Родники мужества

Панчевский сразу же вступил в ряды молодой Рабоче-Крестьянской Красной Арми и затем всю свою оставшуюся жизнь посвятил службе в ней. Окончил в СССР военно-инженерное училище, затем — академию.

Но вот в далекой Испании вспыхнул контрреволюционный франкистский мятеж. Павлов-Панчевский в составе группы добровольцев едет туда, чтобы помочь революционному испанскому народу в борьбе с фашизмом. Здесь он уже носит фамилию Дунайского, участвует в боях в составе соединений генерала Лукача.

Первая задача, полученная им, — возведение укреплений в районе университетского городка Мадрида. С ней он справляется блестяще. Затем молодой военный инженер строит укрепления под Хармой, что на реке Эбро, около Гвадалахары.

В 1937 году он возвращается в Советский Союз, где продолжает службу в Красной Армии.

С началом Великой Отечественной войны Павлов (будем теперь называть его только этой фамилией) отправляется [55] на фронт. Он участвует в строительстве оборонительных рубежей близ Вязьмы, на шоссе Минск — Москва. Затем следуют Ельня, Наро-Фоминск...

Нелегким испытанием для полковника Павлова была и постройка трехкилометрового моста через Сиваш. И он, как всегда, справился с порученным делом: мост под его руководством был возведен всего лишь за двадцать дней!

Добрые слова хочется сказать и в адрес командира 7-й инженерно-саперной бригады полковника П. X. Бесценного. Петра Харитоновича всегда отличали деловитость, широкий кругозор и величайшее мужество. Подчиненные были буквально влюблены в своего комбрига, старались во всем подражать ему. Здесь мне хочется назвать некоторых из них. Ибо я твердо уверен, что это будет лучшей аттестацией самому П. X. Бесценному, воспитавшему таких героев.

Образцом организованности, высоких боевых, моральных и деловых качеств был в бригаде командир 121-го батальона майор А. С. Ростовцев. Он стал комбатом в 25 лет. Инженер по образованию, Александр Сергеевич проявил себя не только как грамотный специалист, но и как бесстрашный командир. Он постоянно находился там, где труднее, спокойно давал необходимые указания, внимательно выслушивал просьбы, деловито вел подсчеты сделанного, давал распоряжения на следующий день. Проявлял постоянную заботу о личном составе батальона, следил, чтобы его люди были своевременно накормлены, обсушены, обеспечены медицинским обслуживанием, имели время на отдых.

Хорошим помощником комбата был и начальник штаба этого батальона И. К. Емченко. До войны Илья Константинович работал техником одной из шахт в городе Енакиево. Очень деятельный человек, он остался таким же и на войне. Его почти невозможно было застать в штабной землянке. Он всегда находился там, где нужна была его помощь, дельный совет. Кстати, в период строительства моста И. К. Емченко получил два ранения, но отказался идти в госпиталь.

Командир саперной роты старший лейтенант Федор Ярмош в свое время сражался в соединении, которым командовал легендарный Г. И. Котовский. После же гражданской войны стал мелиоратором. Именно эта-то специальность [56] и помогла ему впоследствии стать неплохим военным инженером.

Большой любовью и уважением среди личного состава батальона пользовался и двадцатичетырехлетний капитан П. И. Ларин. Он ушел на фронт в суровую осень 1941 года с третьего курса Иркутского горного института. Вначале командовал взводом, позже стал заместителем командира батальона. При строительстве моста через Сиваш Петр Иванович был тяжело ранен в голову осколком бомбы. В безнадежном состоянии его на самолете отправили в тыловой госпиталь. Но каково же было удивление и радость, когда спустя несколько месяцев капитан Ларин вновь вернулся в свой родной 121-й батальон!

Герои саперы... Они действительно сделали для нас невозможное. И недаром комбриг Бесценный, когда представитель штаба фронта спросил у него, кто из его подчиненных заслуживает награды, ответил:

— Все!

И это не было преувеличением. Правоту полковника подтверждала сама жизнь.

* * *

В середине ноября при очередном воздушном налете на переправу одна из бомб попала в курсирующий по заливу понтон (ведь действовала еще и понтонно-лодочная переправа) и вывела из строя всю его команду. Окружающие кинулись спасать оставшихся в живых бойцов, выносить их на берег, где им можно было оказать медицинскую помощь.

Был доставлен на берег и старший команды понтона сержант Г. Воробьев. Положение его было крайне тяжелым, и он отлично понимал это.

— Слушай, земляк, — сказал сержант своему другу Антонову, тоже сержанту. — Выручай. Теперь тебе за двоих воевать придется.

Антонов, молча пожав руку Воробьеву, прямо из медсанбата направился к переправе. С этого-то часа и началась непрерывная шестидесятичасовая вахта его команды. Шестнадцать рейсов через Сиваш совершили подчиненные сержанта Антонова! В период отливов, когда понтон то и дело застревал на мели, бойцы команды тащили его едва ли не волоком. Соленая вода разъедала кожу на руках, засасывал ил, но ни один из них не дрогнул, не прекратил работу. [57]

Немало хлопот выпало в эти дни и на долю медицинских сестер. В труднейших боевых условиях эти хрупкие девушки словно бы не знали устали и робости. Смело бросались и в ледяную воду, и под разрывы снарядов и бомб. И не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из пострадавших не получил своевременной и квалифицированной медицинской помощи. Я помню многих из этих геройских сестричек. Среди них — Нина Кононенко, Вера Ссрдобольская, Маша Свеженцова, Нина Никонова...

И должно быть, им, этим всегда спешившим на помощь к людям девушкам, гораздо тяжелее, чем другим, было видеть, как вблизи переправы с каждым днем все росли ряды могильных холмиков. На дощечках — имена знакомых и незнакомых им бойцов и командиров: капитан Ланзберг, сержант Юдин, красноармейцы Дурников, Марусенко, Стриганов... Всех трудно и перечесть.

Да, шла война. Жестокая, кровопролитная...

Но вернемся снова к наведенному саперами мосту. Кстати, его строительство завершилось 9 декабря. О том, сколько на это было затрачено труда, красноречивее всяких слов говорят сухие цифры. Леса на мост ушло 3200 кубических метров, рельсов — 500 тонн, фашин — 4740 штук. Кроме того, в тело дамбы было уложено 200 тыс. кубометров грунта и сверх того еще 60 тыс. мешков с землей.

Мост строился, оборонялся, получал повреждения, восстанавливался. Полковник Бесценный как-то подсчитал, что только за первые четыре месяца его эксплуатации фашисты сбросили на мост свыше 4 тыс. авиабомб. Официально было зафиксировано около 2 тыс. попаданий в него артиллерийских снарядов. А общая протяженность разрушенных, а затем восстановленных участков составила 1235 погонных метров.

О том, в каких условиях эксплуатировался наведенный мост, очень подробно информируют нас записи дневника комендантской службы переправы. Я воспользуюсь лишь сведениями за декабрь — первый месяц его работы:

«11 декабря, 20 часов. Налет 75 бомбардировщиков противника. Мост разрушен в пяти местах. Повреждено 128 погонных метров полотна. Движение восстановлено в 13.00 14 декабря...

14 декабря, 21 час. Налетом 34 самолетов разрушено [58] 36 погонных метров моста. Движение восстановлено в 22.00...

17 декабря. В 13, 16 и 17.30 — три следующих один за другим налета авиации противника. Общее число бомбардировщиков — 156. Мост разрушен в девяти местах. Выведено из строя 226 погонных метров полотна. Движение восстановлено к 22 часам 19 декабря...

20 декабря. Налетом 45 самолетов противник разрушил мост в 2 местах. Повреждено 56 погонных метров моста. Движение восстановлено к 16 часам 21 декабря...

27 декабря, 17.30. 45 самолетов противника разрушили мост в трех местах. Повреждено 88 погонных метров мостового полотна. Движение восстановлено в 18.00 30 декабря...»

Из приведенных дневниковых записей нетрудно представить, в каких сложных условиях приходилось работать саперам, как тяжело им было под непрерывными бомбежками врага обеспечивать выполнение графика грузоперевозок.