Че Гевара. Важна только революция

Рауль понял намек Алексеева и ушел в кабинет к Фиделю. Вернулся он только через два-три часа, после чего все они вместе с Фиделем собрались в кабинете Дортикоса.

Реакция Фиделя на изложенную делегацией ракетную программу была уклончивой, но он дал понять, что относится к ней скорее положительно, и попросил дать ему время до следующего дня. По мнению Алексеева, Фидель хотел посоветоваться с Че.

На следующий день Алексеева вызвали к Фиделю. Встреча снова происходила в кабинете Дортикоса, но на этот раз на ней присутствовали также Че, Дортикос, Карлос Рафаэль Родригес и Блас Рока. Они рассмотрели предложение и, признавая, что ракеты могут предотвратить нападение Америки на Кубу, склонялись к тому, чтобы его принять. Разговор пошел о том, насколько вероятно вторжение американцев, и, по воспоминаниям Алексеева, Че был «самым активным» в этом обсуждении, четко выразив свое мнение по поводу ракет. «Все, что может остановить американцев, — сказал Че, — для нас хорошо».

Затем они сразу перешли к выбору зон для размещения ракет, и тогда Фидель заявил Алексееву, что хотел бы заключить «военный пакт», чтобы оформить их договоренность, и для этой цели пошлет в Москву Рауля. Как сообщает Виталий Корионов, сотрудник Международного отдела ЦК КПСС, Фидель хотел включить в пакт ряд требований кубинцев, которые Советский Союз должен будет обсудить с американцами после обнародования информации о размещении ракет. Помимо договоренности о ненападении, он хотел потребовать ликвидации военно-морской базы США в Гуантанамо. Советская сторона приняла эти требования, и всю следующую неделю Алексеев и Рауль вместе работали над текстом соглашения на испанском языке.

2 июля 1962 г. Рауль прибыл в Москву с проектом договора. В течение следующей недели он, по словам Алексеева, дважды встречался с Хрущевым. Но Корионов располагает на этот счет другими сведениями. Как он сообщает, Косыгин позвал его встречать Рауля и его жену Вильму Эспин в аэропорту. Они отвезли гостей в специальную резиденцию. Корионов, Косыгин и Рауль прошли в столовую, где стоял рояль. Никого, кроме них троих, там не было. «Рауль положил бумаги, уже переведенные на русский, на рояль, и прямо там, не садясь, Косыгин и Рауль подписали документ». Потом Косыгин сказал, что должен идти, а Корионова попросил остаться и «успокоить» Рауля, который находился в крайнем волнении. Корионов просидел с Раулем всю ночь, они беседовали и пили армянский коньяк.

Фидель попросил Рауля также передать Хрущеву свой вопрос: что будет, если американцам станет известно об операции, когда она еще не будет завершена? По словам Алексеева, Хрущев ответил коротко и спокойно: «Не волнуйтесь, ничего страшного не случится. Если американцы занервничают, мы отправим к вам Балтийский флот в качестве демонстрации поддержки». Алексеев вспоминает, что Рауль сказал ему: «Это прекрасно, просто прекрасно! Фидель со всем согласится. Может, он что-то подправит, но и только. Принципиально он будет согласен».

А договор был действительно крупномасштабный: двадцать четыре пусковые установки для баллистических ракет средней дальности, шестнадцать установок для ракет промежуточной дальности, на каждую установку по две ракеты и ядерная боеголовка; двадцать четыре новейшие противовоздушные ракетные батареи; сорок два перехватчика «МиГ»; сорок два бомбардировщика «Ил-28»; двенадцать ракетных катеров типа «Комар»; крылатые ракеты для береговой обороны. Все это вооружение должны были сопровождать четыре элитных советских военных полка, в общей сложности численностью в сорок две тысячи человек. Соглашение подлежало продлению каждые пять лет, и в нем оговаривалось, что ракеты будут полностью находится под командованием советских вооруженных сил.

Приблизительно 15 июля, когда Рауль еще даже не уехал из Москвы, а Фидель не видел соглашения, первые ракеты были тайно отправлены из советских черноморских портов, спрятанные на грузовых кораблях. Началась и тайная переправка войск. 17 июля Рауль вылетел в Гавану, а через три недели за ним последовал Алексеев, теперь в качестве нового советского посла. С собой он вез подписанное Раулем соглашение.

Пока что Хрущев не подписал соглашения, ожидая окончательного одобрения Фиделя. Он планировал лично приехать на Кубу в январе, на празднование годовщины победы революции, и там, после того как они с Кастро подпишут документ, сенсационно объявить об этом всему миру. К тому времени операция будет завершена, и это даст Хрущеву гигантское стратегическое преимущество перед Вашингтоном.

Конечно, на деле все вышло не так, как планировалось. Во-первых, Фиделю проект соглашения не понравился, оно было слишком «техническим», недоставало «политического обрамления». Как объясняет Алексеев, изменения, внесенные Фиделем, делали СССР и Кубу в равной мере ответственными за решение установить ракеты, тогда как в изначальной формулировке эта ответственность была перемещена на Кубу. В сущности, Фидель хотел официально зафиксировать то, что Хрущев уже пообещал на словах: нападение на Кубу будет считаться нападением на СССР.

Когда в конце августа пересмотренный проект был готов, Фидель не стал снова отправлять Рауля в СССР. Он послал туда Че, а вместе с ним Эмилио Арагонеса, старого товарища по «Движению 26 июля», а теперь одного из ближайших своих помощников. 30 августа произошла их встреча с Хрущевым, на его летней даче в Крыму. Хрущев согласился с изменениями, внесенными в текст договора, называвшегося «Договор между правительством Республики Куба и Союзом Советских Социалистических Республик о военном сотрудничестве для защиты национальной территории Кубы в случае агрессии». Однако он не стал сразу его подписывать, сказав, что сделает это, когда через несколько месяцев приедет на Кубу.

Видимо беспокоясь, не хитрит ли советское руководство, Че стал требовать, чтобы о соглашении было открыто объявлено, но Хрущев отказался, настаивая, что пока оно должно оставаться в секрете. Тогда Че и Арагонес снова задали мучивший Фиделя вопрос о том, что будет, если американцы узнают обо всем раньше времени. Как впоследствии рассказывал Арагонес, Хрущев постарался успокоить их примерно так же, как и Рауля: «Не надо волноваться, трудностей с США не возникнет. А если возникнут, мы отправим Балтийский флот».

Арагонес вспоминал, что, услышав это, они с Че «переглянулись, подняв брови». Конечно, Хрущев их не убедил, но у них не было иного выбора, как поверить ему на слово.

Тем временем американская разведка, научившаяся острым взглядом следить за перемещениями Че, пристально наблюдала за тем, как проходит его поездка в СССР. 31 августа агентами ЦРУ была отправлена телеграмма, в которой говорилось, что состав делегации, отправившейся в СССР, «указывает на то, что визит кубинцев, возможно, имеет более широкие задачи, чем официально объявленное обсуждение промышленных вопросов. Гевару сопровождает Эмилио Арагонес, совершенно точно не имеющий образования и опыта работы в сфере экономики и промышленности».

К 6 сентября, когда Че вернулся в Гавану, развертывание советских военных сил на Кубе было уже замечено. Американские самолеты-разведчики «Ю-2» обнаружили места размещения ракетных батарей и ракетные установки береговой обороны. Советники заверили Кеннеди, что оружие не представляет угрозы национальной безопасности США, однако присутствие ракет — тревожный знак, который нельзя оставлять без внимания.

Новые фотографии, предоставленные разведкой, позволяли предполагать, что идет строительство базы подводных лодок. Кеннеди выступил с открытым заявлением, в котором говорилось, что США обнаружили на Кубе не только ракеты, но и большое количество советских военных. Он признал, что у Соединенных Штатов нет сведений о присутствии на Кубе боевых подразделений и ракет класса «земля-земля», но предупредил, что, если они там есть, «серьезнейших проблем» не избежать.

На следующий день Кеннеди обратился с просьбой к Конгрессу дать согласие на призыв ста пятидесяти тысяч резервистов. Соединенные Штаты объявили о намерении провести военные учения в Карибском море в середине октября, и Куба заявила, что это свидетельствует о намерении напасть на ее территорию.