Воспоминания об Александре Грине

В это время вместе с Сокурой подошел к нам городовой, а также подошел и Кириенко, и я сказал городо-

PAGE 443

вому задержать молодого человека. При задержании молодой человек не сопротивлялся, а только на предложение городового следовать за ним, сказал: «Куда пойдем?» На это я заметил ему, что мы, собственно, за ним и пришли. Тогда молодой человек, посмотрев на меня, сказал лишь протяжно «за мной» и последовал в участок».

В ТЮРЬМЕ. ПОБЕГИ. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Грин жил по паспорту на имя Александра Григорьева. В комнате его нашли дорожную корзину, а в ней двадцать восемь брошюр издания как социал-революционеров, так и социал-демократов.

Начался допрос. На все вопросы - а их в протоколе немало - арестант отвечал: «Не желаю давать показаний».

В заключение Грин-Григорьев заявил: «Я не признаю себя виновным в том, что, войдя в соглашение с канониром севастопольской крепостной артиллерии Григорием Чеботаревым и с другими лицами, при содействии их, организовывал сходки солдат, происходившие в мастерской артиллерии, на Михайловском кладбище и вблизи Братского кладбища, с целью распространения между солдатами революционных изданий и произнесении речей, направленных к бунту против власти верховной и к ниспровержению правительства, а также в том, что хранил у себя на квартире революционные издания, найденные у меня при обыске 11 ноября 1903 года. По поводу предъявленного мне обвинения никаких объяснений представить я не желаю.

От подписи протокола обвиняемый Григорьев отказался».

Вечером того же дня товарищ прокурора в представлении прокурора Одесской судебной палаты, сообщив об аресте, обыске и допросе Грина, заключил: «В общем, поведение Григорьева было вызывающее и угрожающее. По допросе Григорьев заключен под стражу в севастопольскую тюрьму».

В Пензу был отправлен запрос о мещанине Григорьеве: севастопольские жандармы интересовались его родственными связями, приписан ли он к мещанскому сословию, на основании какого документа выдан паспорт

и т. д.

PAGE 444

Ответ пришел через несколько дней. Мещанская управа сообщала, что паспорта на имя Григорьева она не выдавала.

Грина вновь вызвали на допрос, предъявили бумагу из Пензы, но он стоял на первоначальных показаниях:

«Я настаиваю на том, что принадлежу к обществу мещан г. Пензы и что меня зовут Александром Степановым Григорьевым, и если пензенская мещанская управа сообщает, что 22 марта 1903 г. за № 351 паспорта на имя Григорьева не выдавала, то это несомненно ошибка».

Севастопольские жандармы вновь отправили запрос в Пензу. На этот раз им ответили более подробно. Подтвердив, что паспорта на имя Григорьева не выдавалось, председатель управы при этом сослался на письмоводителя и секретаря, которые сборов за выдачу паспортной книжки не заприходовали. Новая бумага выглядела солидно: подпись председателя удостоверяли четыре казенных печати.

10 декабря Грина вновь подвергли допросу. Он показал:

«После объявления мне сообщения пензенской мещанской управы заявляю, что я действительно не Григорьев и не мещанин г. Пензы, но кто я такой, объяснить не желаю. Подписать протокол не могу ввиду того, что я скрываю свое звание и фамилию».

Как мы уже знаем из «Автобиографической повести», через семь дней, 17 декабря, Грин попытался бежать из тюрьмы, но неудачно. В одиночке, где он сидел, сделали тщательный обыск: нашли письмо, записку «с буквами и цифрами», знаменитый фельетон Амфитеатрова «Господа Обмановы» и несколько «революционного содержания» стихотворений.

Товарищ прокурора Симферопольского окружного суда - прокурору Одесской судебной палаты.

«…После покушения на побег именовавшийся Григорьевым был переведен в камеру нижнего этажа, чтобы устранить возможность переговариваться знаками с лицами, проходящими по улице мимо тюрьмы, и, кроме того, лишен: прогулок, чтения книг и письменных принадлежностей. Тогда Григорьев перестал принимать пищу и добровольно голодал в течение четырех суток. Наконец, 22 сего декабря, когда ему было объявлено,

PAGE 445

что более строгое содержание его в тюрьме вызвано его же действиями, он изъявил желание принимать пищу и открыл свое имя и звание, назвав себя потомственным дворянином Александром Степановым Гриневским. Ныне предстоит поверка указаний о личности назвавшегося Гриневским».

Дав ответы на вопросы, касавшиеся только его лично (семейное положение, средства к существованию и т. д.), Грин категорически пресек какие-либо дальнейшие расспросы: «По обстоятельствам дела, по коему я привлечен, я никаких показаний дать не могу и не желаю».

Выяснив настоящее имя Грина, жандармы, как в таких случаях полагается, сразу же заполнили на него карточку. При этом оказалось, что росту Александр Гриневский 177,4 сантиметра (сидя 94,3), телосложение у него среднее, волосы светло-русые, глаза светло-карие, правый зрачок шире левого, длина головы 19, ширина 14,4. Затем шли размеры ступни левой ноги, среднего пальца и мизинца левой руки, длина распростертых рук, дотошно исследовали особые приметы: родинку на шее, татуировку - корабль с фок-мачтой на груди…

В то время, когда Грин и его друзья только еще разрабатывали план побега из севастопольской тюрьмы, среди матросов тоже нашелся предатель. В первых числах декабря царю было отправлено письмо, в котором его извещали о «значительно распространившейся преступной пропаганде», захватившей помимо воинских частей и некоторые флотские экипажи. Особенно усиленная агитация идет в морском госпитале и «среди команд военных судов „Очаков" и „Императрица Екатерина II"». По заявлению одного из матросов, «делаются приготовления к устройству на рождественских праздниках… вооруженных беспорядков». Поэтому в ночь на 1 декабря в морском госпитале был произведен обыск, «коим обнаружено несколько революционных брошюр, причем арестовано четыре лица».

После первых допросов, уже в начале 1904 года, жандармы выяснили, что пропаганду среди флотских экипажей вел все тот же Александр Гриневский.

По документам охранки видно, что они успели схватить лишь немногих и о подлинном размахе агитации на

PAGE 446

Черноморском флоте даже не имели приблизительного понятия.

Но и то, что они обнаружили, испугало жандармов до крайности. В Петербург срочно полетели телеграммы и письма с требованием вернуть Бибергаль из архангельской ссылки, запрашивали, следует ли объединять оба дела о пропаганде среди солдат крепостной артиллерии и флотских экипажей. Из столицы ответили: не следует.

В связи с предполагавшимся в 1904 году празднованием пятидесятилетия обороны Севастополя и возможным приездом царя Таврическое управление составило список особо опасных революционеров, действовавших в Крыму. О Гриневском сказано: «Натура замкнутая, озлобленная, способная на все, даже рискуя жизнью. Пытался бежать из тюрьмы, голодал. Будучи арестован с 11 ноября 1903 года, пока не ответил ни на один вопрос».

В мае 1904 года Грин обратился с прошением к министру внутренних дел:

«В апреле месяце 1904 года мною было послано прошение на имя прокурора Одесской судебной палаты, в коем я просил его превосходительство о переводе меня в тюрьму города Вятки, где проживают мои родители. Означенное прошение было препровождено в главное тюремное управление. Так как на оное прошение до сего времени ответа не было, то прошу ваше высокопревосходительство сделать надлежащее распоряжение об отправке меня в г. Вятку или же о препровождении меня на место ссылки до приговора. Политический арестант Александр Гриневский. Севастопольский тюремный замок, мая 20-го дня, 1904 года».