Ромен Гари, хамелеон

Рано утром Ромен Гари в полном одиночестве устраивался на террасе кафе полистать газету. Но на самом деле он никогда не оставался совершенно один. Часто к нему приезжала Элизабет Фарси. Он говорил ей: «Мне приходится уезжать работать в Симаррон, потому что здесь моя башня». Башня напоминала ему счастливые минуты, проведенные в Рокбрюне, где родились его первые книги.

Какое-то время с ним также жила Коринна, красивая двадцатилетняя девушка: ее родители развелись, и она пришла искать приюта в Симаррон. Выходя из кабинета, Гари видел, что она сидит во внутреннем дворике, и говорил ей: «Мне приятно знать, что ты здесь». Он терпеливо выслушивал все ее жалобы на семейные неурядицы. Когда Коринна собралась обратно в Париж, Гари дал ей ключи от своей квартиры. «Живи там, делай всё что хочешь, ты у себя дома». Она спала на его широкой медной кровати. Когда же он вернулся в Париж, неизбежное произошло. Гари водил Коринну в ресторан, в театр. Он даже решил сделать благородный шаг, уведомив ее отца, где находится дочь.

В один прекрасный день Коринна влюбилась в молодого человека, который потом стал ее мужем, и уехала.

Мартина Карре прекрасно знала о многочисленных мимолетных связях Гари. Его поведение объяснялось не легкомыслием, а невозможностью обходиться без женского присутствия. Но он редко появлялся на публике в сопровождении своих любовниц. Однажды к нему из Парижа прилетела Линда Ноэль, а у него как раз было назначено интервью. Гари на несколько часов выставил Мартину и Линду за дверь, чтобы никто их не видел в доме и не сфотографировал. Мартина всякий раз терпеливо ждала, когда уйдут все эти, как ей казалось, непрошеные гости. Она знала, что летом в Симарроне с Гари останутся только она и Евгения. А он сообщал ей о визитах в последний момент и грубо приказывал исчезнуть.

Кроме того, Ромен Гари приглашал к себе близких друзей: Рене и Сильвию Ажидов, Поль Невеглиз с мужем. В то время Поль работала пресс-атташе в издательстве «Галлимар», в ее ведении была серия Noire, в основном включавшая в себя детективы. Гари любил, чтобы дом был полон людей, но у него было своеобразное понятие о гостеприимстве: он почти не выходил к гостям, препоручая их Евгении, которая всех вкусно кормила. Встречаясь с ними во дворе, он не произносил ни слова, глубоко погруженный в печальные мысли.

Впрочем, однажды Ромен согласился устроить обед для нескольких знакомых, но только с тем условием, что каждый принесет с собой какое-то блюдо. Андре Сюрмен когда-то посвятил Гари в тайны приготовления суфле, и теперь он с честью вышел из испытания. Но когда настал час обеда, он с рассеянным видом покинул кабинет и прошел к морю купаться.

Как-то раз за ужином некая дама не умолкая трещала о деньгах, и Гари сказал на ухо маркизе да ла Фалез, что, если это будет продолжаться, он уйдет. Через пару минут он поднялся с места и исчез, не извинившись ^{633}.

Любимым гостем Ромена Гари был Станислав Гаевский, бывший с 1954 по 1962 год послом Польши во Франции. Гаевский в совершенстве владел французским, знал толк в женщинах, хорошем вине и вкусной еде. Однажды он увлекся женой одного американского дипломата, и эта интрижка стоила ему карьеры. Одно время Гари ездил к нему в Варшаву по нескольку раз в год: останавливался в гостинице «Бристоль» и отправлялся, с ног до головы одетый в черную кожу, по местным публичным домам. Жена Стая [91] София терпеть не могла Ромена Гари, она считала его снобом, а более всего ей претил «его ужасный польский язык с еврейским акцентом. Уж лучше бы он говорил со мной по-французски!» ^{634}

В Пуэрто-Андре из-за невыносимой жары у Гари был более гибкий рабочий график: он работал с девяти до полудня, а после обеда — с двух до четырех у себя в комнате, где стояли письменный стол и кровать. Он диктовал, а Мартина указывала ему на повторы, на грамматические ошибки, и он скромно соглашался их исправить. В перерыве Мартина перемещалась из-за стола на кровать. Они обедали в полдень на террасе, а ужинали на кухне. Гари, как правило, ложился спать в десять-одиннадцать часов вечера. Он ни разу не предложил Мартине провести ночь у него в комнате. Ей было всего двадцать — она отправлялась на танцы ^{635}.

К числу друзей Ромена Гари прибавился Эдмон Торн, молодой еврей, игравший в любительском театре и теперь занимавшийся продажей картин. Однажды Гари признался ему: «Знаешь, у меня стало плохо с памятью. Я вдруг начинаю вспоминать события своего раннего детства. Мне в голову совершенно отчетливо приходят слова на идиш, которые я давно забыл, и даже целые песни» ^{636}.

Гари, в котором самом было нечто от маррана, купил книгу о марранах Майорки ^{637} — обращенных в христианство испанских евреях, перебравшихся в Пальма-де-Майорка в годы гонений. Они все поселились на одной улице. На местном наречии их называли xueta — «свиньи», как и в покинутой ими Испании, ведь marrano по-испански означает то же самое. Они не допускали смешанных браков и соблюдали иудейские обряды, несмотря на то что формально перешли в католичество. Их храмом была старая синагога, главный витраж которой изображал звезду Давида. Хотя Гари мог вести себя нарочито грубо и провокационно, перед Торном он представал человеком исключительно воспитанным и утонченным.

Однажды, сидя на террасе портового кафе «Белла Виста», они долго говорили о женщинах, и их разговор сводился к вопросу: «Которая из них лучше всего?» Эдмона Торна очень удивили слова Гари: «Лучше всего та женщина, с которой живешь десять, пятнадцать лет. Ведь ты и так знаешь, что первая увиденная девчонка может привлечь твое внимание. Это просто. Но если ты прожил с женщиной десять или пятнадцать лет и вы всё еще близки, значит, это твоя судьба!» Гари такую так и не встретил, но тем не менее давал советы: «Представь, что тебя познакомили с двумя женщинами. Той, которая тебя заинтересовала, ты не говоришь ни слова. Ты заводишь беседу с другой, даже если она тебе неприятна. Тем более если она тебе неприятна. Первая будет вне себя от возмущения и сделает всё, чтобы тебя завлечь». Еще один совет: «Ты не должен забывать, что мать — это первая женщина в твоей жизни, которая всегда будет с тобой. Она — первое, что ты узнаешь о женщинах». Эдмон Торн отнесся к словам Ромена Гари со всей серьезностью. На вечеринке он всякий раз наблюдал одну и туже картину: Гари демонстративно усаживался в стороне и разворачивал газету. Через несколько минут его уже окружали не меньше пяти дам.

Несмотря ни на что, Гари не считал себя Дон Жуаном: в этом персонаже ему виделся первый потребитель, первый агент по продаже, первый автор рекламы секса. Ведь это был просто жалкий лавочник, разве нет? Неспособный любить, как отмечали все писатели тех лет ^{638}.

Летом 1971 года Гари работал над грандиозным романом «Европа», который станет его любимым творением ^{639}. Воспоминания об Илоне вместились в рамки литературного произведения. За год до того Гари узнал, что всё это время, с конца войны, она провела в психиатрической клинике под Антверпеном. Не в силах с этим смириться, он решил «сделать из правды выдумку» ^{640}.