Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Моменты во время разбирательства бывали и тяжелые и очень напряженно-драматические. Тяжело было, когда директор городка и Дома Творчества [726] на вопрос судьи: «почему не совершался в доме ремонт?» ответил не моргнув: «Мы хотели делать капитальный ремонт дачи К. И., но его наследники не позволили». А я ведь этого директора лет 25 знаю, он человек в общем добродушный, и не вор, и у К. И. бывал и даже на суде только что говорил правду в нашу пользу, а потом вдруг так… Это его научил кто-то, сам он не додумался бы до такой подлой лжи. Тяжело было выносить злобу, клокотанье и ненависть юрисконсульта Литфонда, он орал на нас просто с пеной у рта. Драматический момент — суд (уже, как мы тогда не понимали! клонившийся на нашу сторону) стал настаивать, чтобы Люша и я обязались впоследствии отдать «реликвии» Литфонду в их будущий музей. Это суду было нужно, чтоб решить дело в нашу пользу. Но Люша сказала:

— Нет. Литфонду ни единой нитки.

— Почему?

— Литфонд унижал, оскорблял нас целые годы. Ни на одно мое заявление никакого ответа. Разрушил дачу К. И.

— Значит, из-за обиды?

— Да, из-за обиды… И из-за того, что это — ненадежные руки. Я буду обдумывать судьбу дома и вещей, но Литфонду никогда ничего.

— И вы тоже, Л. К.? — обратились ко мне.

— И я тоже. У меня множество доказательств ненадежности этих рук.

Тут уж на нас кинулась и наша защитница, но мы стояли твердо. И я любовалась Люшиным металлом.

(На обратном пути наша юристка нас бранила. «Вы должны были обещать, вас это ни к чему не обязывало». — «Нет, мое слово меня обязывает».)

Но все это пустяки по сравнению с большими радостями! После моего выступления (сбивчивого) — речь прокурора защитительная! Это ли не радость!.. И все-таки мы не ждали успеха. И вдруг — суд идет! — и мы стоим и слышим: «В иске Литфонду отказать…» А потом чужая женщина, плачущая. Люша у нее: «Отчего вы плачете?» — «От счастья». И две чужие женщины при мне подошли к столу судей, поклонились:

— Спасибо вам.

(Это не «зала суда», а «комната суда», метров 18. «Публики» не было, т. е. было, кроме участников, человек пять…)

Очень хорошо прозвучали в моем выступлении слова, украденные мною из Вашего письма к С. В. [727] Почему я совершила плагиат и не назвала ни Вас, ни его? 1) Приобщить этот документ к делу нельзя было, ибо обращен он не в суд, 2) Вы на копии не поставили даты, 3) юристка нам советовала говорить только о Литфонде, а не о Союзе Писателей, 4) целиком мне Ваше письмо прочесть не дали бы, Ваш диалог с С. В. («ты сказал мне» и пр.) «не к делу». А прочла я замечательные строки о духе К. И., живущем в доме. Очень сильные, и их поняли и услышали все.

_____________________

Я считаю, что защитил свой дом сам К. М.: у суда мнение переменилось, когда они осмотрели дом. И у судьи, и у прокурорши, и у заседателей.

_____________________

Теперь сердце болит за Женю и за Алену — их дело назначено на 1 декабря. Ох, они в беде, там положение весьма сложное… Все равно надо спасать это святое место для будущего, но — как? не знаю.

_____________________

25 и 26 с утра — шквал звонков не только московских, но и междугородних: Ленинград, Киев, Пярну, Одесса, Рига… Все поздравления (боюсь, преждевременные). Не верится мне, что мы злобу отбили.

_____________________

Люша привезла в суд чемодан + портфель бумаг и ксерокопии всех наших посетительских книг (их — 6 томов…). Удивительная у нее толковая голова… Все приобщено к делу.

Дорогой Алексей Иванович, вот Вам краткая рапортичка о наших делах. 1 декабря были вызваны в районный суд г. Видный, т. е. туда же, где были мы 24-го, Алена и Женя Пастернаки. Они взяли с собою Райкина и роскошную Бэллу Ахмадулину. Оказалось: судебное разбирательство отложено, потому что не явились истцы… (Т. е. Литфонд, проигравший дело против нас.) Приехавшие ответчики, в сопровождении Райкина и Бэллы, попросили разрешения увидеться с Председателем Суда. Тот принял их очень вежливо и даже радушно, и сказал, что дело о даче Пастернаков отложено до 22/XII, потому что оно будет решаться в зависимости от решения Областного Суда по делу Чуковских… «Законодательство, касающееся Охраны Памятников, очень неясно: решение по делу Чуковских беспрецедентно, и теперь мы ожидаем, подтвердит ли его Областной Суд»…

Итак, ждем теперь Областного Суда. Ясно, что Литфонд кассацию подал. Не сомневаюсь также, что наши горячие поклонники с улицы Воровского тоже не дремлют: телефоны трещат, «Волги» катят взад-вперед.

Выходит, что на наших плечах теперь не только судьба дачи К. И., но и дачи Б. Л. …Согласитесь, положение ответственное. Мне надо быть по крайней мере здоровой, по крайней мере быть на ногах ко дню нового суда. На успех я не надеюсь, но «делай, что должен; говори, что знаешь, и будь, что будет».

Дорогой Алексей Иванович.

Краткая рапортичка.

Литфонд подал кассационную жалобу на районный городской суд (г. Видного) в Областной суд (находящийся в Москве).

Кассационный суд не изучает дело по существу, но рассматривает оба иска, решение суда и все ли правильно в процессуальном смысле. Нет ли процессуальных нарушений.

Суд назначен на 14 декабря, с утра. На Баррикадной улице, т. е. в двух шагах от ЦДЛ. Для того чтобы парировать нападки Литфонда, нам необходимо видеть, в чем они заключаются? Что именно говорит Литфонд в ответ на неблагоприятное для него решение? Люша собиралась ехать в Видный и там переписать текст кассационной жалобы. Позвонила туда в канцелярию о часах работы. Ей ответили, что все дело уже отправлено в Москву — в Областной суд — а копия литфондовской жалобы — нам, на ул. Горького. Но сегодня 10-ое, суд 14-го — а мы не получили ничего! И таким образом ни мы, ни наша юристка не можем подготовить ответ.

Вот так «сидим и околеванца ждем» (Чехов) [728].

Литфонд же и Союз Писателей между тем развили энергию. 1) Директору городка приказано «заболеть надолго», потому что на суде в Видном он провинился всего один раз, а в общем говорил правду, т. е. в нашу пользу. Значит, во время кассации Литфонд, кроме юрисконсульта (глупого и злого), будет представлен кем-нибудь новым, — кем-то, кто станет врать сплошь, а не изредка 2) на одном из коттеджей Дома Творчества возникла доска «Литературный Музей». Она вызывает у одних недоумение, у других — смех, ибо в этом коттедже продолжают жить по путевкам писатели, никаких экспонатов нет (разве что сами они — живые экспонаты), экскурсоводов тоже нет — а вывеска, между тем, уже висит. (Шулера, думаю я, собираются уверить суд, что дом Чуковского не нужен, т. к. вот-вот откроется Музей, где и ему будет «уделено место».)

Я на кассацию не пойду (по закону имею право не являться). Все тяготы дела падают на Люшу, она говорит, что в Видном я была нужна, и чуть ли не мое выступление решило дело, а тут я буду только во вред (ибо вмешается Союз Писателей), и что ей без меня будет легче. Ну, если ей так легче, то я и не пойду.

Вот Вам мой очередной рапорт. После 14-го постараюсь позвонить и уж во всяком случае напишу.

Когда будут силы — напишите, а вообще не невольте себя.

Дорогая Лидочка!

После смерти Элико вдруг стал писать мне В. И. Глоцер. Отвечать ему мне трудно.

Мы с Элико часто о нем говорили, оба жалели, что он ушел (сбежал, если выразиться точнее) из нашей жизни.

— Я уверена, что рано или поздно он вернется, — сказала мне совсем незадолго до смерти Элико. — Но, ты знаешь, прежнего уже никогда не будет.