Все очень непросто
Все очень непросто читать книгу онлайн
Максим Владимирович Капитановский В качестве музыканта, поэта и звукорежиссёра работал в ансамблях: «Добры молодцы», «Лейся, песня!» (1975-83), «Машина времени» (1972-73).
С 1984 по 1994 год работал в «Машине времени» в качестве концертно-гастрольного звукорежиссера, тогда же написал ироничную книжку «Всё очень непросто» и покинул группу.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Германия была первой страной, где мы с размаху налетели на языковой барьер. И в Польше, и в Болгарии все хорошо понимали русский, и проблемы практически отсутствовали. Здесь же было очень трудно.
Вообще знакомство с иностранными языками обычно начинается в школе со стихов про мышку и с вранья про какую-то девочку, у которой "мама — доктор, а папа — рабочий", и у большинства, к сожалению, этим же и заканчивается, если, конечно, человек потом напрямую с языком дела не имеет.
Мои товарищи, да и я сам, учили в школе английский и заслушивались песнями "Битлз" и "Рол-линг Стоунз", а они, как известно, если и исполняли что-нибудь на языке Штирлица и Мюллера, то очень мало.
Так что мы были в основном англоговорящими, а как мучительно хотелось грохнуть в каком-нибудь баре кружкой о стойку и на безукоризненном "хох дойч" потребовать "повторить" или на худой конец толково объяснить заезжему провинциалу, как пройти к рейхстагу.
Мои познания в немецком ограничивались детскими воспоминаниями об игре в войну — "Хальт, хенде хох" — и одним небольшим фильмом про любовь, впоследствии обычно называемым порнухой. Там баба своему немецкому мужику все время говорила: " Шён! Дас ист фантастише унд сексуалише", а один раз даже: "Дас ист апетитлих". Мужик молчал как пень.
У меня на эти дела память хорошая, вот я в Германии и вворачивал где надо и где не надо.
А потом выучил "Гутен таг" и "Варум нихт".
Заходишь, к примеру, в магазин:
— Гутен таг, дас ист фантастише!
Они и радуются, как дети.
Или подходит к тебе на улице морда, говорит что-то долго и затейливо, а ты:
— Варум нихт?! — и пошел.
Чуть позже мне начало казаться, что немцы, кроме этих, и еще кое-какие слова употребляют.
Однажды зашли с Ефремовым в винный магазин посмотреть, что да как. За нами еще один мужик немецкий. На двери звоночек блямкнул, на звоночек из соседнего помещения фрау симпатичная вышла.
Мужик говорит:
— Битте, цвай фляшен.
А фрау ему — пакет. Он ей:
— Данке.
А она ему:
— Битте.
И оба улыбаются.
Мы с Валеркой стоим, делаем вид, что каждый день по нескольку раз такое видим.
Потом фрау к нам с длинной речью обратилась: дескать, чего надо?
Мы ей для солидности:
— Цвай фляшен.
Она подает две пузатые бутылки водки.
Пришлось денег дать. Зато на следующий день опять зашли посмотреть, а она сразу спрашивает:
— Цвай фляшен?
А мы думаем — чего уж тут:
— Цвай фляшен — и все дело!
В один из дней фестиваля (а это был опять фестиваль) по плану было посещение немецкой семьи.
К этому посещению все сильно готовились.
Немцы за два месяца до нашего прибытия у себя конкурс провели: кому такую честь оказать?
Надо было, чтобы из семьи кто-нибудь по-русски хоть чуть-чуть говорил, да и вообще, чтобы жили справно и могли перед высокими советскими гостями себя достойно показать. И еще было у меня сильное подозрение, что у них комиссии тоже предшествовали (ГДР же — недалеко от нас ушли); я даже представил себе такой вопрос:
— А скажите-ка нам, герр Тиман, какого числа в сентябре 1939 года мы на Польшу напали? Не знаете? Стыдно, а вдруг русские спросят.
Короче, построили нас в одну шеренгу: часть — из "Машины", часть — из других коллективов (в этом фестивале наших много участвовало). Хозяева ходят, выбирают. Очень похоже на картинку из учебника истории — "Рабовладельческий рынок в Риме".
Я очень хотел одному дядьке красномордому понравиться, вертелся перед ним и так и сяк, но он выбрал бабищу из Красноярского хора (их первых расхватали), а меня как неликвид подобрали совсем уж какие-то невзрачные.
Ну ничего, квартира у них четырехкомнатная, семья из пяти человек. За мной, оказывается, сыновья приходили, а папаша с мамашей дома готовились. У папаши лицо тоже довольно красное — я уж тут приободрился.
Нас-то до этого учили не плевать где попало и в скатерть не сморкаться, так что я — ни-ни, за весь вечер так нигде и не плюнул.
Оказалось, по-русски никто не понимает, как уж они отборочные туры прошли, не знаю.
Сажают за стол — честь по чести. Я собрал в кулак весь свой немецкий и заявляю:
— Дас ист фантастише унд апетитлих!
Мама чуть со стула не упала от неожиданности. Хорошо сидим. Действительно, все очень вкусно.
Через некоторое время взрослые сыновья и сама фрау начали проявлять признаки беспокойства. Пробовали пихать локтями папашу Гюнтера и пинать его под столом ногами. Наконец он достает фотографию Горбачева и бутылку шнапса (а это был у нас самый разгар антиалкогольной вакханалии) и делает такую вопросительную рожу, что мое решительное "Варум нихт!" прозвучало достаточно убедительно.
Тут начался полный "Фройндшафт". А когда Гюнтер разошелся и рассказал на пальцах, как его учили гопака танцевать, я смеялся добрых пять минут. Правда, было это в плену, ну да все равно.
Расставались мы со слезами. Они меня проводили и подарили на прощанье вымпел и книжку с пейзажами Германии, а я им — значок Ленина. В общем, все хорошо было, а на обратном пути попал я в автобус к "белоголовкам", к тому самому Красноярскому хору. У них женская часть ансамбля должна была быть исключительно блондинками (брюнетки соответственно перекрашивались), отсюда и прозвиже такое — "белоголовки".
Большинство из девушек тоже побывало в гостях, и два с половиной часа я наслаждался такими матерными частушками, что любо-дорого. Самая невинная была такая:
Я купила колбасу
И в карман положила.
Чем-то эта колбаса
Меня растревожила.
Я потом часто пел эту частушку знакомым девушкам. Реакция была самая разная: до 1988 года частушка вызывала улыбку, а позже (включая 92-й г.) — легкое недоверие, переходящее в злобу.
В конце поездки побывали в Берлине, посмотрели тамошние достопримечательности: монумент нашего воина с девочкой на руках в Трептов-парке, красивую улицу Унтер-ден-Линден, поляков, приезжающих на субботу-воскресенье торговать темными очками и помадой и, конечно же, знаменитую Берлинскую стену.
Совершенно дикое ощущение — знать, что буквально в 20 метрах от тебя проистекает какая-то другая разноцветная загадочная жизнь, от которой тебя охраняют пулеметы.
Западные немцы — тоже не дураки — никогда не упускали случая показать, "как у вас и как у них".
В те дни совсем рядом со стеной, на ступенях рейхстага они устроили грандиозный рок-концерт с участием европейских знаменитостей. И если за высокой стеной не было ничего видно, то слышно было очень хорошо.
Самая предприимчивая восточная молодежь забиралась на ближайшие здания и заглядывала через стену. Другие молодые люди просто слушали неподалеку и смотрели на этот глухой бетонный забор, пока он не рухнул под их испепеляющими взглядами в 90-м году, чему мы были почти свидетелями.
Это была так называемая поездка "по войскам", то есть концерты для наших военных, дислоцирующихся в ГДР.
Осень 1990 года. Немцы со страшной силой собираются объединяться. В городах, на улицах и в домах атмосфера надвигающегося праздника, ожидание чего-то небывалого, такого, о чем еще два-три года назад невозможно было и помыслить.
Неизбежные проблемы и трудности придут позже, а сейчас — настроение победы и радости.
Так, наверное, чувствовали себя наши родители в мае 1945 года, так чувствовал себя я 23–24 августа 1991-го.
Мы вообще довольно часто раньше выступали перед солдатами, а в Таманской и Кантемировской дивизиях — так просто регулярно, но дисциплина и порядок в наших частях в Германии были просто поразительными. Живописные военные городки, добротная еда, денежное содержание в марках — все это накладывало особыйзаграничный отпечаток.
Западники, собравшись объединяться, пошли очень далеко: тут и обмен марок один к одному, и замена товаров в магазинах, и выдача разных субсидий.