Молодежь семидесятых

Таким образом наша молодежь прикасалась к узам и гонениям. Мы старались поддерживать и узников: собирали для них теплые вещи, и оставшихся на свободе служителей Совета церквей: закупали бумагу для издательства «Христианин». Но узы как таковые нас обходили стороной. Впервые опасность отправиться в тюрьму возникла, когда мы уже печатали большое количество литературы: в основном песенники и другую вспомогательную литературу. Печатать Библию у нас возможности не было. Конечно, ищейки КГБ не могли пройти мимо такой деятельности.

Первым был арестован Василий Палий, который как раз и печатал сборники. Не знаю где и как — качество было еще то. Однажды к нему нагрянули с обыском, нашли большое количество еще не вывезенной литературы и посадили. Это была первая посадка среди наших. Это были уже 80–е годы, самое начало. Палий не назвал ни одного имени. У него был адвокат, выбранный им, а не данный государством. Он получил два года, которые не досидел и вскоре вышел. (Это был не первый его срок, до этого он отсидел 10 лет). Он из Молдавии переехал в Москву, женился на женщине старше себя, оставив первую жену и детей. Он объяснил свой поступок тем, что она не сохранила ему верность во время его тюремного заключения. Но Бог ему судья. Он сам уже умер, а его вторая жена живет в Подмосковье.

Вслед за Палием с обыском пришли к Александру Комару в квартиру. Думаю, что вычислили путем подслушивания телефонных разговоров. Палий имел неосторожность поговорить с Александром по телефону. У Комара при обыске нашли определенное число нераспространенной литературы. Он тоже был арестован. Он тоже был стоек и не выдал никого. Его родители трудно переносили заключение сына. Кроме него, у них еще была дочь Нина.

Из всей тройки, причастных к нелегальному изданию книг, на свободе остался только я. Год–полтора я еще был на свободе. Дальше началось самое интересное. Родители сидевших были очень удивлены тому факту, что руководитель подпольного издательства на свободе, а их дети сидят. Начались закулисные разговоры, намеки, которые никого не привели бы в восторг, я — не исключение. Уже закрадывалась мысль: посадили бы что ли и меня, чтобы не выглядеть предателем. Но несмотря на не снижающуюся активность меня не сажали. Но дождался и я. Однажды мне позвонил мой «опекун» из органов госбезопасности, Сергей Николаевич, и сказал: «Можешь собираться, у нас есть на тебя материал». Мне же всегда казалось, что такого материала было предостаточно и посадить меня можно было и раньше. Тут же позвонил мне мой знакомый, которого я когда‑то попросил напечатать 300 библейских словарей Нюстрема. Он распечатал, мы эти словари переплели и распространили: что‑то продали, что‑то раздали. 300 словарей — это по весу примерной тонна готовой продукции. Отксерокопированные страницы надо было сложить, сшить и переплести — что было делом весьма трудоемким. К этому была привлечена практически вся моя группа. Под пение молодежных песен они складывали эти листочки один к одному, брошюруя их в книжечки. Из книжечек составлялся том, который мы распространяли между частными переплетчиками. Так получались готовые книги, совсем не похожие на оригинал. Но это были хорошо читаемые ксерокопии. Копировальная техника к тому времени уже имелась в некоторых институтах. С одним оператором множительной техники мы заключили сделку. Но через некоторое время его вычислили. Он пришел ко мне и сказал: «Саша, прости меня. Я не герой, я тебе сдал. Мне сказали, что либо я сам сяду, либо дам показания на заказчика». Они знали, что заказчик — я. Против меня было возбуждено уголовное дело, которое называлось «Изготовление и хранение литературы в больших количествах с целью извлечения прибыли с применением наемного труда». Обвинение звучало так — «занятие запрещенным промыслом». Запрещения мы не видели, но статья звучала так. Адвокат никак не мог взять в толк, почему сажают заказчика, а не исполнителя. Судьи и следователи над такой наивностью смеялись. Но одна судья, выслушав доводы адвоката, тоже не поняла, почему сажают заказчика и отправила дело на доследование — к нашей общей радости. Дело вели следователи из Брежневской прокуратуры (район Москвы на Юго–Западе). Не знаю, почему дело оказалось там — я жил совсем в другой районе — в Дзержинском. Сотрудники госбезопасности написали протест на решение судьи. Дело передали другому судье. Он был более понятливый и из четырех возможных лет мне дали три года. Учли, что я — отец пятерых детей, жена ходила беременная шестым. Со всех мест работы были хорошие отзывы. Но дело было сделано, на оглашение приговора 24 января в 1984 я пришел в теплых вещах : телогрейке, в сапогах, с 10 кг провианта, готовый к отсидке — трем годам общего режима. Милиционер отвел меня в направлении, котором я еще ранее не ходил. Заперли в каморке–одиночке. Я сел и начал про себя молиться: «Господи, вот и начались мои тюремные приключения, мои университеты, которые мне нужно пройти». Но об этом в следующий раз.

ГЛАВА 14. Тюремные путешествия

Прошло двадцать девять лет с того времени, как я получил тюремный срок. Как‑то за все эти годы не удавалось написать воспоминания о моих тюремных путешествиях, но вот сейчас, наверное, пришло время. Определенное число моих противников старается всеми способами опять отправить меня «дальней дорогой» в казенный дом. Возможно, получится что- то подобное роману «30 лет спустя».

Итак: после оглашения приговора, а мне дали три года общего режима, подошёл милиционер и повел меня в камеру. Нужно сказать, что в каждом суде есть особая камера для людей, которых осудили. Я уже был одет соответствующим образом: теплое белье, теплые вещи, рюкзак с неприкосновенным запасом продуктов. Хотя, это даже не рюкзак был, а котомка на двух завязочках. Все что в ней было, в скором времени мне очень пригодилось. «Вот и начались мои тюремные университеты», подумал я и помолился кратко: «Господи дай сил, перенести то, что перенесли до меня уже многие». На душе было спокойно, поскольку мотив обвинения был явно связан с моими религиозными убеждениями. Обвинение звучало так: изготовление и распространение религиозной литературы в больших количествах, с целью получения прибыли с применением наемного труда. А дело было так: я попросил своего знакомого, который заведовал отделом множительной техники в одном из институтов, сделать 300 копий Библейского словаря Эрика Нюстрема. В то время это была очень редкая книга, впущенная в Канаде, и многие христиане мечтали иметь ее в своей библиотеке. 300 экземпляров книги, напечатанной на ксероксе — это в общей сложности около тонны готовой продукции, если учесть, что одна такая книга весила больше трех килограммов. Вывозил я эту тонну книг в разных чемоданах, пачках, сумках и это был длительный процесс: отпечатать, вывести, собрать страницы, переплести. На все это ушло около года времени и усилия всей нашей молодежной группы, участники которой все это вспоминают и сегодня. Мы с большим воодушевлением занимались тогда подпольным изданием религиозной литературы. Все 300 словарей Нюстрема были распространены разными способами и на сегодняшний день, к сожалению, не сохранилось ни одного экземпляра. Я не помню сейчас, сколько я заплатил за изготовление этих копий, но это где‑то 10 руб. за один экземпляр и в результате получается 3000 руб. – совсем не маленькая по тем временам сумма. Вот за это мне и пришлось сидеть. До меня были осуждены Ермолюк Александр и Василий Палий, которые так же были к этому делу причастны и мне не стыдно было присоединиться к моим братьям. Кроме того, возникли разные слухи, относительно всего этого: двоих посадили, а меня нет. Начались разговоры, косые взгляды и свой тюремный срок я встретил с облегчением. «Я не предатель!» — хотелось мне сказать всем недругам, но к сожалению мой тюремный срок никак не повлиял на их мнение. Кто хотел считать меня предателем, тот даже сейчас меня таковым считает и разубедить таких людей не возможно.

Прошел час или два и подъехал «воронок», который объезжает суды в конце дня и собирает всех арестованных первый раз. Я не помню, чтобы со мной ехали те, которые уже сидели под следствием, были только арестованные в первый раз. Мы общались, знакомились, я вытащил из котомки колбасу и раздал присутствующим. Как мне потом рассказывали те кто провожал меня кричали : «С Богом!», бросали цветы, но мы в это время жевали колбасу и ничего не слышали. Когда мы объехали все суды, в «воронок» набилось человек двадцать и в конце концов мы подъехали к воротам Бутырской тюрьмы. Кстати, недалеко от Бутырки я и работал тогда – это было рядом с метро Новослободская. Там был мой кабинет, где я передал все свои дела новому начальнику участка, который обслуживал системы тепло–водоснабжения Свердловского района, где и была эта знаменитая тюрьма. Правда осудили меня в Брежневском районе, это в Черемушках. Не знаю, почему туда попало мое дело, но это тоже любопытная история. Судья прочитав мое дело, сказала: «Тут что‑то перепутано. Судить нужно того, кто украл бумагу, сделал незаконные ксерокопии и получил за это деньги, а не того, кто заплатил за это.» И она вернула дело на дополнительное расследование. Следователи не согласились с заключением судьи и подали протест в прокуратуру. Прокурор удовлетворил ходатайство следствия и направил дело в другой суд. Так мое дело оказалось в суде Брежневского района, где послушный судья не стал спорить со следователями КГБ и проштамповал обвинительное заключение, по которому мне и дали три года общего режима.