Гевара по прозвищу Че

По дороге Коко Передо сказал Монхе, что Че передаст ему политическое руководство, но ни при каких обстоятельствах не уступит руководящего положения в готовящемся вооруженном движении, к которому так усиленно старался привлечь руководителя боливийских коммунистов. Когда Монхе оказался в лагере, Инти постарался как можно убедительнее объяснить посетителю, что вскоре должны начаться вооруженные акции и ему следует присоединиться к партизанам. "Посмотрим, посмотрим..." - отвечал Монхе.

По словам Аларкона, одной из причин прохладного приема, с которым встретился Монхе, было то, что он даже не пожелал приветствовать партизан. Зато Таню, рассказывал Аларкон, приветствовали просто восторженно, поскольку она явилась как фея-крестная из "Золушки", доставив письма и подарки. Приехал и Мартинес Тамайо - чтобы остаться в отряде. Он привез с собой новобранца, Антонио Хименеса по прозвищу Просфора. Че отвел Монхе в сторону, чтобы поговорить без всяких околичностей. Сохранился чей-то карандашный набросок, запечатлевший их обоих во время этой встречи. Один из собеседников сидит на камне, другой - на стволе поваленного дерева. Между ними стоит фляга с кофе или чаем. Че курит сигару. Беседа продолжалась несколько часов.

Мысль о том, чтобы партия приняла участие в вооруженной борьбе под военным руководством, Че сразу же оказалась отброшена. Взамен Монхе предложил, что, "хотя он и собирался уйти в отставку с поста первого секретаря, но мог бы убедить новое руководство партии, по крайней мере, сохранять нейтралитет и привлечь к борьбе новых участников". Че не возражал против этого предложения, но сказал, что "открытое проявление колебаний и оппортунистических настроений" было ужасной ошибкой, оставившей партию без единой позиции. Следствием этого оказалось то, что бывший первый секретарь мог принять участие в вооруженной борьбе, не получив ни поддержки, ни осуждения со стороны БКП.

Еще одно предложение Монхе заключалось в том, что "он мог бы обратиться к другим южноамериканским партиям и попытаться добиться от них поддержки освободительного движения". Эту идею Че воспринял крайне скептически, поскольку заранее был уверен в том, что она обречена на неудачу. Обращение к Кодовилье (весьма умеренному лидеру аргентинских коммунистов) с просьбой "оказать поддержку Дугласу Браво предводителю венесуэльских партизан было воспринято им как предложение закрыть глаза на бунт в его собственной партии".

Однако главным камнем преткновения оказались претензии Монхе на руководство и политической, и военной кампаниями, Че был непреклонен: "Я должен быть военным руководителем и не пойду в этом вопросе ни на какие компромиссы". Это убеждение возникло под влиянием конголезского опыта Че. Он не мог позволить себе вторично попасться в одну и ту же ловушку, подчинившись политическим лидерам, которые не имели никакого желания вести борьбу. "Дискуссия не приводила ни к чему, это был порочный круг". Марио Монхе доказывал, что если бы революция происходила в Аргентине, то он с готовностью таскал бы за Че его пожитки, но в Боливии впереди должен идти боливиец. Че приводил ему бесчисленные примеры из истории латиноамериканизма, борьбы прежних испанских колоний за свою независимость, постоянного перемещения революционеров независимо от произвольно устанавливавшихся властями и частенько перемещавшихся границ. Монхе настаивал на своем требовании и предлагал Че стать его советником. Че отвечал, что он ни у кого не был советником. В обмен на свое военное руководство он предложил Монхе стать формальным предводителем движения и даже сказал, что ради соблюдения приличий перед шпионами, которые наверняка проникнут в их ряды, он будет каждое утро докладывать Монхе об обстановке и получать инструкции. Но при этом он, Че, должен быть фактическим руководителем, и это не могло даже обсуждаться. Ни один не соглашался уступить. Монхе принялся было обсуждать гипотетические ситуации, но Че оборвал его, заявив: "Я уже здесь, и выгнать меня отсюда можно будет только мертвым".

Но переговоры все же продолжались. Монхе атаковал группу Мойсеса Гевары, заявив, что они оппортунистьии весьма ненадежны. Че, в свою очередь, назвал Монхе сектантом.

Складывалось впечатление, что после того как Коко сказал Монхе о том, что Че не пойдет на уступки в стратегических вопросах, партийный секретарь тоже решил не отступать ни на шаг. Правда, в своих возражениях он был крайне непоследователен.

После нескольких часов дискуссии разногласия, проявившиеся в позициях собеседников, казались непреодолимыми. Монхе попросил Че дать ему возможность посоветоваться с членами Боливийской компартии, присоединившимися к партизанской группе. Для этого они перешли в новый лагерь. Там Монхе увидел братьев Передо, Ньято Мендеса, Фредди Маймуру, Васкеса Вианью, Антонио Домингеса и Лорхио Баку. Все они, по словам одного из присутствовавших, встретили его очень холодно. Монхе доказывал, что военное руководство должно принадлежать его партии, что люди отвернутся от партизан, как только узнают, что их предводитель - иностранец. Он пообещал им гарантировать амнистию в том случае, если они откажутся от участия в вооруженной борьбе: "Пойдемте со мной прямо сейчас", - и даже прибегнул к затаенной угрозе: хотя партия и не станет прибегать к каким-либо репрессиям, люди выиграют, если уйдут с ним.

Монхе, вероятно, не ожидал получить резкий и единодушный ответ. Молодые боливийцы набросились на него. Они настаивали на том, чтобы он остался с отрядом, говорили, что они уверены в том, что партия не бросит их на произвол судьбы, что служить под командованием Че - это честь. Обсуждение проблемы запуталось. Тогда Монхе вернулся к той же идее, которую когда-то излагал Мартинесу Тамайо и Вильегасу: более правильным подходом была бы организация восстания в городах, участники которого в дальнейшем отступили бы в горы. Он сказал также, что в любом случае оставит свой пост в руководстве партии и присоединится к отряду как рядовой солдат. При этом он произнес загадочную фразу: "Я здесь не для того, чтобы превратиться в Ван Тро И" (то есть не ради корысти) - так звали одного из вьетнамских лидеров, пользовавшихся в то время большой популярностью.

Казалось, что Монхе был совершенно ошеломлен. Он пообедал в лагере вместе с партизанами, но за обедом царила холодная атмосфера, на которую он, должно быть, обиделся. Когда Аларкон попросил одного из боливийцев, Мендеса, дать свою тарелку лидеру партии, Мендес ответил: "Видишь ли, товарищ, я не знаю, откуда едят свиньи в вашей стране, но в моей они подбирают пишу прямо с земли".

На следующее утро "Монхе сказал мне, что уезжает и 8 января предложит руководству партии свою отставку. Его миссия, по его словам, была закончена. Он уехал с таким видом, будто направлялся на виселицу".

Че собрал партизан и изложил им "мнение Монхе, сказав, что мы объединимся со всеми теми, кто хотел бы делать революцию и что я предвижу для боливийцев трудные дни нравственных мучений". Сан-Луис также сделал в дневнике пророческую запись: "Вероятнее всего, здесь имеет место раскол, и некоторые присоединятся к нам". Начиналось одиночество.

В дневнике Че сухо отметил, что "отношение Монхе может, с одной стороны, затормозить развитие события, но, с другой, может внести и положительный вклад, освободив меня от политических обязательств". Конечно, самоустранение наиболее влиятельной из радикальных левых сил Боливии наносило ущерб проекту, и партизанам теперь предстояло организовать опорную городскую сеть, независимую от той, которую они использовали до тех пор.

Для Че было теперь очень важно узнать, пришла ли группа Мойсеса Гевары к окончательному решению и согласна ли она на организацию объединенного фронта. Одновременно он приступил к организации опорной сети в городах, где мог рассчитывать на доктора Умберто Pea (который, однако, в это время находился на Кубе), Родольфо Салданью и Лойолу Гусман. Она была одним из лидеров Молодых коммунистов и должна была стать казначеем движения. Полезным для этой цели мог оказаться и перуанец Дагнино, который мог бы взять на себя работу в городской сети наряду со своими обязанностями по обеспечению свя-. зей с Национально-освободительной армией. Монлеон мог бы пригодиться при организации параллельной системы связи с Гаваной.