Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

В воскресенье, 28-го, утром, Дюко зачитал декларацию партии, содержавшую эту резолюцию. Депутат и мэр Руана Жорж Метейер в тот же день посвятил мне в газете своего города «Ла Депеш» очень лестную статью. Английские газеты «Таймс», «Дейли телеграф», «Морнинг пост» высказывались обо мне очень доброжелательно. Генерал Спирс направил мне очень любезное письмо о моем, как он выразился, «триумфе в Лондоне». Нантский съезд оставил двери открытыми для примирения; именно к этому я стремился всеми силами. Но в то же время появились первые угрозы. 30 октября г-н Пьер Теттенже заявил в «Пресс»: «Решение съезда ограничилось тем, что выразило веру в республиканское благоразумие министров-радикалов. Если это благоразумие заставляет их выступать против проектов Думерга и разрывать перемирие, то организация «Патриотической молодежи» [167] и, я думаю, вместе с ней население Парижа энергично выступят на защиту честности и здравого смысла… Если Общий фронт выступит против выезда в Версаль (объединенного заседания обеих палат), то против него выступит полиция и в случае необходимости армия. Следовательно, нам нужно будет выйти на улицу только в том случае, если этих сил окажется недостаточно. И тогда действовать мы будем с максимальной энергией». Г-н Жан Гуа, депутат от Парижа, выступил не менее откровенно: «Развал правительства с тем, чтобы возобладала ориентация на «Левый блок»? Это, несомненно, мятеж».

Возвратившись в Лион 29-го, я констатировал удовлетворение общественности, но меня угнетало то доверие, которое мне оказывали, так как у меня не было полной уверенности в том, что я смогу его оправдать. 30-го утром я встретился с председателем совета министров. Он принял меня весьма приветливо, но я убедился, что его точка зрения осталась неизменной. У меня создалось впечатление, что он меня прощупывал. Когда во время разговора я упомянул о том, что министры-радикалы не примут его формулировки о роспуске парламента, мне показалось, что, несмотря ни на что, это произвело на него впечатление. Правда, он слегка изменил свой первоначальный текст, признав необходимым заключение сената, впрочем не обязательное для президента республики. Очевидно, Думерг прежде всего заботился о том, чтобы не создавалось впечатление, что он капитулирует.

30-го числа в одиннадцать часов утра заседание Совета кабинета. Жермен Мартен изложил свой новый декрет о пенсиях. После заседания Фланден и Денэн любезно предложили свои услуги, чтобы попытаться разрешить создавшиеся трудности.

Я не терял из виду русский вопрос. «Известия» от 24 октября опубликовали важную статью Радека, который заявил, что Европа в настоящее время висит над бездной; он привел телеграмму парижского корреспондента «Дейче Альгемайне Цейтунг», согласно которой Лаваль «мог бы повернуть французскую политику «обратно – на рельсы пакта четырех и соглашения с Германией».

По мнению Радека, Франция должна теперь внести ясность в свои отношения с Польшей. «Не подлежит сомнению, – добавляет он, – что Германия концентрирует свои дипломатические усилия на ближайшее время на вопросе о легализации германских вооружений… и на вопросе о присоединении Саара. Для достижения этой цели она будет одновременно усиливать работу по подрыву французской системы союзов и протягивать руку Франции для примирения…

В такое время незачем колдовать. Достаточно не быть песком, а быть утесом, стоящим среди крутящихся песков. Советский Союз – это такой утес, готовый защищать себя против всех врагов… Так лучше отказаться от знахарства и ставить правильный диагноз, чтобы найти правильное лекарство». Я послал Литвинову несколько дружеских слов по случаю десятой годовщины установления дипломатических отношений между нашими странами. Он поблагодарил меня от имени Советского правительства и от своего собственного имени. «Советский Союз, – писал он мне, – сохранит верную память о тех больших услугах, которые вы постоянно ему оказываете в деле упрочения франко-советского сотрудничества, основного фактора мира во всем мире».

Среда, 31 октября. Меня вызвал к себе президент республики и беседовал со мной с 11 часов до 12 часов 30 минут Он настойчиво убеждал меня принять текст Думерга. Я ему ответил, что, к сожалению, не могу поступиться принципами, которые защищают самого президента республики.

Генерал Денэн сообщил мне, что его демарш был напрасным; по его мнению, если мы выступим в субботу, Думерг подаст в отставку. В конце дня я встретился с Маршандо, который имел продолжительную беседу с Думергом и Лебреном, но без какого-либо ощутимого результата.

1 ноября. Праздник всех святых. День прошел спокойно. Желая дать отдых голове, я отправился в Оранжерею на выставку рисунков Корреджо и его школы. В 17 часов ко мне пришел Альбер Сарро и от имени президента республики снова просил меня пойти на уступки, так как Лебрен ничего не смог добиться от Думерга, а Морие Сарро отказался приехать в Париж. Мне не привели никакого нового аргумента, и я остался на прежних позициях. Пришел Маршандо. Он не сообщил ничего нового, если не считать того, что совместно с маршалом Петеном он принял необходимые меры. Думерг был неуловим в течение всего дня.

В 22 часа я отправился к Лавалю, который пригласил меня к себе. Он попросил меня рассказать все, что я знаю о содержании проектов, и сообщил, что Жермен Мартен меня поддерживает, что Тардье проявляет мало энтузиазма в связи с намечаемой реформой и что даже руководитель «Огненных крестов» [168] просил Думерга пойти на отсрочку. Неожиданно он заявил, что будет оказывать мне всяческую помощь во время предстоящего заседания совета кабинета.

Пятница, 2 ноября. Продолжительное свидание с президентом республики с 11 часов до 12 часов 30 минут. Он еще раз пытался убедить меня принять текст. Я отказался. Тогда он начал говорить о других средствах, оставшихся в его распоряжении: отложить хотя бы на короткий срок обсуждение спорного вопроса; предоставить министрам право свободного голосования. Этот последний вопрос был изучен мною. По мнению Пьерра (Supplément de 1919, p. 136, 137), правительство может позволить одному из своих членов выступать или голосовать по определенному вопросу вопреки мнению кабинета в целом. Например: Гобле – 11 февраля 1889 года; Пеллетан – 4 и 24 ноября 1903 года; Мильеран – 8 ноября 1909 года; Пуанкаре – по вопросу о виноделах.

Комитет бдительности интеллигентов-антифашистов опубликовал 26 октября 1934 года очень резкое воззвание против проектов Думерга и существования вооруженных лиг. «Мы не желаем, – говорилось в нем, – чтобы роспуск палат зависел от воли одного человека». Призыв подписали Ален, профессор Госс, Жак Адамар, Поль Ланжевен, Люсьен Леви-Брюль, Жан Перрен, Поль Риве, Жорж Юрбен, Ирен Жолио-Кюри и ряд других лиц.

В этот же день, 2 ноября, в 15 часов состоялось совещание министров-радикалов. Момент был исключительно напряженный. Мы решили вести последовательную борьбу по следующим линиям: требование отсрочки; включение в текст Думерга поправки, предложенной, насколько нам было известно, Риволле, согласно которой сенату предоставляется право вето; свобода действий для каждого министра. В 16 часов я встретился у Лаваля с Тардье. Я ожидал увидеть человека, готового к примирению, но Тардье был разъярен и возмущен тем, что с ним предварительно не проконсультировались и не поставили его в известность; он был настроен, как всегда, крайне враждебно по отношению к партии радикалов. На несколько минут он зашел к Думергу, чтобы предложить ему, как он говорит, соглашение. Он быстро вернулся и заявил, что ничего не добился.

В итоге назначенное на 17 часов заседание совета кабинета не сулило ничего хорошего.

Началось заседание. Нам предложили следующий текст:

Проект пересмотра конституции

1. Внести в начало статьи 6 закона от 25 февраля 1875 года следующий абзац: «Число министров не может превышать 20 человек, не считая председателя совета, который является премьер-министром без портфеля».