Воспоминания об Александре Грине

PAGE 478

вращался к себе, где его ждала неоконченная рукопись. Он словно пытался выговориться за месяц молчания. Впрочем, через несколько дней он уже устал от такой жизни: он был человеком редкой душевной утомляемости. Его вновь потянуло к столу, к книгам, но дело уже было сделано: он завел знакомства, и люди не старались обходить его дом стороной.

4 февраля 1911 года пинежский уездный исправник направил архангельскому губернатору рапорт, в котором писал: «Представляя при этом прошение поднадзорного Александра Степанова Гриневского, ходатайствующего о разрешении ему отлучки в город Архангельск по болезни и заключение местного врача о состоянии здоровья Гриневского, доношу Вашему превосходительству, что Гриневский поведения хорошего и образ жизни ведет скромный».

За этим документом следовал текст прошения:

«Покорнейше прошу о разрешении мне Вашим превосходительством хотя бы кратковременной отлучки из Пинеги в Архангельск, по следующим обстоятельствам: я болен, как признал это местный врач г. Ольшанер, пороком сердца, что требует немедленного обращения к специалистам. Затем отсутствие зубного врача в Пинеге причиняет мне тяжкие страдания, так как, растеряв все пломбы, я вынужден переносить жестокую зубную боль, в Архангельске же имеются зубные врачи. В крайнем случае я прошу Ваше превосходительство об отпуске в Архангельск хотя бы на трое суток. Дворянин Александр Степанов Гриневский. Января 22-го дня, 1911 года, г. Пинега».

Пинежский исправник не торопился отправить прошение. Лишь 14 февраля губернатор милостиво согласился на трехдневную отлучку в Архангельск с 21 февраля. Но Гриневских задержал пожар.

В начале марта архангельский полицмейстер донес губернатору, «что 2 сего марта прибыл с проходным свидетельством из гор. Пинеги гласно-поднадзорный Александр Степанов Гриневский и временно остановился на жительство во 2-й части по Псковскому проспекту в доме № 89. Гласный надзор полиции за ним учрежден».

PAGE 479

4 марта Грин обратился к архангельскому губернатору со «словесной просьбой»: «Покорнейше прошу Ваше превосходительство продлить срок моего пребывания в г. Архангельске до 1 месяца, ввиду болезни моей и жены, требующей основательного лечения».

Губернатор разрешил, но интересно, что в воспоминаниях Веры Павловны нет ни строчки о зимней поездке в Архангельск. Если бы не документы, можно было бы подумать, что Гриневские вообще ни разу из Пинеги вместе не выезжали. Этот месяц в Архангельске, по всей видимости, навсегда останется в биографии Грина белым пятном.

В начале апреля Грин выехал «домой», в Пинегу, и сразу же по приезде отправил письмо В. Я. Брюсову:

«Многоуважаемый г-н Редактор! Я много лет знаю и люблю Вас, как поэта, но, к стыду своему, не знаю Вашего отчества, почему и прошу извинить официальное мое обращение.

Я недавно приехал в Пинегу и получил Ваше письмо здесь с опозданием на месяц. Лестный отзыв о моей вещи художника строгого и требовательного был для меня гораздо приятнее быстрого напечатания. Особенно здесь, в далекой стороне, где вынужден я провести, быть может, еще полный год.

Я могу и согласен ждать и, если позволите, возьму назад рукопись лишь в том случае, когда надеяться на помещение ее в «Русской мысли» мне будет неосновательно.

Мне вообще трудно пристраивать свои вещи, вероятно, в силу этих самых особенностей их, за которые услужливые мои друзья упрекали меня в плагиате сразу всех авторов всех эпох и стран света, до Конан-Дойля включительно. Так в Петербурге знают иностранную литературу. С искренним уважением А. С. Грин. Пинега, апреля 5-го дня».

Пришло лето. Грин много охотился, по целым дням пропадая в лесах или на дальних озерах, в стране Ка-расеро.

Несколько лет назад москвич Андрей Станюкович передал мне фотокопии двух страничек, вырванных из

PAGE 480

блокнота. Это было коротенькое предисловие, написанное Грином 30 июня 1930 года и озаглавленное «Охотник и петушок» (из повести «Таинственный лес») *. Грин пишет:

«От автора. В настоящем произведении изображена природа Пинежского уезда Архангельской губернии. Автор был там ссыльным в 1910-11 году.

Среди бесчисленных озер этого края автору хорошо помнится одно огромное овальное озеро, погруженное в раму мрачно-зеленого леса. На стальной, с голубым пятном, не подверженной морщинам и… (слово неразборчиво) глади озера плавали два лебедя. Автор был тогда азартным охотником. Он целый день пытался обойти лебедей с того места берега, к которому они были ближе, но, не взлетая, не «тратя сил», лебеди спокойно отплывали к другому берегу, всегда держась вне расстояния картечного выстрела.

Автор, протискиваясь по чаще, ободрал руки, лицо и разорвал одежду.

Автор устал, а лебеди остались жить и плавать по огромному овальному озеру - прозрачной пропасти, полной облаков и рыб».

Видимо, Грину через много лет захотелось вновь пережить свой давний восторг перед страной Карасеро.

В июле Грин вновь обратился к губернатору с прошением:

«Покорнейше прошу Ваше превосходительство разрешить мне перевод в г. Архангельск из г. Пинеги и пребывание в нем до окончания срока ссылки, т. е. до 15 мая 1912 г. Причиной настоящего моего прошения служит признанная архангельскими городскими врачами болезнь сердца и общая слабость, требующая постоянного врачебного присмотра и усиленного лечения. Июня 10-го дня, 1911 года, г. Пинега».

Вероятно, исправник не решался сразу, без весомого подтверждения, отправить прошение губернатору. Первоначально он обратился к уездному врачу с просьбой

* Предисловие предназначалось к отрывку из повести, где охотник Тушин охотится за золотистым петушком.

PAGE 481

«дать свое заключение о состоянии здоровья Гриневского».

Врач ответил: «Подтверждаю, как и в прошлый раз, что Гриневский страдает пороком сердца. Врач Ольшва-нер. Пинега, 30 июня 1911 г.».

Только после этого ответа исправник переслал документы губернатору.

Долгое время не получая ответа (Гриневские ведь не знали, что прошение Александра Степановича крепко подзастряло у исправника), Вера Павловна решила «усилить» давление. Она написала губернатору:

«Ваше превосходительство, Иван Васильевич, простите, что беспокою Вас письменным обращением. Вы были добры согласиться на перевод мужа моего, Александра Гриневского, на Кегостров.

Весной Вы сказали мне, чтобы я напомнила Вам еще раз о своей просьбе. В июне я была в Архангельске, но Вы были больны. Поэтому я решаюсь напомнить Вам письменно о Вашем согласии на перевод мужа. Не можете ли Вы, Ваше превосходительство, устроить этот перевод еще в августе? Буду Вам крайне обязана и благодарна. В. Гриневская. 4 июля 1911 г.»,

На тексте письма губернатор крупно написал: «Перевести на Кегостров с 15 августа».

Но Грин об этой «милости» узнал только в начале августа, когда Вера Павловна была уже в Петербурге.

В ноябре Вера Павловна обратилась к министру внутренних дел с прошением о досрочном освобождении мужа:

«Имею честь покорнейше просить Ваше высокопревосходительство о следующем: муж мой, Александр Степанович Гриневский, был выслан из С.-Петербурга 31 октября 1910 года в Архангельскую губернию, сроком на два года с зачетом пяти месяцев, из коих в течение трех месяцев он отбывал арест за проживание по чужому паспорту, что было следствием его побега из административной ссылки в Тобольскую губернию. Будучи арестован в июле 1910 года, он подал прошение на высочайшее имя, результатом чего была замена ссылки в Тобольскую губернию таковой же в Архангельскую губ. и сокращение срока ссылки с четырех до двух лет.