Мёртвая зыбь

— Спорт и физкультура нужны всем, особенно же нездоровым.

— И что сказал тебе министр?

— Замминистра считает, что поднять надо общественное мнение.

— О ком? О цирковом атлете? Так он, наверное, здоров, как бык.

— Теперь здоров. А прежде — паралитик.

— Да кто такой, твой цирковой изобретатель?

— Валентин Дикуль. Чудо-богатырь. Не знаешь?

— Нет, слышу в первый раз.

— А надо, чтоб все знали про него. Он был акробатом. Под куполом работал. И упал оттуда. Разбился, позвоночник поломал. И ноги отнялись…

— А теперь силач? Кто ж вылечил его?

— Он сам. И в этом суть изобретения. Он все тебе расскажет. Тебя знает и просил вас познакомить. А ты помести статью о нем в журнале.

И Валентин Иванович Дикуль через некоторое время позвонил Званцеву и вскоре сам зашел. От нового цирка до писательского дома совсем недалеко.

Званцев встретил его в дверях. Невысокий, но широкоплечий, коренастый русский мужичек. На редкость, добрые глаза. Не подумаешь, что богатырь с картины Васнецова.

С подкупающей простотой он рассказывал о себе.

— Я в цирк влюблен с детских лет. И привязанности к нему обязан самой жизнью.

— Но так же и увечьем при падении из-под купола?

— Не будь этого, все в жизни у меня сложилось б по-иному. Не стал бы я таким, какой я есть.

— Так расскажите, если можно.

— Боюсь наскучить вам.

Званцев усадил Дикуля в кресло у журнального столика, сам сел напротив, готовый жадно слушать.

— Поврежденный позвоночник вызвал паралич ног. Врачи вынесли мне приговор — “пожизненная неподвижность”. Не так я был напуган тем, что стал навек калекой, как тем, что теперь цирк для меня закрыт, и мне никогда не выйти на арену. И страстное желание на нее вернуться так меня воодушевило, что я, пока бездумно, стал искать путь к выздоровлению. И мне пришел на помощь цирк.

— Как цирк? Вы же разбились на арене! Вам бы подальше от него!

— Нет, что вы! Я цирку всем обязан, — так начал Дикуль простой и искренний рассказ.

А Званцев слушал и вспыхнуло его воображение. Он словно видел все, как это было.

Лежал недвижно человек, прикованный к больничной койке. Глядит упорно в потолок и напрягает под одеялом тело. Ни встать, ни сесть не мог. И предпочел бы лучше умереть, чем навсегда таким остаться… И продолжает силиться натужно, будто понимает тяжкий груз.

При виде этого забеспокоилась курносенькая мед- сестра и вызвала лечащего врача. Тот явился, молодой, уверенный в себе хирург.

Сначала издали понаблюдал, потом подошел к больному:

— Что с вами, Дикуль? Вам нехорошо?

— Нет ничего. Спасибо, доктор.

— Как ничего? Я вижу. Пот на лбу. Позвольте, вытру.

— Занимался упражнением воли.

— Не забывайте. Вы — больной. Всякое напряжение вам противопоказано. Измерим вам давление.

Он наложил Дикулю манжету на руку, пульс нащупал фонендоскопом:

— Прекрасно! Как у космонавта. Прошу вас, не пытайтесь пересилить паралич. Это никому не удавалось. Пора смириться с новыми состоянием. У вас еще вся жизнь впереди. На свете много параличных. И все они живут. Освоите инвалидное кресло. И сможете передвигаться. Даже в соревнованиях участвовать.

— Я не хочу быть чемпионом среди калек. Мне надо в цирк вернуться.

— Помилуйте, Дикуль. Какой там цирк? Это все равно, что вам захотеть стать Гераклом, а мне вдруг — Гиппократом.

— Вы подали мне мысль. Вернуться в цирк Гераклом.

— Полно! Расшатались нервы. Вас навестит специалист. Но время вам поможет. А пока, прошу, поберегите себя.

И на другой день пришел к Дикулю психиатр, крепыш седой, в очках. Он сел на стул и весело спросил:

— Ну, как, циркач? По цирку, говорят, скучаешь?

— Это не скука, а желание вернуться на арену.

— На арену? — мягко переспросил профессор. — И в качестве кого?

— По-прежнему — артистом.

— А что ты делал там?

— Летал под куполом.

— Без сетки?

— Конечно, без нее!

— Вижу, настоящий был артист! Теперь, скажи мне без утайки, как вернуться туда хочешь? Я ведь профессор, вроде, как духовник. Мы все тебе поможем.

— Спасибо вам. Я в цирк влюбился еще в детстве. Подрос, стал подражать гимнастам. Семья Чайковских. Я с младшими дружил. И восхищался тем, что люди там все могут!

— Что же? — заинтересовался психиатр.

— Показывают, на что способен человек. Будь это акробат, жонглер или фокусник. Невероятное достигается неустанной тренировкой, развитием мускулов, ловкости и воли. Я обязан туда вернуться. Позвоночник окружен мышцами. Их надо так развить, чтоб укрепили больной ствол. Накачивают же культуристы гирями завидную мускулатуру. Значит, и я могу своего добиться.

— Корсеты в медицине есть. Ты хочешь заменить их мускулатурой? Но вот, гимнастики такой не знаю.

— В цирке все выдумывается вновь. И я, хочу хоть лежа на больничной койке, придумать сам систему упражнений. И вот без конца их пробую.

— С тобою не соскучишься, циркач. Хорошо б ты это в шутку…

— Нет, я всерьез.

— Ну-ну! Пока прощай. Наведаюсь к тебе еще.

В ординаторской психиатра ждал молодой хирург и озабоченно спросил:

— Ну как, профессор?

— Устойчивое маниакально-бредовое состояние. Нужны транквилизаторы, — уверенно ответило светило.

— Я позабочусь, — заверил лечащий врач.

Но Дикуль был не так уж прост. Корил себя, что лишнего наговорил. Чтоб не ослабить волю, от транквилизаторов отказался наотрез.

Через несколько дней все та же курносенькая сестричка в волнении вбежала в ординаторскую:

— Доктор, доктор! Ваш больной сгибает ноги.

— Дикуль? — воскликнул молодой хирург. — Не может быть! — и побежал в палату.

Но к Дикулю чинно подошел:

— Я слышал, вы согнули ноги?

— Я только пробую пока…

Врач откинул одеяло:

— Попробуйте при мне.

Нога в коленке чуть согнулась.

— Неужели из-за ваших упражнений?

— Я буду продолжать.

— Уймите вы его! — послышалось с койки слева. — Он так пыхтит, что мешает спать.

— Говорят, петух так силился снести яйцо. Чего старается? Все равно ничего не выйдет, — добавил больной справа.

— А я готов вам верить, — тихо произнес хирург.

— А раз поверил, доктор, будь уж другом. Мне нужны гантели. Для нагрузки.

— Да, если я их принесу, меня отсюда выгонят.

— Не выгонят! Скажи, мы на краю открытия.

— Сообщником хотите сделать?

— Соратником. Я ж не могу один. Пока гантели, а потом и гири. Я б не просил, когда бы не поверил сам себе.

— Стойкости у вас можно поучиться…

— А как у нас все выйдет, мы с тобою, доктор, Центр реабилитации откроем. Излечивать больных начнем.

— Не слушайте его. Он тронулся. Перевести б его в психушку. Петух ведь так и не снес яйца.

— Я вас попрошу, больной, быть поспокойнее. Не надо свар. Вы в больнице! — строго сказал врач.

А когда через неделю или две, Дикуль поднялся с койки и сделал несколько шагов, тот же сосед по койке восхищенно говорил:

— Ну, Валентин, и петуху, и нам у тебя учиться надо. А в Центре реабилитации ты нас, соседей не забудь!

— Не бойся, не забуду. Сам вас отыщу, — заверил Дикуль, и отлеживался долго.

Гири из цирка принесла жена, не веря сверкнувшей вдруг надежде. Помогли ее партнеры по арене. Самой такой тяжести не одолеть. А следом сюда просилась вся цирковая труппа.

Палата превратилась в гимнастический зал. Больничное руководство смотрело сквозь пальцы.

Молодой хирург яростно защищал новаторский курс лечения. Доложить наверх, пока что, не решались. Заинтересованные врачи заходили в палату, пытались приподнять с полу гири и качали головами.

А Дикуль наращивал себе мышцы не только на спине у позвоночника. Сопалатники, по-прежнему прикованные к постели, смотрели на него с удивлением и надеждой.

— Что вышло из того, посмотрите вечером на представлении, — скромно закончил свой рассказ бородатый, с виду толстый, мужичек.