Мемуары

Прогулка затянулась, мы возвращались в колясках, вечером, при чудной погоде. Природа представляла совсем особенное зрелище. Свет заменился полутьмой. Все предметы, холмы, деревья и колокольни вырисовывались темной тенью на сероватом фоне неба. Мало разговаривали, но каждый наслаждался по-своему.

Графиня Толстая, жена камергера Великого Князя, жила в Царском Селе. Она не была еще принята у Императрицы, но имела разрешение посещать Великую Княгиню как принадлежащая к ее двору. Она через моего мужа приходилась мне родственницей. Ее же муж в это время ухаживал за мной. Он привел мне ее, говоря: «Я вам делаю подарок — мою жену».

Она была обижена этими словами, которые привели меня в замешательство и поставили нас в стесненное положение, которое, к счастью, продолжалось недолго. Она была прекрасна, но несчастные обстоятельства в ее жизни увеличили ее природную робость. Когда мы остались одни, она молчала. Наконец, посредством забот и внимания мне удалось приучить ее к себе, завоевать ее доверие и заставить полюбить меня от всего сердца. Наши отношения превратились в настоящее чувство; испытания, через которые прошла каждая из нас, только укрепили дружбу, которая не должна и не может угаснуть.

Мы вместе гуляли по утрам в окрестностях Царского Села. Она пригласила меня однажды посетить деревню колонистов, находившуюся в двенадцати верстах от дворца. Она нам очень понравилась, и мы подробно описали Великому Князю и Великой Княгине нашу поездку; Их Императорские Высочества захотели тоже проехаться туда и получили на это разрешение от Императрицы. Было решено, что они поедут инкогнито под нашим покровительством. Великая Княгиня под именем м-ль Гербст будет играть роль горничной графини Толстой, а Великий Князь будет моим племянником. В восемь часов утра Великая Княгиня поехала со мной и графиней Толстой в маленькой почтовой повозке, принадлежавшей последней. Мой муж поехал с Великим Князем в своем английском экипаже. Когда мы приехали к г-же Вильдба-де — имя хозяйки дома, где мы остановились, -г-Великая Княгиня была тронута воспоминанием. Дом и костюм были такие же, как у крестьян на ее родине. Семья Вильдбадов состояла из мужа и жены, сына с женой, маленьким ребенком и молодой девушки.

Позвали двух соседей, играли вальсы с берегов Рейна; эта музыка и вся обстановка произвели большое впечатление на Великую Княгиню, и к ее наслаждению примешалась печаль.

Мой муж хотел отвлечь ее внимание и сказал: «Мадмуазель Гербст, вы слишком ленивы, пора готовить завтрак. Пойдемте в кухню. Нарвите петрушки для яичницы, которую мы будем готовить». Эта шутка возвратила нам веселость. Великая Княгиня повиновалась и взяла первый урок кулинарного искусства. На ней было белое утреннее платье и соломенная шляпа на ее прекрасных белокурых волосах. Принесли роз, мы сделали из них гирлянду и украсили ее шляпу. Великая Княгиня была прекрасна, как ангел. Великий Князь с трудом сохранял серьезный вид, и мой муж, со шляпой на голове, старался казаться как можно важнее.

Мы съели превосходную яичницу; сливочное масло и густые сливки докончили наш завтрак. В углу комнаты стояла колыбель с уснувшим ребенком. Молодая мать время от времени подходила и качала ее. Великая Княгиня, увидав,колыбель, подошла к ней, встала на колени и качала ребенка. Глаза ее наполнились слезами, казалось, она предчувствовала те тяжелые испытания, которые ей готовила судьба.

Эта смесь простоты, веселости и чувствительности придала большой интерес нашей утренней прогулке. Возвратились мы с приключением. Полился, как из ведра, крупный теплый дождь. Мы посадили Великого Князя к себе, покрыв кожей, закрывавшей наши ноги-. Но так как больше чем троим нельзя было поместиться в глубине экипажа, то, несмотря на наши заботы, Великий Князь промок до костей. Это нисколько не уменьшило нашего удовольствия, и мы долгое время с интересом вспоминали об этой прогулке.

Г-жа Вильдбаде, иногда приезжая в город по своим делам, привозила мне масла. Я попросила ее однажды отвезти его моему предполагаемому племяннику. «Я не знаю, где он живет», — ответила мне она. Я сказала, что прикажу отвести ее туда. Один из моих лакеев повел ее во дворец. Когда она узнала правду, от удивления и счастья с ней едва не сделалось дурно. Великий Князь пожаловал ей сто рублей и платье ее мужу. Мне кажется, что эта пенсия продолжалась несколько лет.

Удовольствия все увеличивались. Императрица старалась сделать пребывание в Царском Селе возможно более приятным. Придумали играть на лужайке перед дворцом. Было два лагеря: лагерь Александра и лагерь Константина. Они отличались знаменами, в одном — розовое, в другом — голубое, с вышитыми серебром вензелями. Я была в лагере Александра. Императрица и лица, не участвовавшие в игре, сидели на скамейке перед дорожкой вокруг дворца. Великая Княгиня Елизавета вешала свою шляпу на знамя, прежде чем бежать. Она едва касалась земли, до того она была легка. Ветер играл ее волосами, она обгоняла всех женщин. Ею любовались, и ее вид никогда не мог надоесть.

Эти игры нравились всем, и им предавались с удовольствием. Императрица, бывшая воплощенной добротой, заметила, что камергеры и камер-юнкеры, дежурившие во дворце два раза в неделю, очень жалели, когда кончалось дежурство. Она позволила им оставаться в Царском Селе, сколько им было угодно, и никто из них не уехал за все лето.

Зубов участвовал в играх. Грация и красота Великой Княгини не замедлили произвести впечатление на него. Однажды вечером во время игры Великий Князь подошел ко мне, взял меня за руку, а также и Великую Княгиню и сказал мне: «Зубов влюблен в мою жену». Эти слова, сказанные при ней, вызвали во мне крайне неприятное чувство. Я отвергала эту мысль как вещь невозможную. Я прибавила, что если Зубов способен на подобное безумие, то он достоин презрения и не следует обращать на это никакого внимания. Но было слишком поздно. Эти несчастные слова внесли замешательство в сердце Великой Княгини. Она была смущена, я чувствовала себя несчастной и беспокоилась. Нет ничего бесполезнее и опаснее, как обратить внимание молодой женщины на чувство, которое неизбежно должно оскорбить ее и которое чистота и благородство души не позволяют заметить, но удивление превращает его в замешательство, которое можно дурно истолковать.

Как обыкновенно, после игры я ужинала у Их Императорских Высочеств. Открытие Великого Князя не выходило у меня из головы. На следующий день мы должны были обедать у Великого Князя Константина в его домике в Софии*. Я отправилась к Великой Княгине, чтобы сопровождать ее. Она сказала мне: «Пойдемте скорее, впереди других, мне надо вам кое-что сказать». Я повиновалась; она дала мне руку, и, когда мы были так далеко, что нас не могли слышать, она сказала мне: «Сегодня утром к Великому Князю приходил Ростопчин и подтвердил ему то, что он заметил насчет Зубова.

__________________________

* Маленький городок, построенный за садом Царского Села. Примеч. авт.

___________________________