Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба

—…В этом спектакле сразу проявилась линия театра на поэзию и музыку. А именно — Брехт вместе с драматическим текстом одновременно написал еще несколько зонгов — песен. Можно было и читать их просто со сцены, а можно было и исполнять. И мы пошли по второму пути. Слуцкий перевел брехтовские зонги… а музыку на эти зонги написали актеры нашего театра Хмельницкий и Васильев. И в этом спектакле музыки очень много. И она использована по-разному и, на мой взгляд, удивительно. Так органично, так к месту, что даже мне кажется, что эта музыка играет в этом спектакле роль декораций, потому что в этом спектакле, как и во многих других наших постановках, почти нет декораций. В этом спектакле есть сзади стена, такая стена дома, два тротуара и больше ничего… Так что все внимание зрителей сосредоточено на внутренней жизни персонажей. А персонажи — каждый из персонажей имеет свою основную центральную песню, которая звучит всякий раз не просто так… Знаете, у нас привыкли так: разговаривают-разговаривают, как в оперетте… и вдруг запели.

…Я в этом спектакле играю роль безработного летчика, который в самом начале пьесы пытается повеситься, потому что остался без работы. Денег у него нет, а ему нужно дать взятку, для того чтобы устроиться снова на работу. Дело происходит не у нас, а у них. Поэтому у них взятки дают, чтобы устроиться на работу. И он встречает там девушку. Эта девушка обещает достать ему денег. И вот движется-движется действие — и вдруг в конце второго акта выясняется, что все лопнуло, что он не сможет устроиться, никогда не сможет летать. И он уже почти до слез, до крика и хрипа доходит. Выгоняет всех гостей со свадьбы. Кричит зрителям, что «вы все получите, что хотите, только в день святого Никогда». И тогда уже больше невозможно говорить, и я пою песню, которая называется «День Святого Никогда».

Вскоре после обновления Театра на Таганке остро встал вопрос о репертуаре. «Добрый человек из Сезуана» игрался по двадцать раз в месяц, что было тяжело как для актеров, так и для зрителей. Ю.П. Любимов обратился к поэзии, и вскоре родилось несколько спектаклей: «Антимиры» (по стихам и с участием А. Вознесенского). «10 дней, которые потрясли мир» (по книге Д. Рида), «Павшие и живые». В процессе работы над этими постановками у Владимира Высоцкого складывалась особая манера чтения стихов — на одном дыхании, с выделением неожиданно глухих согласных; чувствовалось, что читает стихи поэт. Назначая его на ту или другую из ранних ролей, Любимов словно приглашал Владимира быть не просто лицедеем, паяцем, комиком на сцене, но и соавтором, через песню, через исполнительство. Благодаря этому возникло удивительное переплетение песен Высоцкого с содержанием его ролей. В «Антимирах» он не меньше пяти раз появлялся на сцене, не считая участия во всех общих музыкальных номерах спектаклей. Специально для него Вознесенский создал стихи, которые называются «Песня акына», и Высоцкий, положив их на музыку, пел их в «Антимирах», а затем — на концертах. Актер В. Смехов, игравший вместе с Высоцким, вспоминал, что, когда они играли фрагменты из поэмы Вознесенского «Оза», общий на двоих эпизод приносил им много радости. Они получали удовольствие, что им за пять минут удавалось стихами и в лаконичных мизансценах внятно объясняться в любви и в ненависти. И вместе с тем было немало удовольствий от дурачества, сарказма, — собственно, от актерства. «Я в конце эпизода, читая «под Андрея», изображал какого-то романтического долдона, трепетал и звал партнера в заоблачные выси. Володя укладывался возле меня с гитарой и творил в миниатюре образ отпетого циника. Он то укоризненно, то гневно, а то и философски-нежно прерывал мои рулады своим кратким: «А на фига?» И зал падал со стульев».

В спектакле «10 дней, которые потрясли мир» Владимир Высоцкий был занят во многих интермедиях и массовках, как, впрочем, и другие актеры. Обратимся снова к его выразительному рассказу:

«…Несколько слов о спектакле «10 дней, которые потрясли мир». Это наша классика. Люди даже недоумевают, когда приходят на этот спектакль. Известно, что революция — это праздник угнетенных и эксплуатируемых, и поэтому мы сделаем этот спектакль как действительно праздничное зрелище. Еще на улице на гармошках, на балалайках играют наши актеры в форме революционных солдат и матросов. А у нас рядом ресторан «Кама». Оттуда выходят подвыпившие люди, они присоединяются к нам, танцуют… Может, думают, пропустили какой-нибудь праздник престольный — Бог его знает. Потом они понимают, в чем дело, что это совсем другое. В театр их не пускают, но они рвутся тоже пройти в театр. Когда вы входите в театр, там стоят люди со штыками и накалывают билеты на штык, пропускают вас. А в фойе за пирамидами винтовок мы поем частушки, песни, вам прикалывают красные бантики девушки в красных косынках. Плакаты висят времен революции, музыка играет. Еще в фойе, еще не вошли в зрительный зал, а уже вы введены в курс дела: сегодня мы хотим, чтобы у вас было хорошее настроение. Мы поем частушки, они заканчиваются так:

Все вздыхают облегченно, думая, что вот сейчас-то и начнется самое главное… Безобразие кончилось, откинемся на спинку кресла и отдохнем. Но не тут-то было. Выходят рабочий, матрос и солдат, стреляют в воздух; огонь, пахнет порохом… У нас театр маленький, слабонервных людей выносят… Вот и потом начинается действительно оправдание афиши: «Представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой». Все это присутствует, — вас не обманули. У нас есть большая пантомимическая группа. Многие из нас занимаются акробатикой, приобретают всякие цирковые навыки. У нас многие поют, многие играют на инструментах, даже на нескольких инструментах… В спектакле тридцать две картины, абсолютно по-разному разрешенных. Там есть элементы кукольного театра, кинематографа, и реалистического театра, и балета, и пантомимы — все это один за другим, калейдоскоп картин. Двести ролей. Все мы играем по нескольку ролей сразу — во многих наших спектаклях, так что иногда думаешь: «Что сейчас надевать?» — когда восемь ролей я играю в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир». Я играю Керенского, потом матроса-часового у Смольного, потом — белого офицера, потом пою зонги, потом — «отцов города», потом анархиста…»

При появлении на сцене в роли белого офицера Владимир Высоцкий исполнял свою песню, написанную к этому спектаклю: