Реплика в зал. Записки действующего лица

О мне не привыкать, мне не впервой, не внове

Взять в кожу, как ожог, вниманье ваших глаз.

Мой голос, словно снег, вам упадает в ноги,

и он умрет, как снег, и превратится в грязь...

Спустя некоторое время мы встретились еще раз, на показе какого-то начисто теперь забытого фильма в доме американского посла в Спасохаузе. Поскольку легкая выпивка с подносов только раззадорила, было решено всей писательской компанией переместиться в Дом литераторов и там "добрать". Позвали заодно и работника посольства Джона Лодейзена. Имя восстанавливаю по недавно изданным мемуарам Анатолия Гладилина, он, помню, тоже там был.

Белла Ахмадулина тогда была замужем за детским драматургом Геннадием Мамлиным. Он ее сопровождал. Рассказывали, что Мамлин, оставляя жену с ребенком, успокаивал: "Ты должна меня понять - я же ухожу к самой Белле Ахмадулиной!" Кстати, его мальчик, когда вырос, стал режиссером и в перестройку успел создать прорывный по тем временам и знаменитый до сих пор фильм "Нога". И вскоре умер.

Три сдвинутых стола в дубовом зале Дома литераторов уместили много народа. Веселье нарастало с каждой минутой. Оказалось, что Гена Мамлин умеет лихо играть на рояле. Он принялся дерзко стучать по клавишам, многие пустились в пляс. Рослый представитель американского посольства Джон, широко расставив ноги, возвысился в центре зала. А дальше я увидел, как великая русская поэтесса на четвереньках поползла между этих ног, выписывая восьмерки. Веселиться так веселиться!

Кто-то скажет, что непристало бы так ронять свою честь. А кто-то взглянет и по-другому.

Когда рассказывают, что в давние советские годы все боялись лишнее слово сказать, избегали иностранцев и каждый поступок выверяли по кодексу строителя коммунизма, не нужно думать, что запуганными были все. Были и свободные люди, внутренне свободные. Они жили и поступали так, как считали нужным.

Гостями одной из передач "Апокриф" Виктора Ерофеева были Белла Ахмадулина и ее соратник, давний теперь уже муж, знаменитый художник Борис Мессерер. Ерофеев прямо спросил Ахмадулину: "Белла! Тебе приходилось выдавливать из себя раба?"

Белла Ахатовна подумала мгновение и уверенно ответила: "Нет, не приходилось. Я родилась свободной".

После пережитого в Риге, смею думать, мы с Элемом прониклись друг к другу определенной симпатией. Он даже предложил тайно показать мне свой запрещенный фильм "Похождения зубного врача" по сценарию Александра Володина. Что и проделал, усадив меня на "Мосфильме" в маленьком просмотровом зале.

"Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен" я вызвал в редакцию и тоже посмотрел с полнейшим удовольствием. По откровенному сарказму, с каковым была показана тогдашняя наша реальность, препарированная на безобидном, казалось бы, плацдарме одного пионерского лагеря, думаю, эта лента предвосхитила сатирический ряд, продолженный затем картинами "Тридцать три" Георгия Денелии и "Загзаг удачи" Эльдара Рязанова.

Еще в Риге Элем мне рассказывал, что "Добро пожаловать", также как до этого "Похождения зубного врача", хотели прикрыть. Но лента попалась на глаза Хрущеву, он был в хорошем настроении, она ему понравилась, и все закончилось благополучно: фильм вышел в прокат. Помню, режиссер рассказывал о своих горьких перипетиях спокойно, не горячась, будто всего-навсего попал под дождь. "Железный парень, - думалось, глядя на него... - Одно слово - спортсмен!"

Из сказанного видно, что климовские беды вообще начались задолго до моего прихода в кино. Он шел своим путем, я своим, пока не пересеклись сначала на "Агонии", потом на "Иди и смотри". И эти его ленты мучительно проходили к зрителям, их производство то останавливалось, то снова начиналось, уже законченные, они долго не выходили в прокат. Поскольку мне довелось оказаться участником этих мучительных для автора мытарств, то остановлюсь на них подробнее, а самое главное - уточню некоторые важные детали. Уж больно много здесь понакручено домыслов и создано мифов...

Кинематографическое руководство понимало, что если оно не предложит стране и миру фильмов высоких художественных параметров, то, в конце концов, дождется, что его спросят: а зачем вы тогда вообще нужны? Поэтому самые талантливые в кино художники были обречены на повышенное внимание к ним начальства. Их опекали, с ними носились, старались вникнуть не только в содержательную компоненту их произведений, но и в собственно художественную. Творцы, как могли, старались вывернуться из заботливых объятий, которые могли и задушить, но и нередко пользовались своим привелегированным положением, и уж, конечно, не задерживались с тем, чтобы ставить перед начальством проблемы, умножая ему головную боль.

Внимание к творцам "первого эшелона" выражалось еще и в том, что принципиальные вопросы, связанные с их работой, решались в самых высоких кабинетах Госкино, зачастую у председателя, в крайнем случае - у его замов. Другое дело, что бумаги с заключениями по сценариям и фильмам создавались в сценарной коллегии, там же на них ставились и подписи. Сплошь и рядом содержание этих бумаг повторяло сказанное высоким начальством, но за стены особняка в Малом Гнездниковском документы выходили от имени сценарной коллегии.

Возможно, этот краткий экскурс в некогда существовавшую бюрократическую кухню кое-что добавит к представлениям новых историков кино и киноведов, да и просто любителей экрана о том, "как это делалось", пояснит и причины побед того кино, и проигрышей, иных его человеческих и творческих радостей, а также неудовольствий.

Элем Климов был в числе творцов авторитетных. Поэтому только что сказанное относилось и к нему.

Итак, об "Агонии".

Из книги Семена Лунгина "Виденное наяву" выясняется, что подвигнул их с Ильей Нусиновым на сценарий о Распутине еще Иван Пырьев , бывший в шестидесятые годы директором "Мосфильма". "Жанр сценария, - писал Лунгин, - получился своеобразный, резко отличный от всех фильмов на историческую тему прежнего "замеса", и Пырьев непрестанно нахваливал нас... до того самого дня, как кинематографическое начальство вдруг разгромило сценарий на одном из своих заседаний... Что же случилось?.. Никто нам толком объяснить не мог".

Объяснение можно обнаружить в другой книге: В.Фомин. "Кино и власть" (МАТЕРИК. 1996). Фомин обнаружил в архивах внутреннюю рецензию на сценарий "Агония", который тогда назывался "Антихрист", написанную известным киноведом, профессором Ростиславом Юреневым. Рецензент, подробно разобрав сценарий, посчитал его бессюжетным, назвал неудачей талантливых людей. Мало этого. Он посчитал, что вообще не надо "вытаскивать на экран эту грязь даже в целях разоблачения царизма. Царизм били не по альковной линии". И далее: "Зрителя ведут от одной мерзости к другой, а какая мысль, какая цель все это объединяет - я не понял".

Видимо, примерно в этом круге претензий таилась причина тогдашней остановки сценария. "Прошло несколько лет, - вспоминал далее Лунгин, - и также необъяснимо, как нашу работу "закрыли", ее снова "открыли".

...Перелистываю брошюрки с годовыми планами киностудий.. В какой же впервые упоминается выпуск "Агонии"? Вот - нахожу: 1974 год. По срокам получается, что сценарий был окончательно одобрен и запущен в производство именно при мне - через два года после моего появления в комитете.

Мог бы занести сей факт в свой редакторский актив!. Мог бы, да не буду. Не хочется следовать логике Армена Медведева, который, как бы ставя мне в пример Анатолия Богомолова, - следующего после меня главного редактора, - замечает: "Ведь это А.В.Богомолов запустил "по второму кругу" в производство фильм Э.Климова "Иди и смотри".