Григорий Шелихов

мимо действующих сопок Апача, Паратунка и горячих у их подножия

ключей, в которых смогли варить себе рыбу и подстреленную дорогой

дичину.

- Твоя страна и моя страна - как руки у людей, - радостно

выставил Куч перед глазами Шелихова ладони с растопыренными пальцами.

- Руки одинаковы, а люди разные: ты белый, а я красный.

- Пустое, - отвечал Шелихов. - Мы к тебе придем - всех одинакими

сделаем...

На спуске к Петропавловску Шелихов и Куч невольно остановились,

залюбовавшись величественным видом Авачинской бухты. Между четырьмя

курившимися сопками лежало глубокое зеркало вод. Двадцативерстным

широким клином это зеркало врезалось в яркую зелень берегов,

испещренную белыми стволами берез.

- Хороша! - вырвалось у Шелихова. - Прямая дорога в Америку! Одна

беда, полгода льдами заперта лежит...

Шелихов даже от цели своей поездки оторвался и перенесся в мир

глубоко затаенных желаний: "Ковер бы самолет добыть, сел бы на него и

за полдня в Америку перелетел... Али сапоги семиверстные..." И тут же

в тревоге за судьбу Натальи Алексеевны подумал: "Влез бы в них с

вечера среди камчадалов, а на другой день с Наташенькой в Охотском чай

бы пил. Сказки! Чудесные бы такие снаряды заиметь, чтобы одолевать и

время и пространства! Сбудется ли это?.."

Невдалеке от берега стоял корабль красного дерева, обитый латунью

до верхнего борта, с двенадцатью пушками, расставленными на палубе.

"Это тебе не русские купеческие галиоты, деревянными гвоздями шитые",

- мелькнуло в мыслях Шелихова, когда он осматривал понравившееся ему

судно.

Не открывая своих торговых намерений, он прежде всего постарался

разузнать, откуда пришли иноземцы и сколько шли.

Дородный капитан корабля "Юникорн" Ост-Индской компании Виллиам

Питерс выступал павлином и говорил:

- Из Бенгала вышел двадцатого марта, в Кантоне чай брал двадцать

восьмого июня, в Петропавловск пришел девятого августа...

"Ладно, хвались, хвались, - ничем не выдавая своего

удовлетворения, подумал Шелихов. - Ты пятьдесят градусов по широте за

сто сорок дней осилил, а я семьдесят градусов по долготе за тридцать

пять дней сумел пройти. Твое судно латунью обито, а мое червем морским

изъедено, ракушками облеплено... Вот и поглядим, кто хозяином морей

станет".

На корабле Григорий Иванович пил подносимое англичанами виски и

осторожно разведывал о торговых намерениях заморского гостя. На берегу

же уговаривал Штейнгеля не допускать англичан до торговли по мелочам,

а позволить ему, Шелихову, купить весь английский груз и поручиться за

него в уплате по векселю на Москву, в срок два месяца по предъявлении,

из шести процентов годовых.

Капитан-исправник Штейнгель согласился, и Шелихов объявил

Питерсу, вставляя для полноты убеждения уловленные из прежних встреч

дружеские слова на английском языке:

- My friend - дружище, чтоб не ворочаться тебе с грузом и не

вызывать хозяйского неудовольствия, готов я у тебя, for friendship -

дружества ради, весь груз покупить, ежели цену сбавишь и векселями

возьмешь... Money, казны то есть, при себе не имею, но власти

поручатся, что я все заплачу...

Капитан Питерс, приписав это предложение соблазнительному

действию виски, даже удивился. Но думал недолго. У него было поручение

Ост-Индской компании проникнуть в неведомые, на краю света, владения

русских и во что бы то ни стало завести там с ними торговлю. Чего же

лучше! И Питерс на условия Шелихова согласился, дав со своей стороны

обязательство уплатить при расчете установленные русским

правительством пошлины.

- Ах, и мошенник же ты, Григорий Иваныч, как сумел с англичан

заматерелую гордость сбить да заодно с нею и цены на товары скинуть! -

восхищенно отозвался камчатский капитан-исправник Штейнгель, принявший

на себя роль переводчика в переговорах. - Ведь Питерс-то, по прибытии

к нам в Петропавловск, цену груза в двенадцать тысяч объявил...

- Облыжно мошенником меня называете, ваше высокоблагородие, -

поморщился Шелихов от дружеской грубости барона Штейнгеля. - По славе

о сей выгоднейшей торговле стекутся отовсюду купцы и всякого народа

многочисленность. Но вот в рассуждении о курсе кораблей Ост-Индской

компании, как и судам других держав, надлежит границы поставить да на

картах линию обозначить, чтобы они в север и северо-восток на

обысканные российскими подданными земли и острова американские не

уклонялись. Наш интерес в том, чтобы подданные других наций не могли

входить в пользы, отечеству нашему принадлежащие...

- Это уж не в моей власти! Об этом ты, Григорий Иваныч, в

Петербурге, перед престолом хлопочи...

- Не премину-с, ваше благородие, и не сробею, - заверил его

мореход.

Годом позже, по прибытии в Петербург, в конце 1787 года, в

поисках правительственной поддержки дороге в Америку, он действительно

чистосердечно сообщил обо всем этом коммерц-коллегии и императрице в

своей "Записке о странствованиях в Восточном море"; сообщил и о

полученной в этой сделке прибыли: "полтинник на рубль".

Получив за проданный груз векселя, в которых подпись Шелихова

была удостоверена и скреплена государственной печатью камчатского

капитан-исправника барона Ивана Штейнгеля, капитан Питерс при

разгрузке задержал и заупрямился выдать пять ящиков чая жулана,

корзину китайских чашек и несколько кусков дабы.* Возник спор, едва не

расстроивший сделку. (* Китайская плотная хлопчатобумажная материя.)

- Ну, на что они вам занадобились? - пытался Шелихов уговорить

подвыпившего на отвальном обеде англичанина уступить хотя бы чай. - В

Кантон идете, там чаю наберетесь по самые бимсы верхней палубы...

- Чай и китайские товары я в Кантоне на комиссию взял у

Лихудзы... богатейший купец... По китайским законам, потерпевший

кораблекрушение не отвечает за груз. Нужны, конечно, доказательства...

Вот то, что я оставил, в морской воде выкупаю, разобью, изорву и...

сдам Лихудзе... кораблекрушение!

- Капиталы наживать у английских купцов учиться надобно, ваше

высокоблагородие. Такой коммерции у нас и в Кяхте не случалось, -

усмехнулся Григорий Иванович, намекая исправнику Штейнгелю на

неуместность упрека в "мошенничестве", который тот сделал ему,

Шелихову. Но Штейнгель и виду не подал, что понял, - он невозмутимо

продолжал переводить путаные объяснения англичанина. - На англинцах-то

вы худа и не замечаете! - настойчиво продолжал Шелихов и махнул

наконец рукой: не прошибить баронской симпатии к заграничному.

Проводив Питерса в море, Шелихов стал рядить петропавловских

камчадалов и вольных людей на доставку купленных товаров батами до

Большерецка и оттуда вдоль берега - в Тигилский острог. Снарядить

такую экспедицию дело было нелегкое, но уж очень хотелось Шелихову

распродать купленное до возвращения в Охотск.

Прибыль предвиделась немалая, поэтому на деньги и на натуроплату

солью и чаем мореход не скупился. Предстояло верст полтораста на гужах

подняться вверх по речке Аваче, одолеть в верховьях небольшой волок на

другую речку - Быструю, а потом вниз по Быстрой сойти до Большерецка.

Этим путем без особых приключений, если не считать нескольких

разбившихся на камнях батов, - груз, хотя и подмоченный, был спасен -

Шелихов и добрался дней за десять до Большерецка.

Но наступившая осень с проливными дождями и густыми многодневными

туманами прекратила сообщение между селениями и стойбищами Камчатки.

Надежды Шелихова расторговаться до наступления зимы без остатка таким