Че Гевара. Важна только революция

При личной встрече Гевара показался Гудвину не той устрашающей личностью, какой виделся с расстояния. Вот что Гудвин сообщил президенту Кеннеди в докладной записке от 22 августа: «Че был в зеленой форме, как всегда с неухоженной жидкой бородой. Если представить его лицо без бороды, черты его будут мягкими, почти женственными. Энергичен. У него хорошее чувство юмора, во время беседы мы оба много шутили. Поначалу Гевара, как мне показалось, был скован, но потом расслабился и заговорил свободнее. Он не скрывал, что глубоко предан коммунистическим идеям, но в разговоре со мной не произносил громких фраз и не занимался пропагандой. Говорил он спокойно и прямо, старался быть непредвзятым и объективным. Было очевидно, что он считает себя уполномоченным говорить от лица своего правительства и редко разделяет свое личное мнение и официальную позицию кубинского правительства. Не сомневаюсь, что Гевара тщательно продумал, что будет говорить: он формулировал мысли очень гладко».

По словам Гудвина, он предупредил Че, что не уполномочен вести переговоры, но передаст все, что тот скажет, «соответствующим чиновникам» правительства США.

«Че произнес «ладно» и начал говорить. Первым делом Гевара сказал, что я должен понять кубинскую революцию. Они хотят построить социалистическое государство, и начатая ими революция необратима. Теперь они находятся вне сферы американского влияния, и это тоже необратимо. Они создадут однопартийную систему, а Фидель станет Генеральным секретарем партии… Они считают, что массы поддерживают революцию и эта поддержка с течением времени будет расти».

Че сообщил Гудвину, что если в США полагают, будто режим Фиделя можно свергнуть «изнутри» или что на деле Кастро является умеренным политиком, окруженным фанатиками, и Запад может склонить его на свою сторону, то все эти предположения ложны. Революционный режим силен и сможет противостоять таким угрозам. «Гевара убежденно говорил о влиянии Кубы на американский континент и о растущем воздействии ее примера на другие страны».

Че откровенно говорил о трудностях Кубы: о вооруженных нападениях контрреволюционеров, о недовольстве мелкой буржуазии и католической церкви, об ущербе, нанесенном введенным США эмбарго, о недостатке валютных запасов. Он сказал Гудвину, что Куба «не хочет взаимопонимания с США» — ясно, что оно невозможно, — ей нужен «модус вивенди». В обмен Куба могла бы согласиться «не вступать в политический союз с Востоком». Экспроприированные американские компании не могут быть возвращены, но возможно выплатить соответствующую компенсацию. Как только революционный режим будет наделен законным статусом, на Кубе проведут свободные выборы.

Также Че «намекнул», что они готовы «обсудить действия кубинского революционного режима в других странах».

«Потом он сказал, — писал Гудвин, — что хочет горячо поблагодарить Вашингтон за вторжение на их территорию: это стало для кубинцев великой политической победой, помогло сплотиться и превратило их из маленькой обиженной страны в равного участника диалога».

Че не мог упустить возможности уколоть американцев, но он не ставил себе целью раздражить Вашингтон и предлагал провести переговоры. В конце разговора Че сказал Гудвину, что о содержании их беседы сообщит только Фиделю. Гудвин ответил, что тоже не станет «предавать ее огласке».

Гудвин явно расценил шаг Че как проявление слабости, вот какой вывод он делал в докладной записке. «Я считаю, что этот разговор — в сочетании с другими поступающими к нам данными — свидетельствует о том, что экономическое состояние Кубы крайне тяжелое, что Советский Союз не способен предпринять те огромные усилия, которые нужны, чтобы поставить страну на ноги, и что Куба желает установления взаимопонимания с США».

Исходя из этой посылки Гудвин очертил схему действий, которые должен был предпринять Кеннеди. В нее входили усиление экономического давления на Кубу и репрессивные меры в отношении всех, кто станет вести дела с режимом Кастро, а также интенсификация антикубинской пропаганды при одновременном «продолжении тайного диалога, начатого Че». «Так мы сможем дать Кубе понять, что хотим ей помочь и поможем, если она разорвет связи с коммунизмом и начнет демократизацию».

Важно отметить, что Че не говорил, будто прекратит поддержку партизанских движений в Латинской Америке. Он публично пообещал, что «ни одна винтовка» не покинет пределы Кубы, но не упоминал об обучении партизан, о предоставлении им финансовой помощи. А оружие можно было добыть где угодно, хоть в самих Соединенных Штатах.

На следующий день, 19 августа, Че на небольшом самолете приземлился на аэродроме недалеко от Буэнос-Айреса. Он встретился с Фрондиси за обедом, и Фрондиси не скрывал своих намерений узнать о планах Кубы на будущее. Он сказал, что надеется на мирное сосуществование с островом и на то, что Куба не станет вступать в «официальный союз» с Москвой. Че заверил Фрондиси, что Куба не намерена делать ничего подобного, если только США не совершат на нее нападения.

После обеда Че попросил Фрондиси об услуге. Он хотел бы посетить свою серьезно больную тетушку Марию Луису, живущую в Сан-Исидро. Фрондиси дал свое согласие, и Гевара уехал, чтобы в последний раз повидаться с тетей. Впервые за восемь лет Че снова видел улицы Буэнос-Айреса — тайный гость родной страны, он смотрел на них из окна президентской машины. Потом его увезли обратно на аэродром, и он отправился в Уругвай. Там, не выходя за пределы аэропорта, Гевара сразу сел на борт самолета авиакомпании «Кубана», в котором его ждала свита, и вылетел в Бразилию.

Тем не менее о тайном визите Че вскоре стало известно, и эта новость вызвала настоящий ужас в военных кругах Аргентины. В тот же вечер в доме на улице Ареналес в Буэнос-Айресе, где жил дядя Че, Фернандо Гевара Линч, прогремел взрыв, начисто снесший переднюю дверь квартиры. На расспросы журналистов дядя Че ответил, что не виделся с племянником и узнал о его мимолетном приезде лишь недавно. Прежде чем откланяться, он, в типичной «геваровской» манере, сообщил репортерам, что едет ужинать с друзьями и надеется благополучно добраться, «если под капотом машины не окажется бомбы».

Взрыв на улице Ареналес стал не единственным последствием визита Че. В последующие дни аргентинские газеты пестрели статьями о «беспокойстве» в вооруженных силах по поводу тайного приезда Гевары на родину. Министр иностранных дел Аргентины был вынужден уйти в отставку, а когда через семь месяцев сам Фрондиси лишился президентского кресла в результате военного переворота, большинство политических обозревателей сошлись во мнении, что встреча с Геварой ускорила его падение.

На встрече с Жанну Куадросом, президентом Бразилии, Че была вручена высокая награда — орден «Крузейру-ду-Сол». Через пять дней под натиском критики, обрушившейся на него за это неоднозначное награждение, Куадрос был вынужден подать в отставку. Видимо, он ожидал, что Конгресс ее не примет, но этого не произошло и его политическая карьера на этом внезапно закончилась.

Через несколько недель после окончания конференции в Пунта-дель-Эсте Вашингтон ясно дал понять, что попытка Че примириться с США ничего для него не значит: Конгресс принял закон, отказывающий в помощи любой стране, ведущей дела с Кубой. В тот же месяц с Гаваной разорвала отношения Коста-Рика, а в ноябре за ней последовало правительство Ромуло Бетанкура в Венесуэле.

Теперь армии Латинской Америки находились в состоянии боевой готовности на случай «диверсионных действий» со стороны Кубы, а США предоставляли военную помощь и специальное обучение для борьбы с кубинской угрозой.

В Латинской Америке наступила эпоха борьбы с партизанскими движениями. Столкнувшись с угрозой, представляемой такими фигурами, как Че Гевара, и их способностью заражать других «бесовщиной партизанства», Вашингтон решил принять профилактические меры и сделать латиноамериканским странам «прививку». Вакцина была сильная: специализированная военная подготовка, координация действий вооруженных сил региона, полиции и службы разведки, усиление роли ЦРУ, программы экономического и социального развития в рамках «Союза ради прогресса» и «работа с местным населением» — завоевание умов и сердец потенциальных пособников партизан в отсталых районах.