Тим Бёртон. Интервью: Беседы с Марком Солсбери

Я любил этот фильм и ощущал прочную связь с ним, потому что там было много столь милой моему сердцу образности. Я мог добавлять что-то свое, но не собирался полностью навязывать свое видение, моей задачей было приукрасить то, что уже было в сценарии. От себя я внес немногое: мне просто повезло, что мы с Полом были настолько созвучны друг другу. Дисгармония между нами стала бы для меня сущим кошмаром: меня бы наверняка уволили — он играл в проекте первую скрипку, это был его фильм.

Помню, что видел передачу Пола и она мне понравилась, потому что затрагивала какие-то вечные подростковые проблемы, которые были мне близки. Она принесла пользу и потому, что в ту пору я не слишком хорошо сходился с людьми, и если бы мы не подходили друг другу, было бы ужасно. То, что он любил, по большей части нравилось и мне, и наоборот. Поэтому-то нам и удалось сделать эту картину.

Мне неизменно близки все персонажи моих фильмов, иначе я не могу: ведь если ты что-то делаешь, то вкладываешь в это свою жизнь, поэтому в каждом герое картины есть какая-то твоя черточка, что-то имеющее к тебе отношение, символизирующее некое твое внутреннее качество. Я должен установить такую связь. Пи-Ви по-настоящему увлечен тем, что делает, а когда ты вырос в такой среде, где люди привыкли скрывать свои эмоции, приятно встретить человека, которому наплевать, что о нем подумают. Он живет и действует в собственном мире, и в этом есть что-то восхитительное. Пи-Ви сам по себе, он своего рода изгой, хотя способен ужиться и в людском сообществе. Здесь вновь возникает мотив восприятия кого-то как существа необычного, странного. В определенном смысле это и есть свобода, потому что ты волен жить в собственном мире. Но это одновременно и тюрьма... Такие ощущения я испытывал, работая художником-мультипликатором у Диснея.

Сценарий «Большого приключения Пи-Ви», написанный Филом Хартманом, Майклом Вархолом и самим Полом Рубенсом, строится вокруг поисков украденного велосипеда: Пи-Ви Герман путешествует по дорогам Америки от парка динозавров в Палм-Спрингз до Аламо и назад в Бербанк. На своем пути он встречает немало архетипических персонажей американского кино, включая банду байкеров, беглого заключенного и официантку, стремящуюся продвинуться по службе. Это путешествие позволило Бёртону дать волю своей склонности к покадровой анимации: сначала в сне, где тиранозавр, нарисованный его неизменным помощником Риком Хайнрихсом, пожирает велосипед Пи-Ви, и в самом запоминающемся эпизоде фильма, когда Пи-Ви встречает Большую Мардж, похожую на привидение водительницу грузовика, чье лицо теряет форму прямо у него на глазах.

Покадровая мультипликация таит в себе энергию, которую даже описать невозможно: она делает вещи живыми; думаю, именно в ней следует искать истоки моего желания заняться анимацией. Давать жизнь тому, что ее не имеет, особенно в трех измерениях, — просто здорово: это, по-моему, делает вещи еще более подлинными. Мы использовали покадровую анимацию в сценах с Большой Мардж, с динозавром — при каждой возможности. Если бы нам позволили, мы бы прибегали к ней гораздо чаще.

Было довольно странно: эпизод с Большой Мардж изначально входил в сценарий, и мы много обсуждали, как его решить. Кто-то даже предложил вообще от него отказаться: пусть Пол просто закричит, и это будет воспринято как шутка. Забавно, что когда я смотрю этот эпизод, находясь среди зрителей, они всегда смеются здесь больше всего. Можно даже сказать, что именно эта сцена придает фильму драйв: она по-настоящему захватывает зрителей, и самое страшное в том, что я чуть не вырезал оттуда самое главное. Это же был просто спецэффект — именно подобные вещи летят за борт первыми.

Я полностью делал раскадровку «Винсента» и почти половину раскадровки «Франкенвини», остальное пришлось на долю моего друга. На съемках «Пи-Ви» для этой работы мне выделили специального человека. От фильма к фильму раскадровки становилось все меньше и меньше, я стал ограничиваться лишь обработкой каких-то маленьких кусочков. Когда я снимал «Пи-Ви», свой первый фильм, меня просили представить перечень кадров, которые я смог бы снять за день. Это мне понравилось. Я чувствовал себя спокойнее: мне помогал этот визуальный ряд, тем более что я не мастер вести разговоры.

В кино работали многие актеры из групп импровизации, таких, как «Граундлингз», и я начал по-настоящему этим интересоваться: когда люди хороши в импровизации, получается очень смешно, и артисты чувствуют себя раскованно. И я пришел к выводу, что надо поменьше заниматься раскадровкой: куда интереснее выстраивать эпизод прямо на месте — пусть все происходит на съемочной площадке. Надо, конечно, четко представлять, что вы собираетесь сделать, но наряду с вашими планами существует некая реальность, которую составляют актеры, костюмы, освещение — вся атмосфера съемочной площадки, и вот она-то способна все изменить. Это скорее относится не к «Пи-Ви» — там было ощущение непринужденности, — а к более поздним фильмам, что-то вроде: «Эти слова, возможно, звучат хорошо, но их произносит человек в костюме летучей мыши, поэтому я не знаю, так ли они хороши». Вы можете Думать, что слова хороши, но не будете знать этого наверняка, пока не услышите их на съемочной площадке — в определенный момент, из уст этих странных персонажей. Так что мне пришлось несколько ослабить режиссерский диктат. К «Битлджусу» это применимо даже в большей степени — там снимались такие мастера импровизации, как Кэтрин О'Хара и Майкл Китон.

Началось все с Пола и одного из сценаристов, Фила Хартмана (он сейчас занят в комедийном шоу «Субботний вечер»). У этих парней все получалось действительно здорово и смешно, а работа над «Пи-Ви» во многом напоминала работу над мультипликацией, обсуждение сюжета: хотя сценарий был по-настоящему хорош, мы просиживали часами, придумывая все новые идеи. Общаться нам было очень интересно: эти ребята — настоящие мастера смеха. Они давали волю импровизации, основываясь исключительно на знании персонажей. В «Пи-Ви» использовались уже имевшиеся элементы — кроличьи домашние тапки и маленькая игрушечная морковка: тапки двигались и обнюхивали морковку. Полностью сымпровизированной получилась вся сцена с гидом в Аламо. Здесь впервые оказалось много импровизации. Джен Хуке, игравшая в этом эпизоде, была по-настоящему хороша, позднее она получила место в программе «Субботний вечер». Я очень уважаю участников «Граундлингз», людей, умеющих импровизировать. Я и сам люблю работать именно так: сначала закладывается серьезный фундамент, а затем вступает в свои права свобода творчества.

Кульминационный пункт «Большого приключения Пи-Ви» — езда на велосипеде по съемочной площадке «Уорнер бразерс». В этой почти феллиниевской по содержанию и настроению сцене Пи-Ви Герман, воссоединившись со своим любимым красно-белым велосипедом, появляется то в одном, то в другом павильоне, всякий раз прерывая ведущиеся там съемки. Фильмы, над которыми идет работа, отражают предпочтения и интересы самого Бёртона: пляжный фильм, рождественское кино, японский «монстерфест» с Годзиллой, хотя режиссер утверждает, большинство этих картин фигурировали уже в исходном сценарии.

Пожалуй, я добавил парочку от себя. Я очень люблю все эти жанры, особенно мне мила сцена сражения чудовищ — Годзиллы и Гидоры, известной также как Чудовище Зеро. Натурные съемки «Уорнер бразерс», работа в павильоне — все это было каким-то волшебством. Эта магия со временем, к сожалению, несколько утрачивается из-за той атмосферы бизнеса, в которой существует Голливуд, его негативного аспекта. Теперь, когда я посещаю студии, эта негативная сторона кинопроцесса изрядно меня бесит, а ведь раньше преобладала позитивная.

Хотя ранний Бёртон, снимая «Франкенвини» и «Аладдина», привлекал таких композиторов, как Майкл Конвертино и Дэвид Ньюмен, для работы над «Большим приключением Пи-Ви» он выбрал Дэнни Элфмана из культовой группы «Ойнго-Бойнго», никогда раньше не писавшего музыки к фильмам.