Самсон. О жизни, о себе, о воле

– Я что, непонятно говорю? На поверку вышел! – продолжал прапорщик.

Я вспомнил, что этого Полтора Ивана мне в барак вчера подселил Матрос, и решил вмешаться:

– Да со мной он, командир. Мы сейчас идем.

Услышав мой голос, прапорщик сразу остепенился:

– А-а! Ну, если так, Самсон, тогда другое дело. Я же не знал, – он развел руками.

Свое погоняло «мой телохранитель» получил сразу, как только попал в тюрьму. Администрации пришлось вызывать сварщика, чтобы тот приварил еще полшконки, так как Иван не помещался ни на одной из тюремных нар. С того дня так его и прозвали – Полтора Ивана. Родом он был из какой-то сибирской деревни, где работал лесником. А попал в тюрьму за то, что одним ударом убил двух браконьеров. Братва быстро смекнула, что из такого богатыря выйдет неплохой боец, вид которого приведет в шок любого, и взяла его под свое крыло. Силы он был недюжинной, которую на первых порах с удовольствием демонстрировал. Например, брал железную монету, клал ее на дно трехлитровой банки, потом заполнял ее водой и одним выдохом делал так, что эта монета со свистом вылетала из банки. А уж про армрестлинг и говорить нечего. Это была его самая любимая забава. Да и всех, кто за этим наблюдал. Смельчаки, пытавшиеся побороть его на руках, по нескольку человек вешались ему на кисть, но Полтора Ивана лишь посмеивался, как будто игрался с малыми детьми.

Придя на зону, он сразу попал под начало Матроса, который после вчерашнего разговора подселил его ко мне. Полтора Ивана лишних вопросов не задавал, но дело свое знал. Если Матрос сказал ему, чтобы он от меня ни на шаг не отлучался, то никакие прапорщики, да и вообще кто-либо из администрации не смогли бы сдвинуть его с места без моего приказа. Поэтому после того, как мы с Шаманом вышли из барака, Полтора Ивана двинулся за нами. День был выходной, и поэтому торчать на плацу долго не пришлось. Ментам хотелось побыстрее «отстреляться» и пойти по своим делам. Как только арестанты стали расходиться по своим баракам, ко мне подошел Матрос.

– Доброго утречка, Самсон, – протянул он руку.

– А доброе ли оно, Матрос?

– Да вроде пока ничего, – он покрутил головой по сторонам.

– Мне кое-что надо у тебя спросить, Матрос.

– Всегда пожалуйста.

– Ты слышал, что сегодня ночью в третьем отряде проигрался какой-то катала? Мне надо знать, кто он и почему проиграл.

– Да там непонятная какая-то история, я уже выяснил. Сел он играть в буру с одним мужиком, потом подсели еще желающие, а в конце получилось, что все играли на одну руку, вот он и попал по «самое не хочу».

– И много он прокатал? – поинтересовался я.

– Много, Самсон.

– А что же, он первый раз сел играть?

– Да нет. Просто он не думал, что его развести хотят.

– Кто такой?

– Кот из Краснодара. Помнишь, он еще с нами на тюрьме сидел под следствием.

– Верно. Кота я знаю как хорошего каталу, – согласился я. – А с кем играл?

– Мужик из третьего отряда и трое из окружения Графа – братва.

– Понятно. Значит, неспроста была затеяна игра. Кот с каждой игры в общак хороший процент отстегивает, а значит, за помощью ко мне придет. А если деньги хорошие катались, то Граф думает, что мне придется из общака Коту помогать, – усмехнулся я. – Ты это, Матрос, поблизости будь. Я сегодня к Графу собирался пойти побазарить. Вот видишь, и повод нашелся. Как только Кот ко мне за помощью придет, так и двинем к Графу, пообщаемся.

– Добро, Самсон, – он протянул руку.

Не успели мы войти в барак, как к нам подлетел тот самый Кот, о котором мы только что говорили с Матросом. Своей сильной рукой Полтора Ивана отодвинул его на безопасное для меня расстояние, припечатав к стенке.

– Я поговорить, Самсон. Удели время, – засуетился Кот, поглядывая то на меня, то на моего двухметрового «телохранителя».

Я посмотрел на перепуганного каталу, который, в свою очередь, смотрел на меня как на Бога. И немудрено. Ровно в двенадцать его могли или порезать, или опустить как фуфлыжника. И сейчас вся надежда была только на меня.

– Ну, хорошо. Пойдем поговорим.

Так было не всегда, а вернее, никогда не было. Я никогда не помогал проигравшим, так как, садясь играть, каждый должен помнить одну истину: играй всегда только на свои. Если проиграешь – никому ничего не должен. А выиграешь – тоже неплохо. Но, как правило, многие об этом забывают и стараются отыграться, влезая в долги. А потом не знают, что делать, когда приходит время платить. Но сейчас был другой случай. Кот должен был послужить одной из фигур в моей игре против Графа, и поэтому я решил ему помочь. Присев на свою шконку, указал ему на место напротив себя и принялся слушать. Из сбивчивого рассказа я ничего нового не узнал, кроме того, что мне рассказал Матрос, поэтому слушал вполуха, так сказать.

– …Ты же знаешь, Самсон, что катала я неплохой, не первый год играю, поэтому считаю, что это чистой воды подстава.

– А тебя, что, кто-то насильно усаживал играть с ними? – строго спросил я.

Кот потупил взор.

– Нет. Но так же нечестно!

– Ты прямо как вчера народился. Где ты видел, чтобы в карты все по-честному было? Если ты видел, что тебя развести хотят, так и не садился бы играть.

– В следующий раз буду умнее. Помоги, Самсон, – взмолился проигравший.

– А будет ли он, следующий раз?

Он посмотрел на меня испуганным взглядом.

– А как ты хотел? Карточный долг – долг чести! – напомнил я ему.

– Больше мне пойти не к кому, Самсон.

– Ладно, Кот. До полуночи еще время есть. Я подумаю, что можно будет сделать, – пообещал я.

– Век не забуду, Самсон, – схватил меня за руку катала.

– Иди, мне подумать надо.

Проводив Кота, я позвал Шамана:

– Найди мне Матроса, он должен быть где-то рядом. Посмотри в соседнем бараке.

Уже через минуту мы с Матросом, Полтора Иваном и еще двумя сопровождающими направились в барак к Графу. По дороге мне вспомнилось, как я полгода назад заехал на тюрьму, где повстречал и Кота, и своего старого знакомого Матроса…

…Когда я вошел в камеру и за мной захлопнулась тяжелая железная дверь, наступила тишина, и все взгляды устремились на меня. Здесь все было по-прежнему, как и десять лет назад. Те же железные нары, сваренные из металлических пластин, тот же длинный железный стол, деревянная крышка которого проходила между двумя рядами двухъярусных шконок. В углу находилась параша, зашторенная ширмой, сшитой из цветных полиэтиленовых пакетов. На двадцати пяти квадратных метрах находилось около двадцати сидельцев. За неимением свободного места многие из них целыми днями проводили на своих спальных местах, спускаясь только для того, чтобы поесть и справить нужду. Каждый вечер после ужина за столом собирались игровые, которые «катали» в нарды или в домино. Сейчас тоже за ним сидело несколько человек, но стоило мне появиться в камере, как игра на время прекратилась. Приход нового человека – это всегда событие, особенно для тех, кто уже провел здесь не один месяц. Всегда можно узнать что-то новенькое, а может, даже найти общих знакомых. Да и просто поговорить с новым человеком всегда интереснее, чем слушать заезженные истории своих сокамерников, которые, как правило, уже знаешь наизусть.

Я посмотрел в глубь камеры. В углу возле окна, которое здесь называли решкой, было самое козырное место, которое по праву занимали люди, пользующиеся уважением и авторитетом среди заключенных. Как правило, это были смотрящий за хатой и его помощники. Здесь решались текущие проблемы арестантов и вершились судьбы людей, которые так или иначе нарушали тюремные понятия. Сюда же приносились лучшие куски от передач и посылок, полученных с воли. Здесь также находился общак, в который каждый сиделец был обязан вносить свою лепту. Общак нужен был для того, чтобы греть карцер и отправлять этапы в зону. Каждый по мере своих возможностей отдавал в него все, что считал нужным и чего на тот момент у него было в избытке: сигареты, сладости, теплое белье, умывальные принадлежности… Впоследствии, если кто-то из арестантов попадал в карцер или на больничку, ему отправлялась своеобразная посылка со всем необходимым. Когда человека отправляли из тюрьмы в колонию, смотрящий помогал собрать ему все необходимое в дорогу.