы и дальше серость процветала, а талант растерянно съеживался, в результате чего российская наука может потерять свой традиционно могучий потенциал.

Большое влияние на "либеральные порывы" времен Реформации оказывали и традиционное свободолюбие интеллигенции. Российский либерализм в начале и середине прошлого века (Сперанский, Чичерин и др.) в практической политике всегда отличался непоследовательностью. Либералы поддерживали доброго царя, как только в его действиях появлялся хотя бы намек на возможность реформ. И уходили в тень, если монарх от таковых, отворачивался. Но взгляды были достаточно устойчивы: сохранить самодержавие в форме конституционной монархии, отменить крепостное право и распустить крестьянскую общину как зародыш социализма, расширить права всех сословий, снизить налоговое бремя. Социальные либералы конца прошлого и начала нынешнего века (Новгородцев, Костяковский и др.) основательно поработали над теорией государства и социальной проблематикой. Кстати, они и являются авторами концепции "социального государства", вошедшей в нынешнюю российскую Конституцию.

Российские либералы отвергали революционный путь модернизации России. Они не были организованной силой, не искали социальной опоры. Власть толком не понимала и не принимала либеральные идеи, не востребовало их и общество, в том числе и его образованная часть. Россия была еще не готова принять либерализм, тем более социальный либерализм, а российские смуты XX столетия поставили крест на его серьезном развитии.