Я сын батрака. Книга 1

Когда мы пошли к машине, я посмотрел на Нюру, она стояла в стороне и с грустью на нас смотрела, как бы прощалась. Но в этот момент у меня созрел план, как уменьшить стоимость доставки груза, и Нюру взять с собой в скирд. Надо пожалеть её а то уж больно у неё грустный вид.

Я повернулся к хозяину и говорю ему: «В общем-то уменьшить стоимость доставки соломы можно, но для этого надо, что бы Вы, или Ваша хозяйка поехали с нами, и в случае непредвиденных обстоятельств (я специально это словосочетание ввернул, чтобы напрячь хозяина), вы, всю вину взяли бы на себя. Тогда цена будет на сто рублей меньше. Тут хозяин, воспрянув духом, замахал руками и говорит: «О це балачка, так бы сразу и сказав. Но я поехать не могу, хозяйство, понимаешь, а вот Нюра поедет. Так что ты, Нюра, там всю эту самую ответность быры на себэ, шо хлопци там ны причём, поняла. Нюра сразу повеселела, дёрнула плечиком, пошла к машине и на ходу говорит: «Поняла, чиво тут не понятного, считай, я отработала 100 рублей и в твой карман положила». По её ответу я понял, что отношения у неё с хозяином очень даже не простые, такое впечатление, что живя с ним, она чем-то недовольна. Дядько Михайло крутнул головой и говорит: «Вот, чёртова баба, як заговорит, так её не остановишь, ну ни как эту ипатовскую натуру из неё не вытравлю. Ну, всё езжайте, а то уже вечереет, так чтобы по светлому времени, управились. Дядька Михаил стоит и даёт команды, а на меня и не смотрит. То ли я ему не нравлюсь, то ли ещё почему, может деньги не хочет сразу платить. Но я на его уловку не пойду, я протянул к нему руку, шевелю пальцами, показываю, что монеты то в них нет. Он как будто ничего не понимает и спрашивает меня: «А в чем дило?» — «Сто рубчиков сюда положите, — говорю я ему, — а то если денежки сейчас не будет, то и соломы в Вашем огороде не будет, так что решайтесь и быстрее. Михаил скривился, как будто он только что откусил зелёную сливу и с раздражением говорит мне: «Ну, шо ты за хлопыц такой, пристав как смола, на, держи мои сто рубчиков, нажитые мною непосильным трудом». Вытащил из своего холщового мешочка две купюры по 25 рублей, и пять красненьких десяток. Я взял деньги и говорю: «Были денежки ваши, а стали наши». Тогда в наших местах такая модная присказка ходила. Я повернулся и пошёл к машине, затем сел в кабину, где Николай уже сидел за рулём, а Нюра на пассажирском сиденье, я прижался к ней поближе и мы поехали. Грузили солому на машину долго, Нюра постоянно требовала к себе внимания, вот и получалось что грузил один человек: то я, то Николай.

Но как бы то ни было, с радостью пополам нагрузили. Хозяин нас встретил у загона овец, количеством привезённой соломы был доволен, мы тоже не в обиде, а Нюра вообще вся от счастья сияла, как новый гривенник, таким образом мы остались довольные друг другом, на этом можно было и расстаться. Но тут Нюра говорит мужу: «Михайло, вот вивцям солому привезли, а как же корова? Утром она настолько грязная, что прямо доить её противно. Договорись с хлопцами, ныхай они завтра приедут и ещё машину соломы привезут, постарайся их уговорить». Хозяин Михайло почесал свою «репу» со стороны затылка, видать ему не хотелось с деньгами расставаться, затем Нюре говорит: «Нюра, давай подождём немного, а то гроши и так убывают, потом купим солому» — «Раз так, — нервно сказала Нюра, — тогда сам корову дои я к ней больше не подойду». Такой поворот событий видать хозяина не устраивал, и он скрипя сердцем согласился: «Ну, так что, хлопцы, завтра приедете соломку привезти?» Я не стал ждать, пока Николай сообразит, что ответить, и говорю дядьке Михайлу: «Конечно, приедем, но только на тех же условиях, что сегодня, если конечно Нюра возьмёт на себя ответственность. Как, Нюра, возьмёшь?» — спрашиваю я у неё. — Возьму, Сеня, всё возьму на себя, — сказала, а затем захохотала.

В этот день на этом мы и расстались, довольные друг другом. А потом была баня, хороший ужин и две добрые милые женщины, которые нас кормили и постель приготовили. Пред сном Галя зашла в комнату, где мы с Николаем готовились спать, и говорит: «Я вашу верхнюю одежду постирала, ну и вони в ней было, так что с Вас мне подарок». Мы с её требованием согласились и приготовились спать. Я лёг уже на кровать, ко мне подошёл Николай и говорит: «Сеня, давай разделим наш заработок, он сегодня у нас очень хороший. Смотри, мы честным трудом заработали 250 рублей, я думаю, сделаем так, твои 150 рублей, мои 100, так будет честно, всё-таки ты у куркуля деньги вырвал, да и баранов ты «правильно» посчитал, так что давай сделаем так». Я Николая выслушал и сказал ему: «Всё сделаем точно так, но только наоборот, давай мои 100 рублей, а остальные твои, у тебя семья и её кормить надо, а я, как ты знаешь, холостой, так что всё правильно». Николай против моего решения возражать не стал, а что ему возражать, правильно же. Когда уже мы с Николаем лежали в постели я спросил у него: «А почему ты дядька Михайло зовёшь куркулём?» Николай хмыкнул и говорит: «Да куркулём не я один зову его, так его зовут все жители Джалги, он такой прижимистый спасу нет, я даже удивился, что ты с него вытряс такие большие деньги. А денег у него много, ведь он зачем покупает баранов? На продажу, только продаёт их уже мясом, а на рынке баранинка стоит 10–15 рубчиков за килограмм, вот и посчитай, сколько он с одного барана имеет, если чистого мяса с барана 35–40, а то и более килограмм, да прибавь сюда голову, да ливер с одного барана. Получается кругленькая сумма, а покупает он баранов по 200 рублей за голову, вот и кумекай». Я прикинул в уме, и получается, чистого мяса с барана пусть даже будет 35 кг, если их умножить в среднем на 14 рублей, то выходит, он с одного барана имеет 500 рублей, да, думаю, не дурно. У меня ещё были вопросы к Николаю, но я их задавать не стал, он засопел, думаю, уже спал. Вот такой плодотворный был у нас этот день.

На другой день мы днём работали на лесозащитной станции, а к вечеру поехали к дядьке Михайло, взяли у него деньги и Нюру и поехали грузить солому. Погрузка была точно такой же, как и вчера, привезли солому, разгрузились и расстались довольные сделанной работой. Особенно радовалась Нюра, для неё это было что-то вроде праздника. Вечером меня Николай отвёз на машине в хутор, там у нас дома мы поужинали и он уехал к своей семье в Ипатово. Николай уехал, а я с родителями сидел за столом и ужин продолжался. Тато смотрит на тарелку с бараниной и говорит: «Вот, сынок, благодаря тебе наша семья уже который день с мясом, а то я уже думал овечку резать». Я на отца посмотрел и говорю ему: «Тато, так это не меня надо благодарить, а Николая, я в этом деле играл маленькую роль. Так что надо было благодарить Николая». На что отец мне сказал: «Если бы не ты, то Николай к нам бы и не заехал, так что я правильно тебя поблагодарил». Ну что я на это мог сказать, раз мой отец так сказал, значит, так оно и есть. Другие дни мы тоже зарабатывали, но более скромно, а вот этот заработок, был интересен не только заработком, но и событиями. А с Галей, как обещали с Николаем, так и рассчитались, купили ей духи «Красная Москва», дорогущие спасу нет, 20 рублей, но флакон большой, так что его ей надолго хватит.

СЕНОКОС В ЛЗС

Вскоре привезли долгожданную косилку, как только я её принял, то с Николаем больше на его машине не работал, теперь с ним работал молодой парень, по имени Сергей, но связи я с Николаем не терял, как же, сколько всего вместе пережито. Первое время водить косилку и изучать её, мне помогал Николай. Учение длилось недолго, дня два, затем мы с Николаем поехали косить сено, так сказать сделать пробную партию. Работали до конца дня, я окончательно освоил косилку и на другой день поехал на сенокос уже один. Сначала всё шло хорошо, были мелкие поломки, но я с ними, справлялся, а вот на четвёртый или пятый день косовицы, раз за разом, стал ломаться шатун, который приводит в движение дальнюю косу. Конструктора её расположили на двухметровой консоли, да сама коса три метра, и получился очень длинный рычаг, и при качке косилки на неровностях покоса, коса задевала землю и приводящий шатун ломался. Мне приходилось снимать шатун, идти на стан в кузницу и его ремонтировать. А это два километра в одну сторону, а затем два километра в другую вот вам и четыре км. Но дело не в километрах, а в том, что очень много теряется времени, а трава не ждёт, она с каждым днём стареет и скоро будет не пригодна для сена.