Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Неведение

Мы уже не раз видели, с каким неистовством романтизм и неоромантическое фолькистское движение Германии восставали против интеллекта и его владычества во времена века разума. Мы убедились и в том, что разрозненные политические течения, объединенные под общим ярлыком «фашизм», в действительности являлись националистически-романтическими воплощениями этого духа. Политика всегда работает, обращаясь к самым низким уровням человеческой природы – единственному, что объединяет массы. Интеллектуалы же подавляются грубой политической силой. Это писали Лебон, Сорель и другие авторы того времени. Гитлер, которого Эккарт познакомил с их работами, прекрасно знал все это, когда писал «Майн Кампф». Он намеревался идти вперед, переводя часы назад, заставляя человечество вернуться в варварские времена, предшествующие цивилизации. Но то, о чем некоторые горячие головы лишь теоретизировали, Гитлер положил в основу своих практических методов.

В глазах германской молодежи он желал видеть хищный блеск, а их умам стремился придать, по словам Бурлея, «бесчувственную форму нового варварства». Они должны стать расой господ – бессердечными, дерзкими и жестокими, обученными воевать и беспощадно руководить подчиненными народами. Крепкое тело имело первостепенную важность, культура ума была вторичной. Их примером была Спарта.

Их идеал воплотился в личности Рейнхарда Гейдриха, правой руке Гиммлера. Гейдрих был шефом тайной полиции, и его порой называли «белокурой бестией». До того как он был убит чешскими партизанами, ходили слухи, что его прочат в наследники Гитлеру. «Для всего мира он воплощал не только безграничную жестокость и сознательную бесчеловечность, лежавшие в основе национал-социалистического государства и системы СС, но и страшные черты тех, на ком держался этот режим и кто осуществлял гитлеровскую политику уничтожения. Гейдрих давал четкое представление о том, чем стал бы режим Гитлера и новый национал-социалистический порядок в Европе, одержи Третий рейх победу»³³⁰.

Интеллектуалом, ответственным за претворение в жизнь гитлеровского антиинтеллектуализма, был доктор Йозеф Геббельс. «Он стал голосом этого безумия», – пишет Гвидо Кнопп³³¹, сам же Геббельс считал себя «кузнецом немецкой души». Посол Франсуа-Понсе называл его «одним из самых зловещих гитлеровцев», в чьем уме было «что-то извращенное и дьявольское… Никто не сравнится с ним в искусстве перепрыгивать из истины в ложь и обратно»³³². Шпееру он также виделся «страшно опасным»; он называл его «умнейшим и совершенно аморальным учеником Гитлера»³³³. «Злым гением второй половины гитлеровской карьеры был Геббельс», – пишет Ганфштенгль. «Этот издевающийся, завистливый, порочный, дьявольски одаренный карлик всегда казался мне рыбой-лоцманом акулы-Гитлера»³³⁴. Шри Ауробиндо, разговаривая со своими учениками, упомянул о том, что Геббельс наряду с Гитлером «находится во власти сил витального плана»³³⁵.

Говоря о нацистских руководителях, находящихся под властью враждебных сил, Шри Ауробиндо упомянул и Германа Геринга, маршала рейха, властелина и наркомана. Мнение Шри Ауробиндо находит подтверждение в неожиданном источнике – в письме Герингу от его жены Карин фон Канцов. «Быть морфинистом значит то же самое, что совершать самоубийство: каждый день теряется маленькая часть твоего тела и души. Тобой овладел злобный дух и злобная сила, а тело постепенно разрушается болезнью. Спаси себя, этим ты спасешь и меня тоже»³³⁶.

В Нюрнберге Геринг сказал своему адвокату следующие многозначительные слова: «Если хочешь совершить что-то действительно новое, хорошие люди бесполезны. Они довольны собой, апатичны, у них есть их дорогой Господь и их собственные мудрые мозги – с ними ничего уже не поделать… Нужны именно опытные преступники… Те, за которыми большой счет, сделают то, что ты им прикажешь; когда ты предупреждаешь их, они мотают себе на ус, так как знают, как делаются дела, как делится добыча… Дайте мне опытных негодяев, но при условии, что у меня будет власть, безусловная власть над жизнью и смертью… Да что вы знаете о возможностях зла! Вы беспрестанно пишете книги и придумываете философии, хотя единственное, что вы знаете, – это кое-что о добродетели, о том, как ее обрести. А ведь миром движет нечто совсем иное!»³³⁷

Страдание

О лжи и неведении можно рассуждать, смерть – это факт, но что такое страдание? Это одно из основных человеческих переживаний. В Третьем рейхе мы видим страдания, которым людей подвергали преднамеренно с сознательной жестокостью – символом этого стал Освенцим. Количество физических и психологических страданий, причиненных «простыми людьми» (из названия нашумевшей книги Браунинга), было неимоверным. В их истоках мы, как всегда, находим Адольфа Гитлера, медиума, которым овладел асурический бог. Большинство немцев не знало об этом. Они называли своего вождя мессией; он свят и чист, он парит над всей этой грязью. «Если бы только фюрер знал!» – стало на земле нацизма поговоркой. Но фюрер знал очень хорошо, так как практически во всех случаях – безусловно, в самых жутких и отвратительных – первые приказы отдавал именно он.

Если же есть желание узнать о страдании побольше, можно почитать воспоминания тех, кто прошел через все это. Впрочем, сами факты донести невозможно. Лишь те, кто был в команде смертников в Освенциме, кто выжил под грудой голых тел где-нибудь в степях России, те, кто чудом остался в живых, чтобы рассказать о медицинских экспериментах в Бухенвальде, или те, кому в Париже в гестапо вырывали ногти, – лишь они действительно знали. И все же чтобы узнать, на что способен наш вид, можно почитать, например, такие книги, как «Мастера смерти» Ричарда Родеса, «Немецкая травма» Гитты Серени, «Солдаты зла» Тома Сегева, «Места ужаса» Герды Убершер, «Аннус мунди» Вислава Килара, «Требник ненависти» Леона Полякова или книги Энтони Биворза о Сталинграде и о падении Берлина.

Ужасает изобретательность человека в поиске новых средств причинения страданий себе подобным. В «Аннус мунди», воспоминаниях о пяти годах, проведенных в Освенциме, Вислав Килар рассказывает о Stehbunker, «стоячем карцере». Это была постройка, содержащая четыре бетонные камеры; в каждой едва хватало места для того, чтобы четверо могли стоять, тесно прижавшись друг к другу. В нее пробирались через узкую низкую дверь. Некоторых заключенных запирали в этих камерах на неопределенное время, то есть до тех пор, пока они не умрут без еды и питья. Они справляли нужду там же, где стояли. По мере того как люди слабели, они постепенно сползали к полу, причиняя своим товарищам еще больше страданий. Ждать смерти приходилось сутками.

Не менее ужасна бесчеловечность некоторых граждан этой гордившейся своими высшими общечеловеческими ценностями страны. Мартин Борман, сын всевластного гитлеровского подручного, был назван по имени отца. Однажды вместе со своими маленькими братьями и сестрами он навестил дом Генриха Гиммлера. Гедвиг Поттхаст, секретарше и любовнице Гиммлера, неожиданно пришла в голову идея показать детям «что-то очень интересное, личную коллекцию босса». Она провела их наверх и открыла двери чердака. «Там были столы и стулья, изготовленные из частей человеческого скелета». Сиденье одного стула было сделано из костей таза, ножки другого – из костей ног со ступнями. Потом госпожа Поттхаст показала детям экземпляр «Майн Кампф» в обложке из человеческой кожи. Молодой Мартин Борман, ставший после войны католическим священником и миссионером, «помнил, с какой медицинской обстоятельностью она показывала и объясняла все это»³³⁸.

Смерть

«Все исчезнет, останется лишь смерть и слава великих деяний». Вальтер Шелленберг в своей книге «Лабиринт» пишет, что Гитлер часто цитировал эти слова из «Хавамалы», древней нордической саги³³⁹. Еще в начале тридцатых Гитлер сказал Герману Раушнингу: «Мы никогда не сдадимся, никогда! Мы, возможно, погибнем, но мы прихватим с собой весь мир. Муспилли. Мир в огне!»³⁴⁰ Катастрофический конец света был одной из главных тем нордических мифов и подсознательной навязчивой идеей германо-нордических народов. В конце истории неизбежно придут Götterdämmerung, сумерки богов. Мир либо погибнет в ужасной зиме (Fimbulwinter) и всё покроется льдом, либо будет великий вселенский пожар, муспилли. Муспилли также фигурирует в одной поэме девятого века об апокалипсической битве между Илией и антихристом. «Во время муспилли ни один член клана не сможет помочь другому. Когда весь мир сгорает в огне, а горячий воздух пожирает все – что останется от земли, за которую ты бился вместе с сородичами?»³⁴¹