«Над нашим родным и любимым городом, – говорилось в обращении, – нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск…»
В тот же день, когда в газетах появилось обращение, в полку прошли митинги. В покрышевской эскадрилье текст обращения зачитал парторг полка Н. И. Орлов. Потом выступал комиссар эскадрильи штурман В. Т. Смирнов, летчики, техники. Выступал и П. А. Покрышев. Все они говорили о своем непреклонном стремлении защищать Ленинград до последней капли крови. Как клятва звучали заключительные слова выступлений: «Смерть немецким захватчикам!»
Эскадрилья приняла резолюцию. Она состояла всего из нескольких слов: «Бить врага еще крепче!»
Но воевать у стен Ленинграда долго не пришлось. Через три дня полк, понесший в непрерывных боях тяжелые потери, был отправлен на переформирование. Небольшая группа во главе с Покрышевым летела на своих самолетах. Остальным предстоял длинный и трудный путь на автомашинах.
…На поле сиротливо стояло несколько «И-16» и «Яков». Это было всё, что осталось от полка. Готовых к полету летчиков пришли проводить друзья однополчане.
Наступили минуты прощания.
Покрышев подошел к Чиркову. Легонько похлопал его по плечу:
– Ну, Андрюша, до встречи за Ладогой.
Они крепко обнялись.
Потом Покрышев попрощался со всеми, кто пришел их проводить, направился к машине.
Через несколько минут группа взлетела и взяла курс на восток.
НАД «ДОРОГОЙ ЖИЗНИ»
В конце августа полк прибыл на новое место. Немецкие войска к тому времени уже перерезали все дороги, ведущие к Ленинграду. Из образовавшегося кольца удалось выбраться с большим трудом. Переправлялись через .Ладожское озеро на баржах. Несколько раз подвергались ожесточенным налетам вражеской авиации. Во время бомбардировок погибло почти всё полковое имущество, документы. К счастью, потерь среди личного состава не было.
На отдых дали около недели. А потом началось переформирование. Здесь и разошлись пути-дороги однополчан.
Покрышев получил назначение командиром эскадрильи в 154-й истребительный авиационный полк, вместе с ним оказались его боевой заместитель Андрей Чирков и еще несколько человек. Больше половины состава направили в другое подразделение. И только незначительная часть летчиков, воевавших на «И-16», осталась в родном полку.
Каждый день радио сообщало нерадостные вести с фронтов Отечественной войны. От этих сообщений тревожно и беспокойно становилось на сердце. Враг вступил в Подмосковье, рвался к столице нашей Родины. На севере его отборные части стремились овладеть Тихвином и создать вокруг Ленинграда второе кольцо блокады. На юге фронт придвинулся к Кубани. 16 октября радио передало сообщение: после тяжелых боев советские войска оставили Одессу…
Он помнил Одессу 1934 года, когда приехал туда двадцатилетним пареньком. В руках – простенький фанерный чемоданчик с немудреными пожитками: кружка, ложка, зубная щетка, пара белья… всё, как рекомендовала повестка. В кармане старой потертой спецовки – свидетельство об окончании летных курсов Харьковского аэроклуба и направление в школу военных пилотов.
Много приятных воспоминаний связано с этим городом. В свободные от учебы часы он бродил по одесским бульварам и набережным, у знаменитой лестницы назначал свидания…
Здесь, в Одессе, началась его летная биография. Здесь же выдержал он первый экзамен на мужество.
Случилось это перед самыми экзаменационными полетами. Накануне, стоя в наряде, он сильно перегрелся на солнце и утром, соскочив с постели, неожиданно вскрикнул от боли: будто тысячи иголок вонзились в пятки.
Ребята в комнате прыскали от смеха, наблюдая, как он, делая комичные гримасы, стоял на цыпочках.
Его друг Сергей Болотин ехидно заметил: «Уж не задумал ли ты сменить авиацию на балет?»
Покрышев пробовал объяснить, что не может встать на полную ступню.
«Комедию разыгрываешь! – не унимался Болотин. – От нарядов увиливаешь».
Но Покрышеву было не до шуток. Так, на цыпочках, он и ушел в санчасть.
Врач, внимательно осмотрев его, со вздохом сказал: «Расстройство пяточного нерва. Придется госпитализировать» – «Как госпитализировать?» – не понял он. «Положим в госпиталь. Будем лечить, – уточнил врач. – Поставим вас на ноги в буквальном смысле слова».
Он пробыл в госпитале неделю. Наступал день выпускных экзаменов. Приехала комиссия, и Покрышеву, как больному, разрешили сдавать только теорию, а до полетов не допустили.
Петр не находил себе покоя и после долгих размышлений написал рапорт с просьбой допустить до экзаменационных полетов. Помог инструктор. Как уж ему удалось утрясти это дело – неизвестно, но Покрышева до полетов допустили.
Технику пилотирования у него проверял сам председатель комиссии. Полет он оценил на «отлично». И никто не подозревал, каких усилий стоило этому упрямому черноволосому юноше неторопливой походкой пройти по аэродрому, сесть в кабину самолета и управлять истребителем. Даже у друзей Покрышева создалось впечатление, что он выздоровел.
Долечивался Покрышев уже в Вологде, куда получил назначение после окончания школы военных пилотов.
* * *
В октябре 1941 года полк получил приказ: освоить поступившую американскую авиационную технику. Всех интересовало, что представляют собою эти истребители. Никто ничего толком о них не знал. На вопросы летчиков командир полка пожимал плечами:
– Опробуем – тогда узнаем…
Первое сообщение принес Чирков:
– Встретил недавно знакомого летчика, который успел повоевать на американских машинах. Не хвалит.
– А как скорость? – поинтересовался Покрышев, который оценку каждой машины начинал со скорости.
Чирков недовольно причмокнул губами:
– Скорость мала. С «мессерами» тягаться трудно.
– Это плохо. Но что делать? Воевать-то всё равно на них придется. Во время разговора к ним подошли другие летчики эскадрильи.
– Товарищ командир! – обратился к Покрышеву молодой летчик Василий Беляков, совсем недавно при бывший в полк из училища. – Что-нибудь известно о новых машинах?
Покрышев хитро прищурил глаза:
– Как же! Известно. Мы получаем истребители, которые называются «томагавками». Знаете, что такое «томагавк»?
– Читали у Майн-Рида, – ответил живой, с озорными искорками в глазах Владимир Халиманцевич. – Такое боевое оружие было у индейцев.
– Именно боевое, – подхватил Покрышев. – Таким нужно сделать и наше новое оружие.
– «Томагавк» в переводе означает топор, – снова подал голос Василий Беляков, – на топоре же много не налетаешь.
– Если вы по натуре боец, то на любых машинах сможете сражаться. Правильно я говорю? –обратился Покрышев к Чиркову.
– Хотя бы скорее познакомиться с этими «томагавками», – сказал Николай Ивин, молодой командир звена. – Надоело ждать да гадать.
– Уже скоро, – успокоил его Чирков. – Есть приказ…
Через несколько дней полк погрузили в эшелон и отправили на прифронтовой аэродром, где находился центр по изучению новой техники.
Программу проходили в сжатые сроки. Пока летчики изучали самолеты, инженеры и техники собирали «томагавки», не прекращая работы ни днем ни ночью. К двадцать четвертой годовщине Великого Октября они преподнесли свой подарок – закончили сборку первой партии истребителей. Новенькие «томагавки» по виду походили на сильную птицу, которая приготовилась к полету: выгнутая спина, широко расставленные ноги. Покрышеву первому в полку предоставили право познакомиться в полете с американским истребителем.
