Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Ехали без приключений, полночи толковали с Гуриком в тамбуре, многим от нас «досталось» в ту ночь.

(Гуркин Владимир — артист нашего театра, драматург, автор куль­товой пьесы «Любовь и голуби». А подружились мы с Володей гораздо раньше, когда он был еще артистом Иркутского ТЮЗа. Он был прекрасным артистом, весь летящий, пружинистый, эмо­ции через край! И золотые кудри! Очень выразительный артист! А потом оказалось, такой глубины и пронзительности — писатель. Совсем недавно Володи не стало... Там же на иркутской земле. Поверить невозможно... Для меня он навсегда — летящий жел­товолосый ангел.)

Поселили в «России» на 3-м этаже, прекрасно, прямо в окне - церквушки...

День приезда был свободным, пошли в театр Станислав­ского на премьеру Дударева «Порог». Пьеса, на мой взгляд, недурна, если убрать дидактику и рецепты, как жить. Режиссер Портнов. Спектакль более чем средний. Местами просто грустно было смотреть на откровенно плохих артистов; если бы не приглашенный недавно в театр Стеклов (из Петропавловска), вечер был бы просто потерянным.

Господи, эта наша провинциальная надежда на столицу, а здесь столько провинциального!

Открылись сегодня в Малом театре «Нашествием». Цвет критики присутствовал. В конце даже что-то вроде оваций, но только вроде...

Нет, нет, все это мура! И пьеса дохлая, отжившая, и спектакль дохлый, и никакие кислородные подушки тут не помогут.

Мы с Гуркиным сидим в гримерке Соломиных.

«Качели» будем играть аж 12-го числа в Ленкоме  (пьеса У. Гибсона «Двое на качелях»). Мы с Таней одиннадцать лет играли этот спектакль. Да, собственно, уже и не играли... Тот случай, когда текст неразличимо начинает принадлежать нам самим. Мы живем, меняемся, и вместе с нами, растворенная в нас, живет какой-то своей жизнью вся эта история. Настолько своей, что иногда застываешь на сцене, по­ражённый спектаклем, будто ребенком своим! И в глазах пар­тнёра тоже читаешь изумленное — «Ого! Что это он сегодня?! Куда это он?!» И такая эйфория накатывает, так подстегивает! Нет уже никаких зрителей, никакой четвертой стены! Свобода! Счастье! Полет! В общем-то... «обыкновенный» театральный «наркотик». Ради него и топчешь годами просоленную актер­ским потом сцену, прощаешь театру все оплеухи, унижения... Потому что веришь — однажды выйдешь с любимым партнером на сцену, и случится «ЭТО».

Гады, не дали сыграть здесь «Наедине со всеми», пошлые перестраховщики. Ну да Бог им судья!  (пьеса А. Гельмана «Наедине со всеми». Мы были первыми исполнителями этой пьесы. У МХАТа тогда еще не было «лита» (разрешения цензуры), мы же, стараниями М.Н. Ханжарова, получили так называемый «местный лит». Но увы...)

Уже первый час ночи. Завтра свободный день, впрочем, как и все остальные.

30 июня 82. Москва

Гастроли пролетели как один день. Много было встреч, много праздников...

Спектаклей много не посмотрели, но из виденного запомнится «Тартюф» во МХАТе в постановке Эфроса с Любшиным и Калягиным. Это фейерверк! Театр — в самом высоком смысле этого слова. Мы с Татьяной будто под весенним дождиком постояли. Еще одним праздником в душе останется экспозиция импрессионистов в музее Пушкина, не мечтал даже, что когда-нибудь увижу все это живьем и сразу, конечно, хилых моих эмоций не хватило, чтобы объять сердцем хоть часть увиденного, в большин­стве случаев приходилось довольствоваться самим фактом личной встречи с великим мастером, и все же!..

Успех у театра необычайный, в чем-то и неожиданный, а в чем-то запрограммированный. Так или нет, но Москва выстроилась в очередь за «билетиками». Прием спектаклей потрясающий, овациям нет конца. Так же прошли и наши «Качели» в Ленкоме, при переаншлаге — в первом акте мы не блеснули, но во втором взяли все и выиграли. Потом было много цветов и аплодисментов.

После спектакля в гримерку приходило много людей. Посетил нас и Гельман. Познакомились наконец-то, гово­рил, что много слышал о нашем «Наедине», собирается все-таки приехать посмотреть осенью. Впечатление от него приятное, хотя встреча, конечно, была скоротечной, трудно делать выводы.

Вечер после спектакля провели у Светы Овчинниковой за приятным вечерним столом, в приятной компании.

Были встречи с начальством на разных уровнях: в Ми­нистерстве культуры СССР, ЦК профсоюзов культуры, Мин. культуры РСФСР.

Обсуждали спектакли ведущие критики, среди них Ры­баков, Смелянский, Куманьков (главный художник Малого), который произвел на нас большое впечатление. Общая оценка театра — чрезвычайно высокая.

Вот самолет тронулся, и невозможно стало писать. Летим в Днепр. Танюша уснула, идем на взлет.

15 июля. Москва (Внуково)

Гостили в Днепре неделю. Город Тане очень понравился. Повидались всей семьей, и мама, и папа приехали сюда — папа, правда, всего на два дня.

Не без приключений прилетели в Ростов. И здесь «от­пускная жизнь» — для себя. С удовольствием работал в саду, рыбачил на Дону, гуляли с Таней там, и пролетели 10 дней.

С билетами летние сложности, поэтому ехали пассажир­ским Москва-Баку до Минвод и дальше электричкой.

Таня в Ессентуках в санатории «Анджиевском».

Я в «Нарзане». Мог ли когда предположить, что буду одним из «отдыхающих» в любимом некогда мною Кис­ловодске. Города, как и все на свете, стареют...

Настя встает на каблучки и выше меня. 13 лет, а выглядит совсем взрослой девушкой, с трудом понимаю, что это моя дочь. Сегодня идем с ней на кладбище к Зине...

Впереди еще 22 дня. Если бы не Настя, заскучал бы здесь, конечно. Плохой из меня курортник.

6 августа 82. Кисловодск

На этой самой скамейке когда-то сидел и писал стихи.

Дни пролетели. Попрощались вчера с Настей и сели в поезд на Ростов. Они с Таней очень подружились, и вре­мя мы провели замечательно, особенно на Ессентукском озере, в лодке...

В Ростове жара, духота, фрукты.

В ночь перед вылетом у Тани был криз. Жуткая головная боль и т. д. Всю ночь не спала, а «скорую» вызвали только утром, сделали укол дибазола с чем-то. В таком состоянии она и летела. Летели целый день, с залетом в Уфу, сидели там 2 часа и в Ростове еще сидели, в общем, умотались все — и мы, и Моська.

Сегодня целый день все приводили в порядок, я мотался по магазинам и базарам. Цены, конечно, не южные. Ну ничего — дом есть дом.

Зато здесь холодно.

В Кисловодске каждый вечер что-нибудь смотрел или слушал в филармонии. В основном муть собачья, особенно так называемая эстрада, а вот одна встреча меня потрясла. Это встреча с Камерным еврейским музыкальным театром. Художественный руководитель Ю. Шерлинг. (Мы встреча­лись с этим, тогда еще только рождающимся, коллективом в Хабаровске в 1979 году.)

Посмотрел два спектакля: «Уздечку» и «Давайте все вместе». Прекрасно, талантливо, национально, человеч­но, особенно второй спектакль, хотя его трудно назвать привычно — спектакль, а впрочем, какая разница, как назвать, хочется еще раз послушать и посмотреть этих ребят.

30 августа 82. Омск

1983

Сижу в самолете, писать немного неудобно. Сезон на излете. Сложный, тяжелый сезон, тяжелый в смысле здо­ровья. Пять недель пролежала Танюша в нашей больнице, а положительных результатов не было.

20 марта проводил ее в Москву в институт гастроэнте­рологии к профессору Блоку.

А теперь вот лечу к ней, образовалось окно в восемь дней. Даст Бог, домой полетим уже вместе, может быть, ее выпишут за это время, как бы хотелось на это надеяться.

И мама моя тоже болеет, пролежала всю зиму, сейчас потихоньку ходит.