Москва закулисная - 2

- Я играю здесь несколько раз в месяц. Ну и что? Все уважающие себя американские музыканты играют в ресторанах. Мне это даже в кайф.

И вжаривает что-то из репертуара 30-х годов.

Александр Журбин: выехал в США вместе с семьей в 1985 году. По его словам, небогат, но живет среди богатых - на верхнем Манхэттене, и всего два квартала отделяют его от Мадонны, Мерил Стрип, Исхака Стерна. Одно время Журбин держал единственный русский театр "Блуждающие звезды", занимавший свое скромное место в Нью-Йорке. Но содержать труппу оказалось делом тяжелым, и он ее распустил. Семья Журбина тоже при деле. 18-летний сын Лева - студент самой известной американской консерватории "Джулиард Скул". Он уже получил семь национальных премий как композитор. Играет на альте. Пишет компьютерную музыку. Жена Журбина, Ирина Гинзбург, работает на русском телевидении. Член Российского союза писателей (она поэт и переводчик) зарабатывает авторитет и на жизнь астрологическими программами.

Журбин толст, весел, шумен и один из немногих повстречавшихся мне в Нью-Йорке, кто не упивается рассказами о том мешке дерьма, который всякий уважающий себя эмигрант съел на старте

новой американской жизни. Также не отзывается дурно о соотечественниках. Он не стесняется показать крошечный офис своего бывшего театра - нечто среднее между каморкой папы Карло и комнатой Родиона Раскольникова, говоря при этом: "Пиши все, как есть". Сегодня у него есть - масса культурных проектов. Еще телевидение, где раз в неделю он ведет получасовку культурных новостей, записываясь в студии величиной с московскую кухню. А также "Самовар" по четвергам.

В тот вечер в "Самоваре" публика подобралась разношерстная. Гуляли новые русские, но, судя по внешнему виду сопровождавших их женщин, не из особо крутых. Рядом скромно сидела компания известного в прошлом в России шахматиста Альперта. Из творческих людей присутствовал художник Лев Збарский, принимавший Гафта и Квашу, которые в это время с "Современником" гастролировали в Нью-Йорке. Чуть в сторонке сидела дама неопределенного возраста со спутником, обращавшая на себя внимание экстравагантной внешностью. В какой-то момент она подошла к Журбину и, наклонившись к нему, что-то сказала. Журбин с довольным видом, который, впрочем, он имеет всегда, заиграл знакомую с детства песенку из "Кавказской пленницы" - "Где-то на белом свете, там, где всегда мороз..." Экстравагантная блондинка оказалась той самой первой исполнительницей шлягера 60-х про белых медведей - певицей Аидой Ведищевой, имя которой должны помнить лишь наши папы и мамы.

Аида Ведищева: уехала из СССР в 1975 году. Живет в Лос-Анджелесе. Имеет свое шоу. На афише певица выглядит в чисто американ-ском духе - то есть как Мерилин Монро: пухлые щечки, вытянутые для поцелуя губки в рамке искусно взбитого белого парика. Хотя в жизни она оказалась другой - хорошо прокрашенное аккуратное каре, зеленый френчеообразный пиджак с металлической отделкой и брюки в обтяжку. Черные в сеточку декадентские перчатки завершали ее экстравагантный туалет. Прикид путал карты относительно ее возраста.

Аида Ведищева, бывшая солистка Москонцерта, просит не писать о ней по первому впечатлению, потому что "не все так просто в ее жизни". Действительно, непросто. В Москве композитор Евгений Крылатов рассказал мне, что в 1973 году ее не пустили на запись передачи "Песня-73", потому что она - еврейка. В результате песню "Умчи меня, олень" пела русская девочка из хора.

По здешнему репертуару певицы можно судить о ее аудитории: для русских она по-прежнему поет "Про белых медведей", про то, что "За окнами август", "Чунга-Чангу" и, естественно, про "Оленя". Для американцев исполняет преимущественно религиозные песни. Обращение к Богу, по ее признанию, отнюдь не случайно. В США она приобщилась к религии, к которой в Советском Союзе проявляла поверхностный интерес.

У нее по-прежнему красивый и чистый голос, который она тут же демонстрирует, вспомнив с пианистом попурри совобразца. Когда Ведищева пела "Умчи меня, олень" - песенку из кинофильма "Ох уж эта Настя" - какая-то девушка за столиком громко всхлипывала и, размазывая слезы с потекшей тушью по лицу, говорила: "Это же, блин, песня моего детства". Прежде в русских ресторанах эмиграция плакала под "Вечерний звон", у новой эмиграции свои песни. Столь трогательное эмоциональное проявление окончательно укрепило певицу в желании поехать на родину с ретропрограммой.

Под фонограмму Розенбаума официантка, по-русски не очень любезная, принесла порцию борща. Борщ в "Самоваре" оказался примерно таким же, как в советском общепите, из разряда "есть можно". Зато пельмени - настоящие. Кстати, на следующий день этот же рашн набор я дегустировала в "Дяде Ване" маленькой кафешке через две улицы от "Самовара", которую держит бывшая артистка "Лен

кома" Марина Трошина. Сравнение по части борща было явно не в пользу "Самовара".

Русские под "Очи черные" плясали с поражавшим меня всегда отчаянием, то есть как в последний раз. Какая-то перебравшая разлохмаченная блондинка пыталась что-то нечленораздельно петь в один микрофон с Журбиным. Его это, похоже, не удивило по причине типичности случая. Среди интеллигентно отдыхающих в "Самоваре" была молодая актриса Алла Клюка с московскими друзьями.

Алла Клюка: получила известность по фильму "Серп и молот", перебралась из Белоруссии в Америку всего три года назад, потому что вышла замуж. Муж изобретатель и свой высокоразвитый технический ум тренирует даже на собственном ребенке. Это он настоял на том, чтобы мальчику, родившемуся два года назад, дали имя, которого не отыскать ни в одном справочнике мира, Кибо. Что это означает - не знает даже мать ребенка. Пока, по ее словам, Алла "работает" как бэбиситтер у Кибо в Нью-Йорке. А как актриса - пока только в России.

- Я не пробовала искать здесь работу. Боюсь оступиться.

Последний фильм Клюки - "Из ада в ад" (режиссер Д.Астрахан, 1996 год) выдвигали на "Золотой Глобус" - премию американского фестиваля зарубежного кино - как немецкую картину, снимавшуюся в Белоруссии.

Ближе к ночи "Самовар" стал затухать. Официанты расчищали столы. Пианист дал отходную - утесовскую "Затихает Москва". Оставшиеся самоварские бойцы с энтузиазмом, но нестройно и фальшивя, грянули: "Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье". На прощанье подошел человек, представился фотографом Максимовым и показал маленькую эмигрантскую газетку со статьей о себе.

- Мой снимок Софи Лорен обошел весь мир, - сказал он.

Сексапильная Лорен мутно смотрит с серого снимка. Этот человек здесь живет прошлым.

Эскизный портрет небольшой группы бывших советских дополняют рассказы о тех, кто не был в тот вечер в "Самоваре" или не ходит туда по принципиальным соображениям, но о ком пишут русские газеты и говорят в эмигрантских кругах. Например, о поэте Кузьмин-ском, который любит встряхнуть творческую тусовку, появляясь на людях в полуголом виде. Или о писателе Наврозове, обожающем устраивать скандалы в русскоязычной прессе. В свое время встречу с читателем он сопроводил объявлением следующего содержания: "Лев Наврозов является одним из самых выдающихся умов человечества". "Развлечения" такого рода время от времени случаются среди русских. Слухи о них быстро расходятся по Нью- Йорку, как круги по воде от брошенного камня, но не имеют серьезного значения. Интеллектуалы на квартире у писателя Гениса два раза в год устраивают праздники "маевка" и "хэллоуин". А так - в основном работают с более озабоченными, чем в России, лицами, на которые время от времени в меру привычки и умения напяливают американский 32-зубый смайл: "все о'кей".

Самая колоритная и интересная фигура русской эмиграции, которую я встретила в Нью-Йорке, - Марина Ковалева. Небольшая, можно сказать, маленькая женщина, о которой говорят с разными интонациями:

- О, это же Ковалева!

- Ну эта Ковалева!

- Кошмар, а не Ковалева!

И дальше следуют крепкие выражения неамериканского происхождения. Но... именно этот противительный союз употребляют все, когда ругают Ковалеву. Потому что именно Ковалева - в меру богатая и не в меру сумасшедшая, именно Ковалева, меняющая шляпки разных фасонов по нескольку раз в день, именно Ковалева, опекающая детей всех своих любовных "заблуждений", способна сделать то, что не делают даже здоровые мужики.